Невиртуальная реальность (сборник) - Давид Каспер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Альт!
«Ну, вот и все», – Макс подтянул гетры. Оглянулся. Два метра. Ну ладно... Внезапно желание все закончить лишь бы как и побыстрее – ушло. Он еще не проиграл! Максим согнулся, разогнулся, попрыгал, сделал пару финтов и пружинисто подошел к черте.
– Прэ? Алле!
Скачок, скачок. Он остановился, вытянув руку со шпагой. Литовец тоже сделал два скачка. Ни выпада, ни стрелы.
«Провоцирует на контратаку! Ну нет уж, иди сюда!»
Шарунос побежал. Максим отступал мелкими шагами, подняв «прямую руку».
Перевод, перевод, обратный перевод...
«Или собьет, или сядет на клинок». – Времени уже не оставалось.
Максим услышал лязг железа, но вместо того, чтобы попытаться защититься, крутанул еще один перевод.
Клинки сплелись, и в этот момент подошва правого тапочка оторвалась.
Он отшатнулся назад и упал на колено. Леонавичус не удержал свою шпагу, и она спружинив, полетела вверх.
Яцек увидел перед собой белый живот с надписью «Лятува», услышал многоголосый вой «Б-е-е-ей!!!».
Полусидя, с каким-то казачьем замахом, вкладывая все силы, он перетянул этот ненавистный живот.
Шарунос пытался прикрыться руками, но свист железа обогнал его.
ШЛЯМ!!!
На мгновение вопль литовца заглушил общий крик. Кричали все. Стоя, с ненавистью кричали непонятные слова зрители. Подпрыгивая, кричали украинцы и россияне. Тренеры обнимались. Гриша уткнулся носом в грудь долговязого Приходько.
Тот, размахивая вельветовыми фалдами нелепого зеленого пиджака, с остервенением лупил по спине Григория Васильевича длинными руками.
Верещал Ламянич, Кочубей двумя руками посылал поцелуи небу...
Максим сел на дорожку. Маска покатилась по полу. Он снял перчатку и кинул туда же.
Постепенно крик смолк. В полной тишине раздался негромкий голос Кровопускова.
– Атака справа – гардэ, – он посмотрел на угловых. – Гард, гард. Удар слева – тушэ, тушэ. Максим Яцкевич, третье предупреждение за грубый удар. Спортсмен дисквалифицирован.
– Дисквалифицирован! Победа наша! – литовский тренер бежал, подпрыгивая к столу секретаря.
Гриша коротко взвыл.
– Дисквалификация после удара! Удар засчитан! Бой закончен! – ревел он на бегу.
Поднялся невообразимый гвалт.
3
Яцек сидел, обхватив колени руками. Из глаз текли слезы, но он этого не замечал. Сильно болело плечо. Но боль странная, какая-то далекая, как будто болело не у него, а у какого-то другого человека. Близкого, родного, но другого. Максим заметил, что он плачет. Плечи дрожали от рыданий. Он уткнулся лбом в колени.
«Все! Окончилось! Выиграл, проиграл – неважно. Все позади. Я сделал все, что мог. Я не мог сделать больше». Макс зарыдал во весь голос. Все нечеловеческое напряжение последних десяти минут уходило со слезами.
Его плечи обняла чья-то рука. «Ванька», – подумал он с теплотой и уткнулся в его шею. Ваня гладил его по затылку. – Братишка. Братишка. Максик. Все хорошо. Завтра едем в Минск.
– Кто... Кто... Победил?..
– Не знаю. Решают. Но это был великий бой. Я горжусь тобой.
Внезапно заскрипел громкоговоритель. Мгновенно наступила абсолютная тишина. Было слышно как где-то капает вода.
– Дорогие друзья! – В голосе диктора было столько эйфории, что, казалось он выиграл «Волгу» в лотерею. – Как драматично закончился открытый чемпионат Литвы по фехтованию на шпагах! – Диктор сделал паузу.
– Ну! Рожай живее! – не выдержал кто-то из спортсменов.
– Угм, – поперхнулся динамик. – Итак, решающий бой за третье место в командных состязаниях между Литвой и Белоруссией... – торопливо проговорил диктор, очевидно, физиологически не умеющий изъясняться коротко, – закончился дисквалификацией белорусского спортсмена Максима Яцкевича. В течение двух месяцев он не сможет принимать участие в любых соревнованиях...
– Ну-у-у-у!!!! – орал целый хор. – Победил кто?
– Однако, по решению судейской коллегии, – снова пауза, никто не шелохнулся, – дисквалификация вступила в силу по окончании поединка, таким образом...
ААААААААААА!!!!!! ОООООООО!!!!!! УУУУУ!!!!!!
Максим обнял Ваню и снова заплакал. На этот раз – слезы радости.
– Качать этого сукина сына!!!
Максим побежал. Его не очень-то хотели поймать, и он быстро вернулся.
Приходько протянул бутылку с водой, и Максим стал жадно пить.
В центр зала, на тележке, прикатили трехступенчатую коробку с цифрами.
Награждение.
– Яцек-младщий – вперед! Кубок – твой! – Григорий Васильевич улыбался. По его красивому, старому лицу побежали лучики морщинок. Он показался Максиму добрым-добрым.
«Прям дедушка Ленин,» – еще вздрагивая, ухмыльнулся он.
– Не-е... не-е-е... нет, не могу, – прозаикался Макс, он мотнул лохматой головой. – Во-о-он, Кочубей. Кочубей – капитан, пусть идет.
– Ну-у-у... я уже в туфлях, кто ж знал, что ты победишь, – Конюхов действительно был одет в щегольский спортивный костюм «Пума» и в туфли с большими медными пряжками. – А на награждение надо в форме...
– Я – пас, – Ламянцев замахал руками.
Вани нигде не видно.
– Но я... у меня, – Максим показал на красные глаза.
– Иди, – сказал Приходько, протягивая Максиму огромные солнцезащитные очки с надписью “Монтана”.
Через очки было плохо видно, и он медленно поплелся к пьедесталу, где уже стояли россиянин и украинец.
Дождавшись относительной тишины, громкоговоритель заверещал, искрясь неправдоподобной жизнерадостностью.
– Дорогие друзья!
«Бедная его жена»,– подумал Макс.
– За первое место... ля-ля-ля-тополя... команда Российской Федерации...
Улыбающаяся блондинка в национальном платье повесила на склоненную голову спортсмена желтую медаль. Затем, взяв со стола, протянула ему ушастый кубок, размером и цветом похожий на медный самовар.
Русский фехтовальщик с улыбкой Гагарина поднял его на вытянутых руках. В центре ведерного кубка почему-то были скрещены теннисные ракетки.
В голове шумело, Макс не слушал диктора и поэтому вздрогнул, когда блондинка подошла к нему. Он не наклонился, а сам повесил себе на шею бронзовую медаль. Взял кубок и с силой прижал к животу. Алюминиевый сосуд скрипнул и согнулся.
«Ну вот, – огорчился Максим. – Уважающая себя лошадь из такого пить не станет»...
Девушка с ласковой улыбкой, что-то негромко говорила ему по литовски.
«...бибис таве...» – разобрал он.
«И эта на хер посылает...»
Он, наконец, услышал шум зала.
– Подними, подними! – Ламянич подпрыгивая, тянул руки вверх.
Макс поднял перекошенный овальный кубок.
Зал взорвался. Крик, свист, улюлюканье. Снова потекли слезы. Зал покачнулся и он, выронив кубок, вцепился в килоты стоящего на средней ступеньке россиянина. Тот схватил Макса за шиворот.
– Что, братан, захорошело? – снисходительно забасил он. – Хороший бой, никак не ожидал...
– Помоги. До раздевалки...
Максим снял очки и, держась за чемпиона, слез с пьедестала.
Ваня и Ламянич подхватили и повели его. У стены на скамейке лежал обнаженный по пояс Леонавичус. Глаза его были красны, доктор посыпал белым порошком перепоясанный косой багровой полосой живот.
«Хорошо – руки не успел подставить, – подумал Макс. – Переломал бы...»
– Извини, – дрожащим голосом сказал он, – извини...
Литовец разжал тонкие белые губы и плюнул под ноги троицы.
Затем отвернулся. «Бибис, бибис, бибис…» – забубнил он.
– Ну да ладно, извинились, – резюмировал Ламянцев, и они двинулись дальше...
4
Раздевалка встретила их запахом миллионов раздевалок Советского Союза, а может, и всего мира. Запах конюшни. Они разошлись по скамейкам. Максим сел. Шевелиться не было никакой возможности. Так они и сидели молча, кто – сняв кроссовки, кто – одну штанину. Макс просто повалился на скамью. Каждый сантиметр тела болел. Он закрыл глаза. Влетел Кочубей и заорал с порога:
– Ну, Яцек-младший, ты герой! Ну, ты даешь! Одолел-таки!
Максим пробурчал что-то неразборчивое.
– Слышь, Максимка, а ты уже Оксану отдефлорировал? – Не понимая точного значения модного слова спросил Конюхов.
Ванька поднялся, одна нога голая, другая в килоте и тапочке.
– Ты, Кочубей, фильтруй базар-то. Щас башку тебе продефлорирую, – угрожающе процедил он.
– Че? Че? Че ты гонишь! Скажи спасибо, брат твой герой! А то...
Конюхов вышел хлопнув дверью. Ваня сел возле Макса, положил его голову себе на колени и, гладя липкие волосы, сказал:
– Все, Максимка, все. Сейчас в душ, потом в гостиницу и – домой, в Минск...
– Ой, Ванюш, сил моих больше нет на фехтование! Не хочу ни в Казань, никуда! Может, завязать мне с этим?
– Эх, Макс. Думай сам, но знаешь... По большому счету, будущего у тебя здесь нет. Ну, выиграешь ты чемпионат Белоруссии, станешь мастером спорта, а дальше? Олимпийского чемпиона из тебя не выйдет. Если продолжишь, пойдешь в институт физкультуры, будешь учителем спорта в школе. Какой из тебя физрук? Еврейский мальчик, интеллигент. Зря ты кларнет бросил. Маму расстроил. Знаешь что? Уходи сейчас! Этот бой запомнят надолго.
