Туркменская трагедия - Владимир Рыблов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После выхода Туркменистана из рублевой зоны цена на хлеб с четырех рублей подскочила более чем на одну тысячу рублей, мука также фантастически подорожала, килограмм мяса стоит восемнадцать тысяч, масло сливочное — тридцать одну тысячу манатов. Максимальный размер пенсии — 100 тысяч, столько же получали ветераны труда, за плечами которых полувековой трудовой стаж; ветеранам войны был установлен “потолок” — 120-130 тысяч манатов, это по курсу “черного” рынка, не более 7-10 долларов. Такую пенсию ветераны получали вплоть до 2000 года.
Если до “реформы” инвалид войны на сто двадцать рублей своей пенсии мог купить около семидесяти килограммов первосортной баранины, то теперь его пенсии хватает лишь на семь килограммов мяса.
Помню встречу с одной знакомой женщиной-туркменкой, приехавшей в Москву по несчастному случаю. “О возвращении домой в Ашхабад думаю с содроганием, — с тревогой говорила она. — Скажите, есть ли надежда, что будем жить лучше? Ведь прошло пять с лишним из обещанных десяти лет так называемого благополучия. А духовно мы вовсе обнищали. И никакого просвета!”
С августа 1998 г. минимальная зарплата установлена близко к средней, то есть 200 тысяч манатов, что составляет немногим более 14 долларов. Так что цифры 50 и 100 долларов из “АиФ” — это из области легенды, богатого воображения государственных чиновников, навеянных фантазией самого президента. 100 долларов — это полтора с лишним миллиона манатов! Такую зарплату не получают даже министры и председатели комитетов. Официально, конечно. Хотя Ниязов не единожды откровенничал, что его визири, то бишь министры и другие члены правительства, живут не по средствам. Откуда они их берут? Даже Аллах не ведает, но зато об их источниках дохода, вероятно, хорошо знает сам президент.
А с обещанным твердым курсом маната получился конфуз. Ныне на “черном” рынке 15-16 тысяч манатов равны одному доллару. Ни в одной зарубежной стране манат не входит в число конвертируемых валют. Даже несмотря на то, что на ассигнациях изображен “божественный” лик самого Ниязова, а в банках Германии, как он не единожды проговаривался, держит значительную часть валютных доходов Туркменистана, чтобы обеспечить золотым запасом высокий курс маната (“ЛГ”, 28.07.93).
Туркменский президент, осведомленный о крахе экономики страны, чтобы усыпить народ и ввести в заблуждение общественное мнение относительно истинного положения дел, с калейдоскопической скоростью меняет “программы”. То десятилетка, то трехлетка, то “1000 дней”. Дни-то мелькают, а в экономике вместо подъема все заметнее спад, “программы” уходят в небытие, оставляя после себя лишь пустой звук.
Несмотря на тревожную ситуацию с экономикой, рост армии безработных, дороговизну, резкое снижение жизненного уровня народа, Ниязов не ослабляет пресс давления на оппозицию, в частности, на зародившееся народное движение “Агзыбирлик” — “Единство”, собравшее вокруг себя инакомыслящую интеллигенцию и сочувствующих его идеям людей. Не ограничиваясь слежкой за “возмутителями спокойствия”, вызовом их в прокуратуру, в МВД, КНБ, запретом на свободу слова, арестом в Ашхабаде тиража независимого частного журнала “Даянч”, выходившего в Москве, президент еще 26 мая 1992 года на встрече с личным составом Комитета национальной безопасности республики призвал “задействовать весь имеющийся у них арсенал технических средств для борьбы с теми, кто пытается дестабилизировать обстановку”. Он сформулировал эту задачу, как главную для всех служб Комитета безопасности, включая и внешнюю разведку, поскольку разведслужба за рубежом якобы утратила свою актуальность. (“Московские новости”, № 27, 5 июля 1992 г.).
Борьба с оппозиционно настроенными людьми в Туркменистане всегда на первом плане. Вот примеры в работе правоохранительных органов в этом направлении. Был взят под стражу сопредседатель “Агзыбирлика” Нурберды Нурмамедов, не допустили для встречи с представителями международной правозащитной организации СБСЕ представителей оппозиции, журналиста Ю. Хыдыра, увезли для профилактической беседы в райотдел милиции редактора оппозиционного журнала “Даянч” Мурада Саламатова, который после этого отошел от оппозиционной деятельности, бесследно исчезла журналистка Наталья Соснина, резко критиковавшая политику руководства Туркменистана. (“Известия”, 23.04.93, “Правда”, 02.02.94). А президент обещает “не воздвигать стену”, а “выстроить мосты”, “постепенно открыть дороги различным партиям” (“ТИ”,16.12.92).
С той поры миновало восемь с лишним лет, но, как говорится, воз и ныне там. В стране “открыта дорога” лишь одной Демократической партии Туркменистана (ДПТ), бессрочным председателем которой является сам Ниязов.
Однако президент продолжает прожектерствовать, объявив о создании еще одной, новой 10-летней программы, включающей в себя пятилетку “полного продовольственного обеспечения”. “Реализация новой Программы, — вновь обещает Ниязов, — должна обеспечить к 2005 году среднегодовой доход на душу населения в 10-15 тысяч долларов США... XXI век станет “золотым веком” для туркмен”.
Это было в начале 1999 года, а в августе того же года обнародована новая президентская программа с еще более звучным названием “Стратегия социально-экономических преобразований в Туркменистане на период до 2010 года. Основные направления”. С теми же нереальным задачами: “К 2005 году производство основных продовольственных продуктов на душу населения обеспечит уровень рациональных норм потребления, а покупательская способность к концу периода, то есть к 2010 году, а не к 2005 году, как говорилось в предыдущей Программе, составит на душу населения 14,8 тысячи долларов США” (“НТ”, 03.08.99).
Если верить словам Ниязова, то в Туркменистане уже сейчас среднегодовой доход на душу населения превышает 2 тысячи долларов. Только не уточняется, на какую часть населения, скорее всего на “новых туркмен”, у которых хватило средств отгрохать в предгорьях Копетдага и в различных частях Ашхабада дворцы и дачи. По всей вероятности, названная президентом цифра из того же мифа, предложенного “АиФу” официальными органами Туркменистана. Во всяком случае, как ни прискорбно признаться, в стране мало кто верит заверениям президента. Ведь из пустых слов не сваришь плов.
“МЫ ПОЙДЕМ СВОИМ ПУТЕМ”
В августе 1993 года, в интервью американской газете “Лос-Анджелес Таймс” и Бельгийскому телевидению Ниязов заявил: “Мы пойдем своим путем”. Эти слова он повторил и чуть позже в сентябре того же года на встрече со студенческой молодежью Туркменистана. “Сегодня, — сказал президент, — заново открываем для себя свою собственную страницу, свою собственную историю”.
Насколько они искренни, эти слова, насколько велико стремление претворить их в жизнь? В жизни нередки случаи, когда между словом и делом пролегает “дистанция огромного размера”. А не верить Ниязову оснований у туркмен больше, чем достаточно.
“Свой путь” — это чаще всего демагогия, это уловка, отвлекающая народ от реальных трудностей, проблем, ибо Туркменистан ни одного дня не развивался по последовательной реальной программе, у страны нет грамотной экономической программы, составленной с учетом реалий жизни. Туркменский “лидер”, стремясь поскорее укрепить независимость Ашхабада от Москвы, возлагал особую надежду на поддержку братьев-турок и ближайших соседей — иранцев.
Вначале Туркменистан, выбрав чуждую турецкую, с оглядкой на иранскую, модель общественного развития, попытался их скопировать и тем загнал себя в угол. Правда, Ниязову импонировала турецкая система с мобильной армией, крупным полицейским аппаратом и другими органами подавления. Но бывшего первого секретаря ЦК КПТ не устраивала и “чрезмерная” светскость Турции, и ориентир на американский образ жизни, в частности, эмансипация женщин. “Хватит, — заявил он, — этой свободы мы насмотрелись у России, покусившейся на наши национальные обычаи — калым, яшмак — платок молчания”.
Туркменский президент, однако, отдает больше предпочтений иранской модели: там сильно влияние религии, суровее порядки, исходящие из канонов ислама, но зато, по его мнению, они стоят на страже государства. Симпатии Ниязова к Ирану особенно ярко проявлялись, когда президентом соседней страны был Рафсанджани. Но смена правительства в Иране вызвала заметный холод в отношениях двух стран. Тем более в СМИ промелькнуло сообщение о том, что одна из европейских стран, кажется, Бельгия подала в суд на бывшего президента Рафсанджани, обвинив его в вопиющих нарушениях прав человека. Вот только теперь неизвестно, как поведет себя его “брат” Ниязов, некогда чутко внимавший советам и пожеланиям своего иранского коллеги и наставника. Будет ли он по-прежнему носиться с мыслью сбежать за горы, то есть в Иран, как он однажды заявил корреспонденту “WE/МЫ”.