Невиртуальная реальность (сборник) - Давид Каспер

«Только попробуй! – фельдшер ощутил свою полную беззащитность от воли полубога. – Чихнешь, я тебе ногу отрежу», – с тоской мечтал дед Советской Армии.

Воробьи радостно чирикали, сидя на приваренных к красному пожарному щиту багре и лопате. У лопаты не хватало черенка. Видимо, кто-то «взял попользоваться и позабыл вернуть». К сожалению старшины роты, деревянную ручку шанцевого инструмента было невозможно приварить к щиту, а гвозди не прибивались к металлу. О том, что рукоятку лопаты можно было пробить гвоздями, а их, в свою очередь, приварить к железу, старший прапорщик не додумался и теперь жестоко страдал от дисгармонии.

– Капитан Старовойтов! – прокричал командир полка, носивший выразительную кличку.

– Я! – Офицер вытянулся.

– Зайдите в амбулаторий. Через пятнадцать минут жду у себя фельдшера. Пора подыскать ему другое занятие, более соответствующее его буйной фантазии. Сортиры, например, чистить...

– Есть!

Капитан взглянул на Фархата.

– Чего пялишься? – Недовольно спросил офицер у таджика. – И руку к пустой голове не прикладывают, пусть даже и зеленой. Бегом на кухню, зеленку кипятком отмывай, пока тебе старшина башку не заточил под карандаш! – Наобов согнул руки в локтях и, распугивая воробьев, побежал к кухне. – Только голову в бак с компотом не засовывай! – Закричал он удаляющемуся солдату. – С тебя станется, – ворчливо добавил он.

Старовойтов тяжело вздохнул. Очередное прошение об увольнении в запас вернулось с отрицательной резолюцией. Служба тяготила его, и даже подобные случаи абсолютного армейского идиотизма – не развлекали.

Капитан задумчиво посмотрел на пожарный щит с осиротевшей лопатой, и будто впервые увидев его, задумался.

«Ну, ведро и лопата еще понятно, – ладонью он вытер лоб, мокрый от пота, бежавшего из-под фуражки. – Но зачем же багор?» – Он недоуменно взглянул на метровый лом, заостренный на конце и вдобавок с хищным серпом, приваренным возле острия. Такой инструмент уместно бы смотрелся в руках Добрыни Никитича, или какого-нибудь другого былинного богатыря. «Наверно, обгоревших добивать. Чтобы не мучились», – решил Старовойтов и направился к амбулаторию.

– Здравия желаю, та-аришь капитан! – Приподнялся Ванька Рыжий.

Офицер молча козырнул, оглядывая помещение. В амбулатории он был впервые. На стене висел огромный плакат с разрезанной человеческой головой. Из угла широко улыбался дружелюбный скелет.

– Что, Ваня, домой собираешься? – Капитан взял стул, но, увидев на нем пятна незасохшей зеленки, не сел.

– Собираюсь, – признался фельдшер. – Только теперь, из-за этого идиота, неизвестно когда дембельнусь.

– Сам виноват. Ты зачем его покрасил?

Ваня развел руками. Капитан Старовойтов был единственным в полку офицером, разговаривающий с солдатами по-человечески. При общении с ним фельдшер ощущал давно позабытое чувство собственной человеческой значимости. Ходили слухи о том, что и он хочет свалить на гражданку. Но... к тому времени Ваня надеялся уже ездить на рыбалку, на новом мотоцикле.

– Пытался облегчить его страдания. Выписал освобождение от нарядов на три дня. Ну, а что голова зеленая... Сами знаете: «Кто в армии служил, тот в цирке не смеется».

– Знаю.

Старовойтов подвинул другой стул и сел. В комнате было прохладно и торопится он не собирался.

– Вот видите. А я ведь пошутил по-доброму. А мне знаете что в свое время сделали?

– Что? – Капитан подвинулся к стулу. – Вода у тебя, кстати, есть?

Фельдшер встал и набрал из-под крана воды в белую эмалированную кружку.

– Вот, – сказал он вернувшись, – когда я был «духом», меня Филипп разрисовал.

– Какой Филипп?

– Филиппенко. Бывший фельдшер, которого я сменил. Он пьяный был и на всем теле нарисовал внутренние органы, которые под кожей.

– Ну и что в этом плохого?

Ваня поморщился, вспоминая неприятное.

– В этом – ничего. Разве что щекотно. Но когда утром пришел на зарядку... Голый торс, сами знаете.

– Угу.

– Все «деды» собрались и стали обсуждать, куда нужно ударить и что от этого будет. Потом тренироваться стали. Я чуть живой ушел, в раж они вошли. Больно – ужасно, а следов нет. Потом до вечера кровью мочился. Да что голова зеленая! За три дня в койке я бы в ту пору в зеленке бы искупался.

Капитан выпрямился.

– А курить здесь можно?

– Нельзя. Медчасть, все-таки, – ответил рыжий солдат, доставая из-под стола жестяную пепельницу и протягивая капитану пачку «Астры».

– Спасибо. У меня свои. Но объясни мне, зачем это продолжать? Почему не остановить бесконечный круг «дедовщины»?

– Как вам объяснить, та-аришь капитан... Это как с родителями... За то добро, что они тебе делают, ты им отплатить не можешь, но в свою очередь даешь его своим детям. Так и у нас с «дедовщиной». Вот если Павлик Морозов призовется, может, он и прекратит. А я обычный дедушка. Ну, и подумайте сами, та-аришь капитан, если подполковник Смерть заставит меня сортиры мыть, я их, что ли гондурасить буду?

– А кто?

– Тот самый зеленоголовый «дух» и будет. Он виноват, пусть он и работает. А мне по сроку службы не положено.

Старовойтов раскрыл пачку «Космоса», закурил и, выдувая дым в потолок, посетовал:

– Ну и зоопарк... И как я с такими солдатами третью мировую войну выигрывать буду?

– А может, не надо?

– Это как это «не надо»? А зачем мы по-твоему столько денег на армию тратим, если воевать не будем?

– Может, как-нибудь без третьей мировой обойдемся?

– М-да... Может быть. Кстати, а зачем тебе скелет?

– Как зачем? Учебное пособие. Если, например, привезут больного с колото-резанной раной, я по скелету определю, где его зеленкой мазать.

– Почему зеленкой?

– Так больше нету ничего. Только зеленка и аспирин. В прошлом году обещали кодеин привезти, но не довезли, видать, разлили, разбили или потеряли. Уж очень хрупкое лекарство. А со скелетом еще и выпить можно, – обнаглел фельдшер. – Вы, та-аришь капитан, не желаете?

Ваня кивнул на сейф и положил на стол тяжелую связку ключей и медных печатей. Капитан посмотрел на железный ящик и болезненно поморщился, видимо, представляя его столь желанное содержимое.

– Нет, Ваня. С тобой пить не буду, – твердо сказал Старовойтов, – Знаешь пословицу: «Куда солдата ни целуй – всюду жопа». – Офицер затушил сигарету и поднялся. – У тебя вазелин есть?

– Нет, но если вам надо – достанем.

– Да не мне. Тебя вызывает командир полка. Драть будет так, что дым пойдет. Закрывай контору, Смерти скажи, что я провел с тобой воспитательную беседу о недопустимости неуставных взаимоотношений между военнослужащими.

Пока фельдшер запирал дверь, капитан Старовойтов щурился на солнце, проклиная судьбу офицера Советской Армии.

– Ну, я готов, – Иван поправил пилотку и тяжело вздохнул.

Из кухни раздался безумный вопль Фархата Наобова.

– Блин, – Старовойтов растерянно развел руки. – Вот и шути с вами, идиотами. Мозги, небось, сварил.

– Да уж, – поддакнул фельдшер. – Но вы, та-аришь капитан, не правы. Мозгов там отродясь не было. Однако освобождение придется продлить.

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ МАКСИМА

Братишке

1

– Ну что, Макс, драться будешь? На тебя страна надеется! – Ламянцев согнул шпагу и резко отпустил клинок, потом, прищурив один глаз, оценил изгиб. Затем резким взмахом рассек воздух. – Умеют венгры шпаги делать! А наши – только ракеты и танки...

– Кто на меня надеется? Какая страна? Если бы ты у него выиграл, мне и на дорожку не пришлось бы выходить! – Максим сплюнул и встал.

Последующий поединок казался ему бессмысленным унижением. Он, последний в сборной Белоруссии, должен фехтовать с первым номером литовцев, за которого, кроме всего, болельщики. Он понимал, что в этом никто не виноват. Жребий свел самого сильного из литовцев с самым слабым из команды БССР в решающем бою за третье место.

Капитан команды, долговязый Юра Конюхов по кличке Кочубей, был недалеко и слышал разговор.

– Ладно, Яцек-младший, ты себя заранее не хорони. На тебя Ламянич две бутылки пива поставил.

– Что я выиграю? Он что, сумасшедший?

– Что ты нанесешь два удара. Я сказал, что счет будет 5-0. Если 5-1 – ничья.

– А Ванька что?

– Брат твой? Ничего. Вон он, ручку шпаги меняет. Ему, видать, до лампочки. – Кочубей достал японскую зажигалку и посмотрел на свет. – Тренера идут. Сейчас научат тебя Родину любить!

Бравурная литовская песня осеклась. Из динамиков раздался голос диктора:

– Раз, раз, меня слышно?

Что-то щелкнуло, и опять заиграла музыка. Тренеры – высокий худой Приходько и пожилой старший тренер Григорий Васильевич, которого за глаза называли Гришей, подошли к спортсменам.

– Где Яцек-старший? – спросил Гриша и, обернувшись, подозвал Ивана.

– Значит, так, – раскачиваясь на каблуках, начал тренер, когда Ваня подошел. – Остался один бой. Решающий. Не думаю, что нужно объяснять ситуацию, но нам нужна победа. А шансов на нее немного. Где-то 20 на 80...