Высокие устремления - Михаил Рагимов

в красках, что могло произойти, наскоро пояснил, в чем суть, то и дело оглядываясь. По шее у него ползали красные пятна.

Возле каждого порта Севера существовал небольшой участок моря. Отмеченный на всех портоланах, лоциях и картах белым пятном со штриховкой. Тут хоронили тех, кто больше не мог ходить по морю. Именно туда «Серебряный Лось» и держал путь.

Вскоре, из трюма вытащили два баластных кирпича — этакие глыбы обожженной глины пополам с щебенкой. Склизкие от постоянной сырости, «обсиженные» крысами.

К каждому баластнику длинной, ярдов в десять, веревкой, привязали по погибшему моряку. Груз был нужен по двум причинам — чтобы тело не прибило течением к недалекому порту, и чтобы мертвец не болтался на поверхности, соблазняя падальщиков и хищников. На глубине, те же, к примеру, панцирные рыбы не охотились.

Убитым накрепко связали руки тонкой бечевкой, уложили на планширь, головой по ходу движения…

Баластники скидывали вчетвером за раз. Рукотворная каменюка гулко падала в воду, тут же проваливалась вниз, сдергивая за собой груз.

— Руки зачем связывают? — тихо спросил Керф у молчащего Асады.

— Понимаешь, друг Керф… — помолчал капитан немного. — Чтобы не позвали с собою.

Мечнику представилось песчаное дно, заставленное такими вот баластинами, с привязанными трупами. Десятки! Сотни! И каждый машет руками, зазывая товарищей в холодную глубину.

Керфу отчаянно захотелось выпить. И не погибать на корабле.

Глава 8

Красный железный медведь

Рыжий чувствовал, что за ним наблюдают. Внимательно и неусыпно. Притом, несколько пар глаз. Но он упорно сидел лицом к густым зарослям, делая вид, что вот вообще совсем ничего не замечает.

Пусть таращатся, жалко, что ли? Совершенно не жалко! Лишь бы водой не обливали! Очень уж холодно мокрым на ветру! В одном углу клетки можно было укрыться от ветра — кое-какую защиту давали тонкие ветки, намотанные на прутья как плетень. Этакий кусок то ли корзины, то ли циновки. Но щели оставались — палец пройдет, потому, лучше обойтись без внезапных намоканий.

Зрители тихонько шушукались. Обсуждали!

Арбалетчик тихонько усмехнулся. Детишки! Везде одинаковы! Любопытны — куда там и дюжине крыс. И столь же вредны и пакостливы.

Впрочем, правды ради, на маленьких унаков грех жаловаться. Куда им до мелкой поросли с континента! Камнями и грязью не кидают, не плюются, проклятьями, опять же, не сыпят — да, Рыжий понимал лишь малую часть слов, но ругательства ясны и без перевода.

— Гррр! — утробно зарычал наемник. Начал неторопливо разворачиваться, скаля зубы. Детвора со смехом разбежалась, попряталась в низеньком, но густом ивняке, который тянулся в нескольких шагах от нового дома. Хлопали узкими черными глазенками, хихикали, переглядываясь.

— Гррррр! — Рыжий вскочил, пошатнулся — ноги подзатекли от долгого сидения. Вскинул руки над головой, издал жуткий вой: — Прррыыыывееет!

Детвора от восторга чуть не описалась. Разразилась заливистым смехом, завизжали от радости.

Наемник постоял немного, поразмахивал руками. Рухнул на соломенную подстилку. Закрыл глаза, изображая сон — надо дать мелким подобраться почти вплотную. Чтобы потом снова вскинуться, будто атакующий медведь.

Это нехитрое развлечение детям не надоедало. Да и самого наемника развлекало. Иначе ведь, можно и с ума сойти, сидя взаперти. А так, то игра, то птицы прилетают, которых можно передразнивать… А там, глядишь, и пожрать принесут — всяко веселее!

Несколько раз повторить, и, считай, день прошел. Можно спать ложиться. Было бы летом кругом, а не осень, то лучшей тюрьмы и не представить! А так, увы, очень уж бодряще.

По тропинке, которая пряталась за густым ивняком, послышались шаги и громкое шмыганье носом. Детей как волной смахнуло — даже пятки в кожаных сапогах не сверкали. Волшебство, не иначе!

А вот и обед принесли! Совмещенный с завтраком. И с ужином. Впрочем, бывалому солдату не привыкать жрать раз в день. Опять же, сугубая польза — брюхо начало таять. А то, от относительно тихой жизни, вовсе уж безобразно раздулось.

На истоптанную детскими ногами полянку перед клеткой, вышла по тропинке Кускихичак. По крайней мере, именно так она назвалась на первое утро плена, ткнув себя в грудь. Вернее, только такую форму ее имени Рыжий мог проговорить вслух, не рискуя завернуть язык на десять морских узлов. Про себя он звал ее куда короче — «Куська».

В переводе значило что-то типа маленького зайца-зайчонка или детеныша калана — таких тонкостей наемник не знал. Склоняясь к первому варианту — очень уж похожа! Маленькая, глаза блестят из-под опушки капюшона, дрожит — дернешься, сбежит переполошно, не оглядываясь.

Лучше не дергаться, иначе голодать до завтра! Да и зачем обижать зайчишек? В руках у Кускикичах глубокое деревянное корытце в виде утки — крашенные голова и хвост торчат по краям, наполненное вареной рыбой. На локте болтается плетеная из рогоза корзинка с корнями саранки, а на втором — маленькое ведерко с водой.

Рыжий растекся в улыбке:

— Привет! — на этот раз, куда более дружелюбным тоном. И не размахивая руками-лапами.

Кускикичах кивнула, остановилась шагах в трех от клетки, попыталась вытереть пот, неловко задрав плечо.

— Сейчас, сейчас… — наемник отошел в дальний угол, сел на солому.

Кускикичах заулыбалась, подошла вплотную. Начала просовывать емкости сквозь прутья. Рыжий сидел неподвижно — только желудок радостно заурчал в предвкушении сытости.

Девушка, услыхав сей звук, заливисто рассмеялась. Расставив, вернулась на прежнее место, настороженно следя за наемником. Тот, нарочито медленно встал на четвереньки, добрался до рыбы с корнями. Начал жевать, стараясь не сорваться в жадное запихивание еды в рот. Мелкие косточки так и хрустели на зубах! Хребты и плавники Рыжий складывал в угол корытца — можно было плеваться и швыряться ими наружу, но любое долгое сидение, при таком образе жизни, грозило появлением свалки. А где свалка, там крысы, чайки, шум и крики. Пока что хватало и детей!

Что же до того, что сидеть ему тут долго, арбалетчик не сомневался. Правда, зачем он унакам, понимания не было ни малейшего…

В первый день, когда пленник немного пришел в себя, уже ближе к вечеру, пришел десяток заплаканных женщин. Постояли примерно там, где сейчас Кускикичах. Покачали головами, будто болванчики и ушли, обплевав землю перед собой. Наверное, жены или сестры с матерями тех, кому не повезло напороться на их воинскую компанию. И все!

Никакого пыточного столба, который являлся в страшных выдумках! Столбы тут были — торчала парочка у самой тропы, но к ним явно никого и никогда не привязывали! Да и грех поганить кровью и смертью столько тонкую работу! Не один день у мастера отнявшую.

— Улудал! — произнесла Кускикичах, ткнула тонким пальчиком на пожухлый осенний листок, отдающий багрянцем, затем указала Рыжему на волосы.

Наемник оторвался от рыбы, прищурил один глаз. Чем лучше понимаешь язык, тем лучше понимаешь человека! А лишнего же понимания, в его положении, просто быть не могло!

— Каклахс! — сказала юная уначка, показав Рыжему серебряную монетку из богатого ожерелья на груди, и указав куда-то мимо наемника. Тот прикинул направление — девчонка тыкала в кольчугу, уложенную в самое сухое место. Унаки, ее то ли снять не смогли с бесчувственного тела, то ли просто побрезговали рухлядью. В клетке же она Рыжему ни на кой не была нужна, вот и снял, чтобы драный поддоспешник не пачкала ржавчиной.

— Каклахс, — согласился он.

Затем Кускикичах очень похоже изобразила, как наемник пугал детвору: — Гррр! — и добавила: — тангах!

— Тангах, хули мне… — Рыжий пожал плечами. Тангах так тангах! — Зови как хочешь, только корми вовремя!

Куська вдруг захлопала в ладоши и громко сказала:

— Улудал каклахс тангах!*

Догадка пришла мгновенно. Рыжий встал, поклонился, прижав руку к сердцу. Что ж, Красный железный медведь, не самое плохое имя в здешних краях!

* На самом деле, красный ТВЕРДЫЙ медведь. Но простим Рыжему его ошибку! Могли ведь и кенгурой обозвать. Куську же, в переводе, зовут Кошкой. Но в этом мире такие звери не водятся (ну кроме мяуров с тигурами)

Про унаков и дырку в небе

Унаки раньше на небе жили. По облакам ходили, через тучи плавали. Птиц из луков били, тем и жили. Птицы маленькие, быстрые. А рыбы нет, сивуча нет, не живут в облаках и тучах, табака не покурить. Ненастоящих и тех нет, никто сухари не менает. Плохо унаки жили!

Был один охотник, Атвук звали. Пошел на охоту утром. Шел по облакам, долго шел. Видит, птицы