...Да поможет мне бог - Феликс Джексон

Спенсер был потрясен. Он думал сейчас только об одном: «Я чуть не свалял дурака!» и «Как она хороша!»

—      Я не знал об этом, — заметил он.

—      Разве? Лэрри собирался сказать тебе, но я просила его не говорить. Я была уверена, что ты знаешь. Ты всегда все знаешь про меня.

—      Я не знал, — повторил Спенсер. Его собственный голос показался ему незнакомым. — Очень рад за тебя, за вас обоих.

Она отодвинулась.

—      Я так счастлива, Спенс. Я говорила с папой вечером накануне отъезда Лэрри. Я еще не сказала маме... только папе и тебе.

—      Твой отец тоже рад? — спросил Спенсер.

—      Не знаю, Спенс. Не знаю, рад он или нет. Мне кажется, он немного боится Лэрри. Он ничего не говорит, но я знаю, он думает, что с Лэрри я буду несчастлива. Он боится, что это ненадолго. — Ее губы были упрямо сжаты. — Но я уверена, что это надолго. Я сделаю так, чтобы это было надолго.

Дождь, только дождь, барабанная дробь дождя. И молчание. Гром слабел. К северу шел большой пароход; плоский и черный, он двигался бесшумно, на мачте его горели огни.

Спенсер обернулся и окинул взглядом свою квартиру — темно-серые ковры, светло-серые стены, шкафы с книгами, диван, письменный стол и старую монастырскую скамью, старомодные лампы с зелеными и желтыми абажурами и массивное кресло с подставкой для ног, его любимое, не связанное ни с каким определенным периодом в его жизни, то, в которое он всегда садился, когда бывал один. Джин говорила, что ей не нравится это кресло, но, приходя к Спенсеру, неизменно садилась в него. Она, кажется, даже злилась на это кресло, ревнуя Спенсера к вещам, которые ему нравились. Это потому, что она никогда не была уверена во мне, подумал Спенсер. Она не знает, люблю я ее или нет. А я... я хочу любить ее. Я хочу говорить с ней, рассказать ей обо всем. Сегодняшний вечер был неудачным. Он и не мог быть удачным. Слишком многое произошло за этот день.

Оставив дверь на балкон открытой, он снял пиджак и сел за письменный стол. Из среднего ящика он достал пустую папку и несколько листков чистой белой бумаги. Затем повернулся, вынул из внутреннего кармана пиджака ручку и начал писать.

«18 июля. 6.50 вечера. Майлс звонит мне в контору, и мы договариваемся встретиться в «Брюсселе». Я сообщаю Лэрри о звонке Майлса и нашей встрече. 7.30 вечера. Я встречаюсь с Майлсом в «Брюсселе». Он рассказывает мне о визите чиновника из ФБР и дает продиктованную им секретарше запись вопросов, предложенных ему чиновником, и своих ответов. Совет Майлса: ехать в Вашингтон и добиться личной встречи с Дж. Эдгаром Гувером.

8.20 вечера. Иду к Лэрри. Лэрри читает записи Майлса.

19 июля. 1.30 ночи. У меня не было возможности поговорить с Джин».

Написав эти слова, он несколько минут сидел, глядя на бумагу. Затем положил этот листок вместе с записями Майлса в папку, убрал ее в средний ящик — единственный, в котором замок был в исправности, — запер его и присоединил ключ к связке других ключей. Потом затворил балконную дверь, прошел в спальню и лег, не раздеваясь.

Хотя все еще было очень жарко — Брюс оказался прав: гроза не принесла прохлады, — Спенсер спокойно уснул. Правда, он забыл выключить свет в гостиной, чего никогда не случалось с ним прежде. Но заметил он это только утром.

6. Четверг, 19 июля, 7.45 утра

Спенсер завтракал, когда услышал, как щелкнул ключ во входной двери. Пришла горничная

— Доброе утро, мистер Донован!

—      Доброе утро, Эмма!

—      Вы сегодня что-то поздно завтракаете, — заметила она.

—      Нет, — ответил Спенсер. — Сейчас без четверти восемь. Это вы пришли рано.

Она вошла в гостиную, полная маленькая женщина лет тридцати, с широким приятным лицом. Она завязывала фартук.

—      Никогда не угадаешь с этой подземкой. То нужно ждать двадцать минут, а то, как сегодня, поезд приходит секунда в секунду. — Она посмотрела на Спенсера. — Вы нашли все, что было необходимо?

—      Да, спасибо, — ответил Спенсер.

Он просматривал газету.

—      Сегодня опять жарко. Еще хуже, чем вчера.

—      Вот как?

—      Да. Наверно, дождь мешал вам спать этой ночью?

—      Нет, ничего, — ответил Спенсер.

Окончив завтрак, он сложил газету и встал.

Эмма направилась в кухню.

—      Извините, что я разбила стакан.

— Пустяки, Эмма. Купите другой. Я дам вам деньги.

—      Не нужно, — сказала Эмма. — Я разбила, я должна заплатить.

—      Чепуха, — ответил Спенсер.

Он выходил, когда она крикнула ему вслед:

—      Смотрите не слишком усердствуйте на работе!

—      Не буду.

В коридоре он встретил миссис Лоуренс, которая выводила на прогулку собаку. Миссис Лоуренс, маленькая и курносая, была очень похожа на своего мопса. Она поздоровалась со Спенсером, и они стали ждать лифта. Мопс сопел и с презрением смотрел на Спенсера.

Дежурил все еще Брюс. За ночь он осунулся, и лицо его густо обросло щетиной. Миссис Лоуренс заметила, что день предстоит очень жаркий, а Брюс добавил, что будет еще хуже, чем вчера, и что дождь нисколько не помог. Спенсер, зажав газету под мышкой, тщетно пытался переглядеть мопса, но отвел взгляд еще до того, как они спустились на первый этаж. Уже в этот ранний час воздух был влажным и душным, а тяжелое небо, казалось, нависло совсем над головой. Машины около подъезда не было. Швейцар Стив приветливо улыбнулся Спенсеру и вышел позвать такси.

С сигаретой в уголке рта мимо прошел служащий рынка, находившегося за углом.

—      Что, припекает, мистер Донован?

—      Да, — ответил Спенсер.

Подъехала машина, и Стив открыл дверцу. Спенсер сказал шоферу адрес конторы, спустил стекла с обеих сторон и откинулся на спинку сиденья.

Когда Спенсер вошел в контору, его секретарша Мэри Шеппард уже была на месте.

—      Боже мой, Мэри, что вы делаете здесь в такой ранний час?

—      Я не могла спать из-за жары, вот и все, — ответила Мэри. — Не смотрите на меня. У меня ужасный вид.

Очень опытная, с острым умом и прекрасной памятью, эта особа, которой было уже под тридцать, служила секретаршей Спенсера еще у «Арбэтт и Майлс» и попросила его взять ее с собой, когда он покидал фирму. Она обладала прекрасной фигурой и привлекательным лицом, но была явно недовольна своим довольно длинным с горбинкой носом, из-за которого многие