Сердце не обманет, сердце не предаст - Татьяна Гармаш-Роффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запись закончилась. Алексей задумался. Похоже, что эта Ирина сделала все, чтобы не позволить психиатру задать ей стандартные вопросы. Почему? Боялась себя выдать? Она не вела игру, она лишь пыталась ее вести. Но неумело. Не из тех женщин, у которых актерство в крови, не из тех людей, которым лгать легко…
Но что она хотела скрыть? Если у нее склонности к суициду, то зачем она пыталась договориться с Козыревым о другой, отдельной встрече?
Как бы то ни было, Алексей чувствовал: цель у нее была одна: встретиться с психиатром наедине. И не в здании Концерна. А вот зачем…
Он открыл файл с отчетом за пятницу. Встреча с Ириной была последней, и детектив сразу отправился в конец документа. «Ирина Петровна Липкина. Старший менеджер отдела по связям с общественностью. Замужем, 32 года» – гласил заголовок. Но под ним не оказалось ни слова. Почему-то Михаил ничего не написал о ней и не сделал комментарии к видеозаписи, хотя у него было два выходных…
Два выходных до смерти, – как дико звучит.
Что ж, теперь почитаем Продолжение…
Там стоит дата: все та же пятница. Время не указано. Но понятно, что Козырев запись сделал вечером, после всех своих дел и встреч, на домашнем компьютере.
7/IX-12. Да, дата была обозначена именно так, – Алексей уже лет тридцать, наверное, такого написания дат не видел, а то и больше.
«У встречи с Ириной оказалось неожиданное продолжение.
Я только вышел из книжного магазина на Полянке, как услышал, что кто-то меня зовет. Обернулся. Серо-зеленые тревожные глаза, точеный носик и… надо же, я не обратил внимания в первый раз: веснушки на нем. Это мило.
Она ко мне подбегает, чуть запыхавшись. Действительно ли случайна наша встреча? Моя секретарша Аня не могла проболтаться о том, куда я еду после работы… Надо будет все же ее расспросить. Или Ирина за мной следила?
– Я как раз хотела зайти в магазин за парой детективов… А тут вы!
Впечатление такое, что она действительно рада встрече.
– Я так рада… – она будто решила подтвердить мои мысли. – Мне очень хотелось вас увидеть…
– Вы сказали, что у вас трудности с внебрачным МЧ.
Я излишне сух. На самом деле я просто осторожен. Мне не нравится такое начало. Практика с неблагополучными людьми приучила к тому, что мое профессиональное участие они пытаются перевести в личные отношения. И мне ее радость от нашей встречи совсем ни к чему.
Она словно не слышит мои слова. Берет меня под локоть и почти тащит по улице.
– Можем мы пойти куда-нибудь выпить по чашке кофе? Или чаю, не знаю…
Пока я ищу ответ (как бы повежливей отказать), она произносит быстро, не меняя выражения лица:
– За нами могут следить. Точнее, за мной. Умоляю вас, согласитесь!
Это уже интересно. У девушки паранойя?
– Мы с вами работаем над сценарием фильма о шпионах? – хмыкаю я, но даю себя увлечь в направлении какого-то кафе, чья вывеска светится поблизости.
Знаю, что поступил неправильно, если воспринимать ситуацию рационально. У Ирины проблемы (неважно, какого рода, психиатрия или реальные неприятности), и она собирается вовлечь в них меня. Но мне стало интересно. Я хороший, просто исключительно хороший человек. Почти подвижник. Только до невозможности скучный. Я лишен эмоций, мне не знакомы ни гнев, ни любовь. Жизнь я заполняю работой. А может, мне как раз недоставало приключений? Во всяком случае, у меня появился шанс это проверить.
Мы устраиваемся за столиком в кафе, делаем заказ: кофе и два пирожных. Вообще-то я их не люблю, но взял из солидарности.
– Вам не приходило в голову, что в кабинете, где вы беседуете с сотрудниками Концерна, стоит прослушка? – спрашивает она.
Честно говоря, я не задумывался. Но ее слова ложатся в мой мозг без сопротивления.
– Не исключаю, что вы правы. Концерну хочется знать больше, чем могу сказать я. Возможно, меня наняли исключительно ради того, чтобы какой-то другой психолог – свой, давно проверенный – дал свои заключения по результатам моих встреч. Если, конечно, они действительно прослушиваются и записываются.
– Их не суициды интересуют. Вас пригласили для видимости. На самом деле…
Она не договорила.
– Проверяют лояльность сотрудников? – решил помочь ей я.
– Как у вас дела с интуицией? – резко меняет она тему.
Я удивился вопросу.
– Ну, у вас она развита?
– Пожалуй…
Разговор принимает все более странный оборот, но я ответил ей честно.
– И, по вашим ощущениям, за нами сейчас следят?
– Видите ли, Ирина… Для того, чтобы интуиция заработала, ей нужно все же нечто… Нечто, похожее на задание. Я хочу сказать, что если бы я внутренне вопрошал: следят ли за мной? – то я бы, надеюсь, получил от своей интуиции ответ. Но я ни сном ни духом такую мысль не допускал…
– Так допустите!
– Хорошо. Попробую.
Я сосредоточился. У меня действительно очень развитая интуиция, хотя на сто процентов гарантировать не могу. Тем не менее данный экзерсис принес мне ощущение, что никто за нами не следит – это ощущение замкнутости наших полей, моего и Ирины, направленных друг на друга. У меня нет чувства, что кто-то пытается эту замкнутость взломать, тайно внедриться в наш союз.
– Нет, не следят.
– Я вам верю.
– Увы, я вам – нет. Вы ведете какую-то игру… хоть и не слишком умело. И даже совсем неумело, сказать по правде. Если вы подозреваете, что мой кабинет для встреч прослушивается руководством Концерна, то вы сделали все, чтобы вызвать к себе нездоровой интерес.
– Да? А что же я такого сделала?
Похоже, она искренне удивлена.
– Все сотрудники боятся, что на них падет подозрение в суицидальных наклонностях, а за этим последует увольнение. Поэтому все отвечают на вопросы, составленные мною заранее, старательно и изображают полное довольство фирмой и жизнью. Вы же не дали мне озвучить ни один из них, моих вопросов, – вы повели разговор сами.
– И… и что?
– Можно подумать, что вы боитесь и потому намеренно избежали их. А затем сократили время нашей несостоявшейся беседы, разыграв боль в животе. Таблетку, к слову, вы проглотили?
Она покраснела. Затем вытащила ее из кармана и показала мне.
– А если в кабинете стоит не только прослушка, но и скрытая камера? Ваш жест увидели, в таком случае. Вы вели себя неосторожно, Ирина.
– О боже… – она касается пальцами лба.
Красивые пальцы, к слову. И не только они, конечно. Эта женщина вызывает у меня желание. Мне это не мешает, я привык с ним справляться.
– Я всего лишь хотела дать вам понять, что у меня проблемы, что мне нужна помощь… Ну, и вам понравиться тоже… Вызвать мужской интерес, чтобы вы согласились на отдельную встречу со мной!
– Зачем?
– Мне действительно нужна помощь. Но не психологическая. Я выбрала вас просто потому, что вы не имеете отношения к Концерну. Вы совершенно посторонний человек, которого наняли для видимости. С вами меня никто не свяжет.
– Ирина, я не хочу, чтобы вы вмешивали меня в какие-то истории со своим работодателем…
– Поздно. Простите. Мне больше не к кому обратиться.
– Но я…
– Михаил, два самоубийства – это ложь. На самом деле у нас имело место два убийства. Под видом суицидов.
– Ирина, я не тот человек, который вам нужен. Если в вашей организации были совершены преступления, обратитесь в полицию!
– Вы издеваетесь, а?
Ну да, коррупция, всесильные руководители Концерна… Конечно, ничего не доказать. Но при чем тут я?!
– Да не бойтесь! Я ничего такого не прошу… Просто возьмите это на сохранение.
Она оглядывается вокруг, я невольно тоже. Нет, никого здесь нет. Никого, кто следил бы за нами. Ирина быстро протягивает руку и вкладывает в мою ладонь небольшую серебристую вещицу на цепочке. Какое-то украшение.
– Что это?
– Улика. Пожалуйста, сохраните это! И никому о нем не говорите. И если меня убьют, то отдайте… Не знаю, надежным журналистам или, мало ли, надежным следователям, если с такими вы знакомы…
– Вас хотят убить? – спросил я тупо.
– Надеюсь, что пока нет! – рассмеялась она нервно. – Пока они не знают, что я знаю…
Ирина поднялась и стремительно покинула кафе. А я остался с маленькой вещицей в кулаке. Приоткрыв ладонь, посмотрел на нее внимательно: серебряное яблочко, украшенное бриллиантиками. Или стразами, я в этом не разбираюсь. Хотя нет, не яблочко, скорее сердце. Странная улика.