Туркменская трагедия - Владимир Рыблов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Мы искренне сокрушаемся: “Туркмены никогда не имели своего государства”. После обретения Туркменистаном независимости кое-кто, особенно дилетанты, представляющие прошлое своего народа понаслышке, кичатся, будто туркмены свою историю отсчитывают тысячелетием, подобно тому, как некогда Гитлер бредил тысячелетним рейхом.

Научные авторитеты утверждают: срок жизни любого этноса теоретически установить невозможно. Только для устоявшихся, больших и относительно прочных систем возраст определяется не более семью веками. Туркменские же ученые несколько щедрее отпускают этносу срок существования — до 1500 лет. Когда же нация успевает достичь своего естественного предела, стареющий этнос поглощается активными соседями. Чтобы выжить, он сливается с другими народами, давая начало иному, новому этносу.

Прошлое туркмен теряется в седой старине. Однако это не мешает нам думать об истории своего народа, будь то с гордостью или с чувством печали и стыда, ибо в минувшем, наряду с достойным, было немало горького и жалкого. И все же у мира есть общая закономерность: он идет по пути прогресса, медленно, но верно, от простейшего к сложному, от низшего к высшему существу — человеку, от варварства к цивилизации. Но не пренебрегаем ли мы предметными уроками истории? Достаточно ли глубоко мы размышляем над ними, чтобы трезво осмысливать настоящее, без которого невозможно строить будущее? Окидывая взором прошлое, сравнивая его с настоящим, мы вправе спросить себя: стали ли мы цивилизованнее, гуманнее, умнее, справедливее? Или мы по-прежнему, как в той притче, бичующей пустозвонов, сидим на золе, а мыслями — на Каф-горе, мифических каменных громадах головокружительной высоты, будто опоясавших землю.

БЕЗ ВЕТРА И ТРАВИНКА НЕ ШЕЛОХНЕТСЯ

История мировой печати едва ли помнит подобный курьез, когда опровержения в газете требовало столь солидное число государственных и духовных мужей да еще во главе с председателем меджлиса (парламента) С. Н. Мурадовым. Не довольствуясь этим посланием, сатисфакции возжаждал и Борис Оразович Шихмурадов, вице-премьер и министр иностранных дел Туркменистана, подписавшийся на этот раз под персональной “нотой” протеста — “бывший московский журналист”. Трудно объяснить почему. То ли сомневаясь в авторитетности своего высокого кресла (в Туркменистане оно не столь высокое и уважаемое, если чины в ранге министра и выше падают на колени перед президентом), и даже, дескать, он — “свой”, а может, и для острастки: смотрите, мы с обретением независимости сами с усами и знаем, как поступить. Возьмем да и предъявим судебный иск Олегу Морозу, автору нелицеприятной статьи “Президентское самодержавие”, напечатанной в российской “Литературной газете” (08.02.95).

Преданную президентскую рать всполошила откровенность журналиста: “Ниязов один из самых богатых людей на земле... сам заявил, что на его счету в зарубежных банках 3 млрд. долларов из туркменской казны”. Возможно, шеф дипломатического ведомства и поостерегся бы сыпать соль на президентскую рану, то есть цитировать столь ошеломляющую цифру, знай он... туркменский язык и понимай все, что говорит его хозяин в своих многочасовых речах на родном языке.

Кстати, все выступления Ниязова, публикуемые в туркменской прессе, как правило, не идентичны помещаемым в газете “Нейтральный Туркменистан”, выходящей на русском языке,— единственном в стране русскоязычном издании. В переводе они отличаются от оригинала как небо от земли, их приглаживают умные руки, приводят в божеский вид, дабы не компрометировать их автора перед всем миром.

Уже замечено, что Ниязов, часто пребывая в “кайфе”, то ли от упоения властью, то ли в эйфории каких-то туманных, неведомых простым смертным чувств и ощущений, в своих сбивчивых, порою нелогичных суждениях, несет такое, что на память приходит английская мудрость: “Никогда не говорите дурного о себе, ваши друзья сами достаточно наговорят о вас”. Но что поделаешь, если умный от глупого отличается тем, что умный не попадает впросак, из которого глупый, не зная как выбраться, делает еще больше глупостей, наносящих вред ему же самому.

И тогда его приближенные, чтобы сохранить лицо своего чрезмерно словоохотливого босса, вынуждены вызывать огонь на себя, брать, как говорится, грех на душу, изворачиваться. Так, один из угодников, сам ведший далеко не праведную жизнь, разглагольствуя о “засилье мздоимцев, готовых за умеренные “тридцать сребреников” писать здравицы...”, валит с больной головы на здоровую. Только о ком речь? Не себя ли имел в виду “бывший московский журналист”, что ныне сам прослыл главным дифирамбистом, мастаком сочинять слащавые здравицы в честь “одного из самых богатых на земле”. Правда, не за “тридцать сребреников”, а за холуйство, умение молчать: качества, которые приносят гораздо более солидные дивиденды. Или о живущем в нем же под личиной “журналиста” или “дипкурьера”, некогда курсировавшего по маршруту Лубянка - Дели, доставляя тамошним оппозиционерам кейсы, туго набитые “зелененькими”, в придачу к инструкциям.

Если верить авторам коллективного опровержения, то их, кажется, больше всего оскорбили следующие строки: “Все президенты стран СНГ, во-первых, плохие и, во-вторых, как оказывается, вовсе даже и не президенты. А так — то ли ханы, то ли шахи”.

Что ж тут обидного, если президентом может стать каждый достойный, избранный демократическим голосованием (бывают, конечно, и исключения), а шахами становятся лишь высокородные, так сказать, по наследству. Откуда же задуло? Из того же президентского дворца, где в узком кругу один маститый прозаик и поэт, обогретый высочайшей милостью, обратился к Ниязову:

— Туркмены всегда ходили под властью падишахов, султанов. Президентская форма правления чужда азиатам. Мы жаждем Вас видеть в звании падишаха...

Президенту, втайне лелеявшему мысль объявить себя шахом, это явно льстило, и он был весь внимание, с надеждой ждал, что же скажет другой собеседник.

— Да, туркмену, если он из средневековья, ближе всего шах, падишах, — вроде согласился тот с писателем. А маститый вдруг задал Ниязову неожиданный вопрос.

— А в роду вашем были царственные предки? Скажем, хан, пусть самый захудалый?

— Ханов не было, — потупился Ниязов, как нашкодивший ученик, едва удерживаясь от искушения “отыскать” в своей генеалогии хотя бы самого завалящего хана. Да не нашелся сразу. Еще, к сожалению, коптили небо люди, знавшие его отца, хотя сам он о своих родичах дальше деда представления не имел.

— Дед мой ходил в арчинах села, имел свое крепкое хозяйство, имел баранов. В тридцать седьмом его, как бая, в Сибирь сослали.

— Бай не высокороден, им всякий может быть. Пожалуй, внука бая шахом провозглашать неэтично, что ли, — неумолимо заключил второй собеседник.

Президент, вероятно, уже видевший себя в шахской короне, был явно огорчен, и трезвого умозаключения второму не простил. Счеты с ним он сведет позже. Но слухи о том, что Ниязов вот-вот объявит себя монархом, разошлись мигом. Обильную пищу тому давали и подхалимы. В Бахардене ему через плечо повязали широкий ковровый пояс с вытканными на нем словами: “Справедливый шах”. Ниязов подарку радовался, как ребенок. Его фотографию с поясом опубликовали все газеты, показывали по телевидению.

Говорят, услужливый дурак опаснее врага. Нынешний пресс-секретарь президента Какамурат Баллыев в своих репортажах и интервью то и дело величает своего шефа “падишахом”. Его примеру, естественно, следуют все средства массовой информации страны. Во всех велаятах (областях) и некоторых этрапах (районах) возвели загородные дворцы и дачи, прозванные официально “шамульки” — “владения шаха”. С большой обслугой, земельными угодьями, крупными отарами овец и другой живностью, пригнанных из бывших колхозов и совхозов.

Читатель вправе спросить: “А как же угроза Бориса Шихмурадова судиться с “Литературной газетой”? Она, разумеется, лопнула, как мыльный пузырь, ибо то была лишь хорошая мина при плохой игре. Блефовал спикер, блефовали министры... Хорошо, если верблюд поймет, что и у него шея кривая.

Шамульк — от арабского “владение” — вид частной земельной собственности в пору феодализма в странах Ближнего и Среднего Востока. До Октябрьской революции российский царь Николай II только в одном районе Туркменистана — Байрам-Али —владел поливными пашнями, небольшим хозяйством, которое также называлось “шамульки”. Ныне на значительной части этой территории, занятой почечным санаторием, носящем имя президента С. Ниязова, возведен также его дворец.

Гегель как-то сказал, что все великие всемирно-исторические события и личности повторяются, так сказать, дважды. Маркс уточнил, первый раз — в виде трагедии, второй раз — в виде фарса. Так интеллектуальный мир обрел еще одну крылатую фразу, а несчастный туркменский народ на собственной шкуре убедился: трагедия и фарс чаще всего смыкаются воедино и питают друг друга.