o bdf4013bc3250c39 - User

времени она успела полюбить произведения Андрея Белого и Федора

Сологуба и захотела заниматься изучением их творчества. Ее научным

руководителем был историк русского Fin de siècle,5 знаток Серебряного века, заведующий кафедрой теории литературы профессор Константин Генрихович

Швец, и Зина с увлечением взялась за предложенную им тему: «Поэтика грез

и сновидений в прозе Федора Сологуба». Зина составила план, содержание

5 Fin de siècle (фр. «конец века») — обозначение периода 1890—1910 годов в

истории европейской культуры. В России более известно как Серебряный век.

66

глав, сделала выводы, написала заключение и представила эти наброски

Константину Генриховичу. Тот одобрил, и девушка, окрыленная первым

успехом, начала работать.

Сдав последнюю сессию в конце января, она уже закончила черновой вариант

дипломной работы и отдала рукопись знакомой машинистке. Константин

Генрихович просмотрел машинопись и одобрил основные положения работы.

Посоветовал включить несколько цитат из трех-четырех публикаций.

- Времени у вас предостаточно, - улыбнулся он. – Давайте договоримся, что к

концу марта вы мне сдадите окончательный вариант диплома, чтобы за

оставшиеся до защиты два месяца я смог внимательно его прочитать и

подкорректировать недочеты, если таковые будут. Впрочем, ничуть не

сомневаюсь, что если они и будут, то очень незначительные. Успеха!

Защитилась она с блеском, и даже оппоненты вынуждены были поставить ей

«отлично». Константин Генрихович по своим связям добился того, что

дипломная работа выпускницы Гвоздевой была опубликована в солидном

научном журнале.

- Ну что, голубушка, вам прямая дорога в науку, - сказал Зине руководитель, поздравляя ее. – Хотите?

От волнения Зина не знала, что и сказать. Она густо покраснела и не сводила

с него восхищенных глаз.

- Задумайтесь хорошенько, - продолжал Константин Генрихович. – Я

попытаюсь пробить место на кафедре. Станете ассистентом, преподавателем.

Защитите кандидатскую, будете старшим преподавателем. А там и до

докторской недалеко. Интересная научная карьера вам обеспечена.

Соглашайтесь, - добавил он и пристально посмотрел ей в глаза.

- Н-н-не знаю… Все неожиданно как-то, - едва выдавила Зина и растерянно

повела плечами. – Тут не может быть случайности. Что из того, что мой

67

диплом так всем понравился? Может, дальнейшие работы и не получатся

совсем?

- От случая в нашем деле и правда, многое зависит, - подтвердил Константин

Генрихович. – Но почему вы думаете, что впредь у вас никогда не будет таких

счастливых, богодухновенных случайностей? И к тому же не стоит забывать

Пушкина: «Случай – бог-изобретатель». Каждая работа – такое вот

изобретательство, интересное, неожиданное. С опытом каждая последующая

работа будет писаться легче, увереннее…

- Однако тот же Пушкин добавил: «Опыт – сын ошибок трудных», - съязвила

Зина.

- Ловко, - рассмеялся Константин Генрихович. – Сдаюсь. Судя по тому, что

классики у вас в крови, что вы ими, можно сказать, так и брызжете и жизни

своей без них не представляете, смею заключить, что вы согласны?

- А что? Может, и соглашусь! – неожиданно даже для самой себя ответила

Зина.

- Вот и славно! – обрадовался Константин Генрихович. – Поверьте, школа –

это, конечно, хорошо, это благое дело, - затараторил он, пытаясь

окончательно убедить девушку. – Но через два-три года, поверьте, вы

благополучно забудете все то, чему вас учили в вузе, и погрузитесь в

обыденное, рутинное повседневное отбывание повинности. Нет-нет, есть,

разумеется, отличные учителя, но сама сущность учительской работы такова, что отбивает не только охоту, но и всяческую возможность научных

изысканий. Ну хотя бы источники взять. Где вы, скажите, будете начитывать

фактуру? В библиотеке Орехова-Зуева? В Можайске? А я предлагаю вам

остаться в Москве, где вам будет открыт доступ в любые лучшие библиотеки

и архивы. К тому же стоит забывать, например, о заграничных

командировках. Кстати, как у вас с иностранными языками?

68

- В школе я неплохо занималась немецким, в институте хорошо пошел

английский, - ответила Зина.

- Прекрасно! Не знать иностранные языки – для филолога непозволительная

роскошь. При желании можно подтянуть языки самостоятельным

штудированием научной литературы…

- Я всегда любила заниматься в библиотеках, - кивнула Зина.

- И это самое приятное занятие на свете, смею вас уверить! – подхватил

Константин Генрихович. – На сегодня простимся, подумайте еще раз

хорошенько, хотя хочу надеяться, что вы не измените своего решения.

Позвоните мне, например, послезавтра. И тогда я начну пробивать местечко

на кафедре. Для начала можно будет вести семинары по теории литературы.

У меня, к сожалению, не всегда есть время для практических занятий со

студентами.

Вечером Зина рассказала все матери, и радости женщины не было предела.

- Ты согласилась, надеюсь? – спросила мать.

- В общем-то да, - неуверенно сказала Зина.

- Что значит «в общем-то»? – удивилась мать. – Хочешь отправиться в

область?

У Зины мелькнула мысль, что в области живет и работает Володя Калугин, и

она на секунду представила, что, возможно, и ее могут направить в

Одинцово, и тогда…

«Да нет, глупости! Что «тогда»? – одернула себя Зина. – У него семья, да он

наверняка и не знал о моей… о моем чувстве к нему… Форменные

глупости!»

- Да согласна я, мама, согласна, - твердо сказала она.

69

- Ты у меня молодец, - мать кинулась обнимать дочь. – Ты такая

трудолюбивая, свое высшее образование ты получила сама. У тебя все

впереди. И к тому же со мной останешься, а то как же я ревела украдкой, представляя, что ты покинешь меня!

5

Через два дня Зина позвонила Константину Генриховичу и сказала, что

хорошенько все обдумала и согласна на его предложение. Профессор

обрадовался и пригласил ее в ресторан. «Надо же отметить такое

судьбоносное решение», - мотивировал он свое предложение.

Зина обескуражено замолчала, чувствуя, как рука, державшая телефонную

трубку, покрывается мелкими капельками пота. Профессор тоже молчал,

только едва слышно дышал в трубку.

Молчание затягивалось, и Константин Генрихович первым нарушил его:

- Ну так что? – мягко, но настойчиво спросил он. – Обещаю роскошный стол

в «Праге». Соглашайтесь, Зина. Надо привыкать: в перспективе у вас немало

торжественных застолий. За рубежом привыкли угощать.

Молчание показалось бы невежливым, но Зина не знала, что и сказать. А

потому выпалила первое, что пришло в голову:

- Но у меня нечего надеть! Да я никогда и не была в ресторанах.

- Вот я и говорю: надо начинать! – Швец был непреклонен. – Насчет платья

не беспокойтесь. Давайте заглянем к моему портному, он снимет мерку и за

несколько часов пошьет вам прекрасный наряд.

- Вы знаете… - замялась было девушка, но Константин Генрихович снова

взял инициативу в свои руки:

70

- Если вы о деньгах, не стоит волноваться. Это будет моим вам подарком.

- Но в честь чего? – искренне удивилась Зина.

- В честь того, что сегодня вы выбрали верный жизненный путь. – И потом, могу ведь я побаловать моих самых талантливых учеников. Согласитесь, без

таких маленьких радостей жизнь была бы обыденной и скучной – и моя, и

ваша. Разве я не прав?

Зина не стала возражать, что ее жизнь если и была, как он выражается,

обыденной, то уж скучной ее в любом случае назвать никак нельзя. Не

хотелось вдаваться в подробности, да и вряд ли он понял бы ее.

«Наверняка ведь он не рос в таких условиях, - подумала она, - не знает, что

такое отец-пьяница и загнанная, уставшая мать».

- Хорошо, Константин Генрихович, я согласна, - ответила она. – Только фасон

и цену платья, с вашего позволения, я выберу сама.

- Уговорили. Тогда через час встречаемся у входа на факультет, - донеслось с

другого конца провода, и Зине показалось, что голос Константина

Генриховича уже не был голосом ее преподавателя и научного руководителя.

- Я буду на машине, сразу же поедем в ателье.

Ателье профессора Швеца находилось в одном из переулков в районе

Тверских улиц. Они вышли из автомобиля – новехонькой «шестерки», -

вошли в обычный подъезд старинного жилого дома и дождались лифта,

который профессор отправил на шестой этаж.

- Разве мы не в ателье? – удивилась Зина.

- Собственно говоря, он, как бы вам сказать, шьет на дому. Только я попрошу

вас никому об этом не распространяться, хорошо?

71

Девушка согласилась, и вскоре они оказались в просторной квартире, где

повсюду были расставлены гладильные доски, развешены клеенчатые метры,