Туркменская трагедия - Владимир Рыблов

Кстати, роман-трилогия Р. Эсенова, которому автор посвятил более четверти века, обсуждался на расширенном заседании Совета туркменской литературы Международного сообщества писательских союзов, где московские литераторы дали высокую оценку художественным достоинствам произведения и рекомендовали присвоить автору звание лауреата литературной премии имени Физули. О присуждении этой почетной международной премии Сергей Михалков, Расул Гамзатов, Тимур Пулатов, Лазарь Карелин поставили в известность Ниязова и просили его способствовать изданию в Туркменистане романа на туркменском и английском языках. Однако Ниязов, которому письмо из Москвы было отправлено в октябре 1998 года, так и не удосужился ответить этим всемирно известным писателям.

Экскурс из дня вчерашнего в день сегодняшний, часто совершаемый мною, не случаен, ибо действующий в них главный “герой” один и тот же, и живет он как бы в двух ипостасях. Эти временные измерения неразрывны и дают право автору этих строк перекидывать мостик из вчера в сегодня и обратно.

Не могу не вернуться к статье Р. Эсенова “О чем скрипит президентская арба”, где писатель еще девять лет назад усмотрел в поведении и действиях Ниязова лицемерие, двоедушие, попытку удержать в одной руке два арбуза, чувствуя себя больше автократом, “нежели партийным лидером, на глазах отмежевываясь от среды, взрастившей его и доверившей ему высшие партийные и государственные посты”. Еще в мае 1990 г. ХХ1Усъезд Компартии Туркменистана, принявший резолюцию о целесообразности установления поста Президента Туркменской ССР, решил рекомендовать на эту должность Ниязова. Таким образом, высокой президентской властью его облекла сама Компартия!

КОГДА ХРОМОЙ КОЗЕЛ ОКАЗЫВАЕТСЯ ВПЕРЕДИ

Государственная авантюра 19 августа 1991 года произвела в стране впечатление разорвавшейся бомбы. Лишь в Туркменистане, как сообщала “Комсомольская правда” от 22 августа того же года, переворот в Москве и “похищение” президента Горбачева не заметили. В размеренной жизни республики, по крайней мере, внешне ничто не изменилось.

В тот день туркменское телевидение вообще не вышло в эфир, местное радио без изменения транслировало свои программы, составленные еще полмесяца тому назад. На улицах, в общественных местах, в очередях абсолютно никаких обсуждений происшедшего не наблюдалось.

До поздней ночи редакции республиканских газет прождали обещанного заявления Президента. Но не таков Ниязов, чтобы лезть на рожон, он в добрые-то времена не высовывался: как бы чего не вышло.

Спустя десять дней, когда судьба путчистов определилась: одни оказались за решеткой, другие покончили жизнь самоубийством — и Ниязову теперь уже ничто не угрожало, он на встрече с общественностью республики сказал, что Г. Янаев позвонил ему в первой половине дня 19 августа, пытаясь “ввести Президента ТССР в заблуждение и скрыть свои подлинные намерения”, но “ему ( Г. Янаеву - Р. В.) было твердо сказано о том, что республика следует курсом суверенитета и сворачивать с него не намерена”. (“ТИ”, 29.08.99). А еще через неделю Ниязов с высокой трибуны Верховного Совета СССР в Москве заявил: “Руководство Туркменистана с первого дня, с 19 августа, с первых часов не восприняло хунту. Всем исполнительным органам было дано указание не выполнять распоряжений и постановлений чрезвычайного комитета”( “Известия”, 05.09.91; “ТИ”, 05.09.91).

Так ли это? В названный день, как свидетельствовала та же “Комсомольская правда”, до поздней ночи редакции СМИ прождали обещанного заявления Президента Ниязова. Но не дождались. Туркменское руководство, видно, придерживалось древней восточной мудрости: “Спокойно сиди — и мимо пронесут труп твоего врага”.

На следующий день все республиканские газеты, как на русском, так и на туркменском языках опубликовали “Обращение ГКЧП к советскому народу” от 18 августа, Указ Вице-президента СССР, Заявление Советского руководства: Постановление № 1, Постановление № 2 ГКЧП.

Ниязов, видимо, счел, что документы ГКЧП заменят обещанное им заявление.

В тот же день, то есть 20 августа, как сообщала газета “Московские новости”, когда ее корреспондент обратился за интервью к заместителю председателя Верховного Совета Туркменской ССР В. Г. Отчерцову и пресс-секретарю президента, они отказались с ним говорить, ссылаясь на постановление ГКЧП, что газета не входит в перечень разрешенных путчистами изданий. Разумеется, такой ответ последовал с ведома самого Ниязова. Что же тогда стоит его заявление: “Руководство Туркменистана с первого дня... с первых часов не восприняло хунту”?

Судя по поведению Ниязова и реакции послушных ему СМИ, события, происшедшие в Москве, вызвали у него удовлетворение, ибо путчисты первых лиц республик оставляли на своих прежних местах, лишь ужесточая режим, укрепляя командно-административную систему. Повторюсь, кому-кому, но Ниязову было безразлично, какой режим воцарится в стране, лишь бы ему самому остаться у кормила власти.

Та же картина и 21 августа. Президент Ниязов словно в рот воды набрал. “Указаний не выполнять распоряжений и постановлений чрезвычайного комитета”, как он пытался заверить задним числом, от него не последовало. Напротив, в тот день все республиканские газеты напечатали “Заявление ГКЧП”. Этот документ незамедлительно был также передан по местному радио и телевидению. Материалы путчистов аккуратно и массово тиражировались в десятках областных, районных и городских газетах — на туркменском, русском, узбекском, казахском и корейском языках.

Кстати, в тот день газеты “Туркменская Искра” и “Московские новости” публикуют из Кишинева сообщение, выражающее неприятие молдаванами августовского путча. Здесь прошел митинг под лозунгами: “Долой путчистов”, “Фашизм не пройдет”. Его участники также потребовали от парламента Молдовы срочно принять Декларацию о независимости.

Президент Кыргызстана А. Акаев из всех руководителей среднеазиатских республик оказался единственным, кто во время выступления гэкачепистов однозначно и, главное, своевременно подтвердил свою приверженность и уважение к принципам, изложенным в конституциях и законах Союза ССР и республики Кыргызстан. 20 августа лидер киргизского народа по республиканскому телевидению заявил: “Как глава государства я сделаю все, чтобы защитить государственный суверенитет республики и обеспечить законность и общественный порядок”. (“Московские новости”, 21.08.91).

22 августа партийные издания “Совет Туркменистаны” и “Туркменская Искра” сообщили о встрече Ниязова с рабочими хлопчато-бумажного комбината им. Ф. Э. Дзержинского. И здесь он не высказал четко и определенно своего отношения к путчистам, ограничиваясь лишь ссылкой на то, что в тот день республиканские газеты напечатали Указ президента “считать недействительными указы, постановления и решения ГКЧП на территории ТССР”. Газеты не утруждали себя вопросом, почему президента, чей дед некогда был репрессирован Советами, вдруг повело в такие смутные дни на предприятие, носящее имя “чекиста номер один”, одного из столпов Советской власти. Они также умолчали еще о не менее примечательном факте, как Ниязов у бюста “железного Феликса” склонил свою непокрытую седую голову. В искренность его жеста поверить трудно, но, возможно, он по привычке позировал на всякий случай, надеясь, что этот миг когда-либо зачтется. Уж не сожалел ли он о своем Указе, отменяющем все документы ГКЧП? Однако это не помешало вскоре предать забвению имя Дзержинского, а его памятник выбросить на свалку.

Наступает 23 августа, но и тогда ни один из республиканских официозов никак не выразил своего отношения к происшедшим событиям, лишь перепечатывались союзные материалы.

24 августа республиканские СМИ по-прежнему помалкивали — никаких комментариев, никаких редакционных статей по поводу случившегося — лишь сообщения об отъезде Ниязова в Москву для встречи с Горбачевым и руководителями девяти республик, участвующих в подписании Союзного договора.

Спустя семь дней после августовского события Президент Ниязов, сообщают “Известия” (27.08.91), заявил, что его дальнейшее пребывание в нынешнем составе Политбюро ЦК КПСС невозможно.

Ниязов, уверенный, что теперь к прошлому возврата нет, пошел дальше. По его злой воле в Туркменистане произошла подмена понятий: демократией здесь стали называть антисоветизм. Показной, демонстративный, воинствующий антисоветизм, под которым однозначно подразумевается антирусизм. Как у старшего, так и у последующих поколений туркмен, понятия “Советский Союз”, “советский” ассоциируются с Россией, русским народом и даже славную победу в Великой Отечественной войне, которую ковали все народы СССР, подавляющее большинство туркмен, особенно ветераны войны и труда, связывают, прежде всего, с беспримерным подвигом русского человека, вынесшего на своих плечах основную тяжесть лихолетия.