Сердце не обманет, сердце не предаст - Татьяна Гармаш-Роффе

Александре не доводилось видеть Ромку в общении с девушками, встречи с родителями обычно не совмещают со свиданиями, и теперь она шла и удивлялась, как быстро, за какие-то два года научился застенчивый, даже угрюмый парнишка вести себя столь раскрепощенно и уверенно.

– «Голубой», что ли? – хмыкнула Люба.

– Не, я разноцветный.

– Это как?

– Разносторонняя личность, вот так, – улыбался Роман. – Это не сексуальная ориентация, если ты не догадалась, это душевная. Слушай, расскажу тебе. Я работаю в автосервисе, у меня куча богатых клиенток. А я сам был раньше дикий, только краснел и мычал при виде красоток. Мне мужики, в смысле коллеги, как-то говорят: женщины комплименты любят. Ты им скажи че-нить приятное, сразу твои чаевые удвоятся. А что я могу сказать, если ничего не понимаю? Ну, туфли у нее зеленые, а лак на ногтях в черную крапинку, – это хорошо или плохо? Как комплимент-то сделать? И я придумал отличную вещь: стал покупать женские журналы. Про моду читал, про косметику, всякие там советы женщинам. Заодно и разделы «Психология». Полезное чтение, знаешь! Я такому научился, сам поражаюсь. У меня стали получаться потрясающие комплименты. Смотри: можно просто сказать – у вас красивая сумка. А можно вот как загнуть: у вас сумка от Гуччи? Прекрасный вкус! И тетя польщена, потому что сразу в одном комплименте и марка у нее престижная, и вещь красивая – она ведь никогда не усомнится, что от Гуччи-Муччи может быть уродливо, понимаешь! – и вкус у нее прекрасный. Трех зайцев одним предложением.

– То есть ты им врешь, – нахмурилась Люба.

– Милая, они сами себе врут первым делом. Что с сумкой этой краше стали.

– А ты им помогаешь!

– Вежливость – это всегда ложь. Всё ложь – макияж, одежда, приличия. Иначе бы мы до сих пор заворачивались в шкуры и пукали за едой, – рассмеялся Роман. – Это необходимая ложь, такой общественный договор: говорить другу приятное и улыбаться. И никто не хочет знать, что думает улыбчивый на самом деле. Начнешь просить правду, не дай бог, типа, чтоб не ложь, а ничего кроме правды! – а он тебе как отрыгнет своими мыслями в душу, потом даже душ с хлоркой не спасет.

Люба сдержанно хихикнула.

– А уж в сфере обслуживания, в которой я работаю, комплименты вообще часть ритуала. О чем знают обе стороны. Никакого обмана, совместная игра.

– Значит, ты и меня обманул?

– Когда это я успел?

Люба насупилась и не ответила. Александра с любопытством наблюдала за обоими.

– Дошло… «Миленькой» тебя назвал, ты об этом? Так ты и вправду миленькая. Я теперь в женщинах знаток. Только не умеешь себя правильно подать. Свое тело не любишь, стесняешься его, оно тебе кажется некрасивым, вот и скрываешь его бесформенными майками и штанами.

– И где это ты мою майку рассмотрел? На мне куртка!

– Да ладно, Люб, куртка твоя расстегнута, а у меня глаз наметанный… Ты возьми да юбочку надень короткую, майку в обтяжку, – пусть грудь подчеркнет. Маленькая, зато миленькая…

Они спустились в метро, и шум заглушил их разговор.

Подвальное помещение для занятий своих групп Михаил арендовал у военно-патриотического клуба, расположенного в одном из старых домов в районе Остоженки. Точнее, не все помещение, а спортивный зал.

Люба, Александра и Роман встретились у входа с детективом и Катей.

Кис не понял, отчего здесь оказался Роман. Собственно, он ничего не имеет против присутствия старшего сына, просто непонятно.

– Можно тебя на минутку? – уцепил он жену за локоток.

– Ты из-за Ромки? Я тебе потом объясню. На нас смотрят…

– Уже нет.

Алексей махнул рукой остальным, давая понять, чтобы не ждали. Роман кивнул и, открыв тяжелую металлическую дверь, пропустил в нее девушек.

– Так зачем ты его позвала?

– Хочу узнать его мнение о Любе. У них обоих было неблагополучное детство, он ее поймет лучше, чем мы. Тем более что он прилично разбирается в психологии, хоть и самоучка.

– Ты Любу подозреваешь, Саша?

– Не то чтоб подозреваю…

– Сомнения можно опустить, это фигура по умолчанию во всех гипотезах.

– Хорошо. Столкнуть в окно, как вы сами с Игорем говорили, может даже женщина. При этом у Любы есть ключи от квартиры, а мы знаем: дверь не взломана. Я с ней немного пообщалась в кафе… Она любила Михаила и надеялась, что он будет всегда ее опекать… Или даже однажды ответит взаимностью.

– Этого мало. Что-то еще?

– Характер.

– Расскажи.

– Люба, как я понимаю, из тех людей, которые считают, что им все должны. Вернее, не все, а более удачливые, более богатые, более счастливые… И эта идея портит им жизнь. Они не спрашивают с себя, они ждут, что их проблемами займутся другие. А когда «другие» не дают желаемого, такие люди, как Люба, им мстят.

– Думаешь, она могла Козырева убить?

– Не убить, нет… Разозлиться. И толкнуть – или оттолкнуть, – когда поняла, что Козырев ее не любит и никогда не полюбит. Вряд ли ожидала столь трагического последствия от своего жеста… Ведь ясно, Михаил не защищался: значит, это случилось внезапно.

– Не ясно, Саша, пока не ясно! Это Люба сказала, будто следов борьбы не обнаружили. Завтра я найду подходы в районное отделение и узнаю, что установила экспертиза. Но твою гипотезу принимаю как вариант. И, согласен, Ромка может нам помочь разобраться в ее характере. Пошли!

Алексей толкнул дверь. Остальные – Катя, Люба и Роман – ждали их в предбаннике.

– Люба, Михаил говорил вам о своей работе в Концерне?

– Да. А что?

– Вы знаете, что он там делал?

– Его пригласили для собеседований с персоналом. Там случилось два самоубийства, дирекция обеспокоена. Миша должен был в течение месяца…

Месяца. Разумеется, там ведь огромное количество людей работает… Но Козырев успел отработать только первую неделю.

– Он описывал вам людей, с которыми встречался? Делал какие-то комментарии?

– Вы плохо знаете Мишу. Он никогда не рассказывал о встречах с другими клиентами.

– Спасибо, – обронил детектив. Жаль, что Люба ничего не знает, он надеялся на какие-нибудь дополнения с ее стороны… – Ну что, двинули?

В спортивном зале на матах расположилось около трех десятков человек – кто сидел, кто лежал. Стоял гул голосов, усиленный эхом подвала. Некоторые посмотрели на вошедших с любопытством.

Алексей немного удивился, увидев, что присутствующим за двадцать, некоторым и в районе тридцати. Он почему-то думал, что Михаил работал с подростками. Может, потому, что Люба называла их «ребятами». Хотя, конечно, это слово не зарезервировано исключительно для детей и подростков: в своем кругу мы долго (если не навсегда) остаемся «ребятами», «девочками», «пацанами»…

– Олег! Олежка! – позвала Люба.

Парень неспешно обернулся, встал.

Катя вытянулась и побледнела.

Шум прибоя или шум в ушах? Жар южного солнца или жар вскипевшей крови?

Арно. Ласковый подлец, красивое ленивое животное с гибким сладострастным телом, золотые глаза, как жерло плавильной печи, – горнило, где горела и плавилась ее страсть.

Грубому, мужскому идет изящное, нежное: рыжеватый завиток на сильной шее, массивный серебряный браслет на крупном запястье, пушистые коричневые ресницы. Она подставляла губы, он ресницами их щекотал; она смеялась, он спрашивал: чешутся? Это от желания, чтобы я их поцеловал!

И он целовал.

Потом, под конец, когда уже не оставалось сил и она откидывалась от него в изнеможении, ей казалось, что она, как самая маленькая матрешка, поместилась в тело большой – в его тело. Оттуда невозможно выйти самой, это плен; но было так сладостно в его плену. Она вовсе не собиралась покидать его большое тело. Она уже обживалась внутри, она уже обставляла его, как дом – сюда стол, сюда комод, – она собиралась прожить в нем долгую счастливую жизнь. С детьми и внуками.

Пять недель сияющего блаженства. Пять недель она кричала на весь космос: я встретила свое счастье! Слышишь, Земля? Слышите, планеты? Я нашла его!!!

И вот горячечный бред:

– Арно, я не понимаю… Я видела тебя в кафе с другой женщиной, вы целовались!

– И что?

– Но ты же любишь – меня! Ты так сказал!

– Но я же не говорил, что люблю тебя единственную. Я еще много кого люблю, – произнес он невозмутимо.

– Как это?.. Но… ты рассказывал, какая я нео…быкновенная, – слово проговорилось с трудом, оцарапав нёбо своей банальностью. – Что не встречал таких… что я уникальна…

– Это правда. – Он поставил стакан с пивом, который до сих пор держал в руке, браслет звякнул об столик. – Каждая женщина уникальна. И потому необыкновенна. Одно логически вытекает из другого, верно?

Боже, какая потрясающая у него улыбка… Так бы целый день – да какой там день! вечность! – глаз не отрывала, любовалась.

Катя почти не понимала его слов. Она начала разговор с одной-единственной целью: убедиться, что случилось недоразумение, мучившее ее с прошлого вечера, что Арно сейчас все объяснит, все станет на свои места, ее звездное счастье вернется. Но он никак почему-то не объяснял, ничего на свои места не становилось. И Катя задавала все новые вопросы, будто надеялась его подтолкнуть: ну же, ну давай, ну скажи, что все в порядке!