Корни камня - Марина Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барракуда вздохнул. С полуулыбкой обернулся к женщине-наблюдателю:
— Милица… Перекачай Командору список оставшегося… Того, что мы ждем, но все еще не получили. Надеюсь, на этот раз ВО ВСЕХ контейнерах будет оборудование, а своих головорезов оставьте себе…
— Мерзавец! — рявкнул Командор. — Мне достаточно получаса, чтобы сделать из всех вас жирную копоть!
Ивар содрогнулся — голос отца будто взорвался внутри его головы.
Барракуда резко обернулся к экрану.
— Хватит, — сказал он тихо, но так, что у Ивара волосы зашевелились на голове. — Это болтовня. Вот, — он дернул Ивара к экрану, выставив его перед собой, как щит. — Теперь давай… Превращай! В жирную копоть!
У Ивара не осталось сил, чтобы сопротивляться.
— Я жду, — бросил Барракуда устало. — Жду — неделю. Потом… Мне не страшно умереть. Нам не страшно умереть. Но тебе страшно потерять сына, Онов. Все!
Он развернулся к оператору Милице. Мгновение — и экран погас, мертвый.
…Обугленная, в корках сплавившегося песка равнина, и грузные черные хлопья, оседающие с неба. Белый конь по колено уходит в груды пепла. Рыцарь давно отбросил сломанное копье, и двуручный меч его исступленно ищет ускользающего врага — чтобы снова провалиться в пустоту. Рыцарь ранит сам себя, доблесть и отвага жалят друг друга в спину, это замкнутый круг, это сражение с зеркалом…
За ним пришли двое — большеротый Генерал и женщина, в которой Ивару померещилась Ванина. Он вздрогнул, но это была Милица, наблюдатель.
Ему было велено надеть комбинезон и шлем. Сердце Ивара запрыгало, как чертик на резинке: куда?
Минуты две он крепился, но не удержался-таки и спросил, заглядывая в глаза Генералу:
— Меня… отпускают?
Генерал молча качнул головой. Женщина украдкой вздохнула, будто сожалея — но Ивару уже не было дела до ее вздохов.
Он шел между двумя провожатыми, как преступник, шел, волоча ноги и не поднимая глаз от бледного ноздреватого покрытия на полу. Лифты удовлетворенно чмокали дверями, лениво поворачивались в гнездах огромные вентиляторы, и позади остались несколько ярусов, пока пол из ноздреватого не сделался тускло-металлическим и Ивар не ощутил присутствие многих людей.
Некоторое время он стоял, не поднимая головы; людей вокруг было много, но все они молчали. Ивар слышал приглушенное дыхание, едва различимый шелест комбинезонов — и ни слова, ни голоса. Тогда наконец он оторвал глаза от пола.
Круглое помещение, что-то вроде тамбура в пусковой шахте. Ивар повернул голову — и увидел пилотское кресло.
Кресло помещалось в центре, поддерживаемое трехпалой рукой манипулятора; оно чуть поднималось над собравшимися людьми, и к нему обращены были все взгляды.
В кресле сидела Ванина. Ивар прирос к железному полу.
Легче всего было представить, что женщина заснула в кресле, но Ванина не походила на спящую. Ивар не мог сейчас вообразить ее живой, не мог вспомнить, как двигались ее губы, когда она обращалась к нему, произнося какие-то обыкновенные слова; теперь она казалась воплощением смерти, и Ивар впервые в жизни смотрел смерти прямо в лицо.
Ему захотелось спрятаться или хотя бы схватить кого-нибудь за руку — но вокруг стояли чужие люди. Ивар затравленно оглянулся — за спиной у него молчала Милица, и глаза ее казались слепыми.
Никто не глядел сейчас на Ивара. Они стояли плотно, плечо к плечу, мужчины, женщины, молодые и старше, разные… У кого-то вздрагивали губы. Кто-то казался абсолютно безучастным.
— …Ты возвращаешься туда, откуда все мы родом. Легкого пути тебе… Хангарра, зар йу о фарра ор, зар йу о фарра бан…
Ивар не понял последних слов, но узнал голос.
— Там наша Прародина, там голубое над зеленым, там накрыт для тебя стол… Варрот, зар онна, о ранна орф, о шанн эр бар…
По гулкому тамбуру прошел вздох. Ивар заставил себя снова посмотреть на мертвое тело в пилотском кресле.
Барракуда стоял перед Ваниной, склонившись в поклоне, почти касаясь коленом пола:
— Легкого пути… Нет на тебе тяжких грехов, и да не будет длинной твоя дорога… И все же прими…
Неслышно подошел кто-то еще, и на острые колени Ванины легло широкое темное полотнище. Ивар узнал карту звездного неба — отличную навигаторскую карту, подобную той, которой обычно пользовался отец.
— Ступай, Ванина… Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко и радостно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за зеленые скатерти под синим шатром…
Ванина не отвечала, страдальчески опустив уголки мертвых губ. На фоне желтой кожи щек неожиданно темными казались ресницы — слипшиеся стрелками, будто от слез. Сглатывая горькую слюну, Ивар смотрел, как подходившие люди клали на колени неподвижной женщине медальоны из белого металла, и пряжки с цветными камнями, и старинные монеты, и квадратики хлеба, и пряди собственных волос; кто-то отдавал первое, что нашлось в кармане, кто-то снимал с себя самое ценное — Ванина, разметавшая на подлокотниках складки своего широкого одеяния, оставалась равнодушной к этим последним подаркам.
Потом Ивар перевел глаза — и увидел руку Ванины, жесткую костлявую кисть, выглядывающую из темного рукава. Поверх мертвой ладони женщины лежала живая мужская ладонь — будто Ванина страшилась предстоящего пути и могла ощутить всю нежность этого прощального прикосновения. Ивару вдруг стало так тоскливо, так одиноко, так безнадежно жаль себя, Ванину, кого-то еще, что подступившие слезы подернули происходящее дрожащей мутью.
Барракуда молчал, не выпуская мертвой руки, а тем временем в другую руку Ванины кто-то вложил горящий фонарик — тускло светящийся кристалл: «Освети… путь… освети… освяти… светлый… путь…» Губы Барракуды шевелились, но слов не было слышно, кто-то положил ему руку на плечо, он вздрогнул и задел локоть Ванины — тогда уже вздрогнул Ивар, потому что мертвая голова качнулась, вспыхнул камень в сложной тугой прическе и на лоб упала прядь, почти как тогда, в комнате, и лицо от этого сделалось почти милым — тогда милым, а сейчас жалобным, измученным и усталым.
Барракуда оторвал свою руку от руки Ванины.
Сквозь слезы Ивар видел стеклянный колпак, опустившийся сверху и заключивший сидящую женщину в прозрачный кокон, в капсулу. Трехпалая рука манипулятора пошла вверх, поднимая над головами живых мертвую Ванину в пилотском кресле, и люди провожали ее глазами, пока не сомкнулся потолок. Целую минуту длилось ожидание, потом завибрировал, как от далекого взрыва, железный пол. Сквозь слезы и тоску Ивар успел удивиться — запуск? Они запустили капсулу?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});