Корни камня - Марина Дяченко

— Зачем вы мне все это рассказываете? — спросил Ивар глухо.

Барракуда снова вздохнул:

— Зачем… Видишь ли, Ивар, у меня ведь полно трудов и обязанностей… Бессонные ночи, видишь ли. И, конечно, есть дела и поважнее, чем рассказывать сказки озлобленному мальчишке…

— Вы же говорили, что это не сказки! — Ивар почему-то ощутил себя обманутым.

Барракуда сидел на полу, скрестив ноги, как старинная деревянная кукла:

— Это… видишь ли, Ивар. Это — старинный повод для насмешек… в Городе. Удобный повод для насмешек — какие дураки, если тысячу лет назад их предки что-то такое делали, почему они повторяют это… слепо, без всякого смысла… повторяют, как сумасшедшие роботы, и называют свою глупость «обычаем»… «традицией»… Почему они так держатся за совершенно бессмысленные на сегодняшний день… Почему они считают, например, что умершим полагается последний путь? Всех устраивает простая табличка в Стене Мертвых — а им, видите ли…

Он замолчал.

Ивар сидел, втянув голову в плечи, не отрывая глаз от пола.

Табличка в Стене Мертвых. Бесконечные ряды табличек; тупая боль, но болит не голова и не живот, это память болит, память о руках, о губах, об огромном и теплом, красном, светящемся шаре, к которому можно прижаться и, успокоившись, уснуть…

— Мама…

«…три месяца в депрессии. Всегда считалось, что дети переносят легче…»

«…естественные отклонения. Достаточно избалован…»

— Мама!..

Ивар очнулся. Выпуклые глаза Барракуды были совсем рядом; жесткие ладони лежали у Ивара на плечах:

— Что?..

— Ничего, — Ивар безнадежно отвернулся. Прижался к Камню щекой.

— Ничего, — повторил Барракуда шепотом. — Знаешь, Ивар… Я не уверен, что стоит тебе… все это рассказывать. Что ты вообще поймешь, о чем я…

У Ивара ни с того ни с сего прыгнуло сердце. И еще раз прыгнуло; он подался вперед, так, что его глаза оказались прямо перед пристальными глазами Барракуды.

— Скажите, — прошептал он быстро, будто опасаясь, что ему заткнут рот. — Ванина ДЕЙСТВИТЕЛЬНО будет на Прародине? Действительно — или это только так говорится?..

Барракуда долго молчал. Так долго, что у Ивара зачесались воспаленные веки.

— А почему же ей не быть на Прародине… Разве она совершила что-то… преступление, которое ее не простится? Почему же ей не быть на Прародине, путь ее… освещен… Она там… будет ждать…

Барракуда отвернулся. Ивар, растерянный, молчал.

Объяснить, что он не про это спрашивал?

Мертвое тело будет лететь и лететь в пустоте, и фонарик будет гореть, но потом все равно погаснет… В Космосе не бывает никакой Прародины. Там только холодные летающие камни, и редко-редко — звезды, сгустки горящих газов…

Сказать об этом Барракуде? Разве он не учился в школе и не знает, как устроен космос… Как устроен мир?..

Молчание тянулось и тянулось, в тусклом свете ламп Ивар видел неподвижного Барракуду, плотно сжатые тонкие губы под полоской усов, веки, прикрывающие круглые, как линзы, глаза… Четыре тени окружали Барракуду хороводом — две коротких, две подлиннее.

— Я понимаю, о чем ты думаешь, Ивар. Догадываюсь… У камня не бывает корней. Верно? Это противоречит его… природе. Говорить о каких-то камнях… странность. Правда?..

Ивар молчал. Ждал. Не отводил взгляда.

— Да, Ивар… Непонятное раздражает. Иногда кажется смешным, иногда пугает… Знаешь, в Городе тоже стояли Камни. Не посреди леса, конечно, а вот так, на перекрестке… И нашелся человек, который… осквернил Камень. Скуки ради, или злобы ради, или… не знаю зачем. Он осквернил Камень и поглумился над ним… себе же на горе.

Барракуда замолчал.

Ивар сидел, подобрав колени к подбородку, слушая, как шуршит воздух в невидимых вентиляционных шахтах. Ему казалось, что Камень за его спиной не просто нагрелся от человеческого прикосновения, но источает тепло сам по себе.

Тогда он не выдержал и спросил:

— А почему — себе на горе? Камень отомстил?

Барракуда поднял глаза:

— А ты веришь? Что Камень может отомстить?

Ивар молчал, сбитый с толку. Потом вспомнил свое видение — и пробормотал едва слышно:

— Верю… наверное.

Барракуда вдруг улыбнулся — не так, как обычно, не насмешливо, а просто улыбнулся, Ивар даже удивился — надо же, и на человека похож…

— И я верю, — сказал Барракуда уже серьезно. — Но только в той истории… Отомстил не Камень.

Ивар захлопал глазами, пытаясь собрать воедино внезапно разбежавшиеся догадки.

— Да, — продолжал Барракуда. — Осквернивший был наказан так, как велит того Закон. А свершившего наказание арестовали… Тоже по закону — по закону Города… — выпуклые глаза уставились на Ивара вопросительно, будто ожидая возражений. Ивар проглотил слюну и смолчал.

— Но по Закону рода тот, кто свершил наказание, был невиновен. Тигарды насильно вырвали его из рук правосудия и укрывали… Укрывали годами, становились сообщниками, преступниками, отщепенцами… Потому что жили в согласии с Законом рода. Потому что помнили традиции предков… По-твоему, это смешно?!

Он вдруг подался вперед, захлебнувшись от внезапной ярости, и в глазах у него вспыхнули злые желтые огоньки; отшатнувшись, Ивар с ужасом заметил пену, выступившую в углах длинного рта.

— По-твоему, это глупо?!

Ивару сделалось страшно до судороги. Барракуда несколько секунд сверлил его взглядом, потом откинулся назад, оперся руками о пол. Сказал совершенно спокойно:

— Все это длилось много лет… Твой теперешний собеседник из шкуры лез вон, устраивал какое-то подполье, делал тысячу глупостей, сидел в тюрьме, между прочим, и довольно долго… Чего ради?.. Ивар, этот Камень, у которого ты сидишь… Последний из оставшихся Камней. Мы привезли его сюда… Это называется «святыня». Не имеющая никакой утилитарной функции, совершенно бесполезная вещь. Ты слышал, как говорят — «клянусь святыней»?

Ивару и самому случалось так говорить. Но он, конечно, не имел в виду никаких камней.

— Ивар… Я говорю неясно. Паршивый из меня педагог, но ты хоть чуть-чуть… понял?..

Ивар открыл было рот — но в тот же момент оба вздрогнули от пронзительного, сверлящего писка. Барракуда дернул рукав — на белом браслете пульсировал зеленый огонек.

— Да, — Барракуда поднес браслет к щеке.

Ивар не мог разобрать слов — только голос, незнакомый, быстрый, напряженный. Лицо Барракуды сделалось жестким. Как камень.

— Давайте посадку, — пробормотал он сквозь зубы. — А мальчик будет со мной.

Незнакомый старик вошел в зал, сопровождаемый двумя угрюмыми мужчинами, настороженными, как конвоиры. О чем-то отрывисто распорядился Барракуда — прошла минута, прежде чем Ивар понял, что стоит перед собственным отцом.