Рудиарий - Андрей Посняков

Рысь, как ни странно, не чувствовал никакой радости, будучи даже несколько подавленным тем, что произошло. Одна мелкая случайная ошибка – и на тебе! Была «звезда» – и нету, один хладный труп, возле которого в одиночестве возился ланиста, втыкая в мертвое тело какие-то острые палочки. Зашедший попрощаться с погибшим Юний, присмотревшись, узнал в них женские заколки для волос.

– Напитаю их кровью, – оглянулся ланиста. – Сам знаешь, шпилька с кровью погибшего гладиатора считается залогом счастливой семейной жизни. Нет лучшего подарка молодоженам – и весьма недешевого.

Рысь лишь покачал головой – что тут скажешь? – и вышел. Странные мысли внезапно овладели им – мысли о смысле жизни. Рысь впервые так остро почувствовал, что живет как-то не так, без всякой цели. Ну, для чего? Для того лишь, чтоб тешить своим искусством толпу? Для того, чтобы какое-то время сладко жрать, вкусно пить, спать с красивейшими женщинами, а в один прекрасный момент вдруг, вот как Сергий, умереть на арене или, если повезет, получить свободу… И для чего? Что потом делать-то? Снова попытаться разыскать вождя ободритов Тварра и отомстить за убитых родичей? Можно, конечно, – хоть какая-то цель. Ну, допустим, отомстит. А дальше? А дальше – темнота, мрак неизвестности. Можно, конечно, наняться в какой-нибудь легион, как советовали когда-то. И что? Для римлян легион олицетворяет великую цель – служение отечеству, для варваров – деньги, а для него, Юния Рыси? Денег и без того хватает, а воевать непонятно за что не очень-то хочется. Тогда что же делать, что? В чем он, этот самый смысл жизни? Как и зачем он должен жить, Ант Юний Рысь, Рысь из Трех Галлий?

Покачав головой, Рысь осушил третий кубок неразбавленного вина и, повернувшись к Каллиду, задал ветерану мучившие его вопросы.

– Для чего жить? – философски усмехнулся Каллид. – Знаешь, Юний, сказать по правде, на это вопрос вряд ли кто может тебе ответить. Но уж ясно, что не для того только, чтоб есть, пить, размножаться, кичиться перед другими своим богатством или, наоборот, бедностью. Нет, не для этого.

– А для чего же?

– Боюсь, этого не знает никто.

Юноша поднял глаза, полные слез:

– А вот ты, Каллид. Для чего живешь ты?

Ветеран усмехнулся:

– Я не отвечу тебе для чего, Юний. Лучше скажу – как. Поверь, я никогда не подличал, не подставлял других и по мере сил старался помогать людям. Будь честным, не лги, не считай себя выше других – и тебе будет за что уважать самого себя. Старайся жить так, чтобы лица людей, идущих тебе навстречу, вдруг расцветали улыбками, а за твоей спиной не сплетничали бы, а громко говорили: вот идет Юний Рысь, человек хороший и честный, никому не сделавший зла. Подумай, если все будут такими, какой прекрасной станет жизнь!

– Да, – неожиданно улыбнулся Рысь. – Пожалуй, ты и прав. Даже наверняка прав. Только вот жить по таким законам в Риме – все равно что, отбросив меч, подставить врагу грудь.

Глава 5

Июнь – июль 226 г. Рим

Навмахия

Бездушные, далекие от философии, лишенные искусства, с расовыми инстинктами, доходящими до зверства, бесцеремонно считающиеся лишь с реальными успехами, стоят они между эллинской культурой и пустотой.

Флавия! Как он мог забыть о ней, даже под гнетом всего того, что произошло в последнее время!

Открыв глаза, Рысь уселся на ложе, вспоминая бирюзовые глаза девушки, ее мягкую улыбку и нежное тело. Как? Каким образом разыскать ее здесь, в этом огромном городе, который недаром прозвали Вечным? Юлия Филия когда-то упоминала Памфилия Руфа, приемного отца Флавии. Упоминала без одобрения – именно Памфилий и был тем сенатором, что перекупил подряд на ремонт Аврелиевой дороги, в который вложила почти все свои сбережения Юлия Филия. Последняя что-то давненько не давала о себе знать, видно, как она и опасалась, ее денежные дела совсем расстроились. Жаль, искренне жаль – несмотря на весь свой практицизм с некоторым налетом цинизма, в общем-то Юлия была девушкой отзывчивой и доброй, в отличие от подавляющего большинства римских матрон, да хоть той же Клавдии Росты. Та тоже подзабыла гладиатора, но тому были весьма прозаические причины – вернулся из поездки ее муж, квестор Гней Клавдий Рост, один из богатейших людей Рима человек, терпимый ко многому, но весьма проницательный. Любовные связи светских львиц с модными гладиаторами, конечно, были весьма распространены в обществе, только вот что это было за общество! Абсолютно безнравственная, признающая только лишь самое себя клоака – лучше не скажешь. Моды, нелепей которых трудно было бы выдумать, отвратительные и гнусные забавы, немножко дурацких стишков от безделья, немножко прозы – такой же дурацкой и никому, кроме «света», не интересной, да и то сочиненной рабами, сон до полудня, затем придумывание забав – опять-таки в большинстве случаев темы подсказывали рабы – вечером и почти всю ночь до утра оргии. И так каждый день. Римские знатные дамы, глупые, избалованные и завистливо-злые, в снобистской заносчивости своей вполне искренне полагали, что это и есть настоящая жизнь – с эротичным шуршанием тонкой, не скрывающей тело киосской ткани, дорогой, с блеском золота, освещающим атмосферу утонченного, а иногда и откровенно грубого разврата, со сплетнями, с придыханием произносимыми в объятиях очередного любовника: «Ах, дорогой, говорят Теренция Варрея вчера предстала перед императором почти что голой, а Помпедия Флора уже переспала почти со всеми гладиаторами из Лудус Магнус, похоже, она их коллекционирует, тварь такая…» Эти вот сплетни почему-то и считались основными новостями, единственно интересными римскому популюсу, который, откровенно говоря, «высшее общество» презирало, ничуть не скрывая этого. Впрочем, и плебс, жадный, не желающий работать, жаждущий лишь государственных подачек-льгот, вполне этого презрения стоил. Если кого и можно было уважать в Риме, так это огромную армию вольноотпущенников – ремесленников, мелких предпринимателей, купцов и, как ни странно, «новых» богачей, стремящихся приумножить свои капиталы и уже потому деятельных. К таким, похоже, относился теперь и почтеннейший Децим Памфилий Руф, бывший провинциальный дуумвир, а ныне – после успешного подавления мятежа на самой окраине Лугдунской Галлии – римский сенатор и нувориш. Вот его-то, вернее, его воспитанницу и приемную дочь Флавию Памфилию Сильвестру Руфу, и хотел отыскать Юний, испытывая к девушке чувство, которое, наверное, можно было бы назвать любовью, если бы гладиатор знал, что такое любовь. Когда-то сам ланиста Квинт Септимий Марон обещал помочь юноше отыскать сенатора.

– Памфилий? – Отрываясь от денежных записей, Септимий поднял глаза. – Ну да, помню, обещал узнать про такого. – Ланиста ухмыльнулся. – Ты ведь, кажется, интересовался его дочкой?

– Приемной, – поправил Рысь.

– Какая разница? Она хоть красивая?

Юний потупил глаза:

– Ну да, наверное.

– Ладно, не стесняйся! – Махнув рукой с зажатой в ней палочкой для письма – каламусом, Септимий расхохотался. – Слушай про своего Памфилия, если это, конечно, тот, кто тебе нужен. Где он живет, я не знаю, но слышал, что некий сенатор Памфилий Руф, выходец из Трех Галлий, держит по всем площадям книжные лавки, так что после утренней тренировки можешь прогуляться, скажем, на форум Траяна, тут не так далеко.

– Да знаю, – кивнул Рысь.

– Ну, еще бы тебе не знать, – усмехнулся ланиста. – Кажется, где-то там живет одна из твоих пассий? Мало тебе женщин, что ищешь еще? Ха! Оказывается, ты еще не разучился краснеть! Ладно, шутки в сторону, – Септимий неожиданно посерьезнел. – Не думай, что я вот эдак запросто позволю тебе пропустить вечернюю тренировку, нет уж, мой милый, потребую от тебя кое-какой услуги.

– Надеюсь, не любовной? – пошутил Юний и сразу же пожалел о своей шутке: ланиста смеялся так долго, что, казалось, он и к вечеру не уймется.

– В общем, так. Слушай внимательно. На форуме Траяна отыщешь книжную лавку – она там одна, так что не заплутаешь. Спросишь там Феликса, переписчика… Тьфу, что я говорю! Не вздумай назвать его переписчиком – обидится, лучше назови писателем, он и в самом деле пишет. Он тебе кое-что скажет, а ты постарайся запомнить и потом в точности передашь мне.

– Может, ему лучше стоит написать? – поднял глаза Юний.

– Э, нет, – ланиста отрицательно покачал головой. – Не все можно доверить письму. А тебе я все-таки доверяю – и знаешь почему?

– Почему же?

– Тебе нет никакой выгоды меня предавать! Если б была хоть малейшая, поверь, я б никогда не поручил тебе это дело. Ну, можешь идти… Впрочем, постой, – Септимий задержал юношу на пороге. – Вот что еще хочу сказать: на искусственном озере за городом скоро будет навмахия – имитация морского боя. Плевое дело, никаких тебе особых схваток, выпендреж. Ты будешь на корабле, стоящем ближе всего к императорской ложе, без доспехов и шлема. Постарайся, чтоб император тебя узнал: пора компенсировать прошлое поражение. Гонорар поделим как положено: из двадцати долей девять – мне, десять – на взятки, ну и одна двадцатая – тебе. Поверь, это немало.