Похищение чудовищ. Античность на Руси - Ольга Александровна Кузнецова

на Руси еще считали планетой.

Аллегория Луны. Календарь. XVIII в.

Женское имя Екатерина на Руси XVII–XVIII вв. было достаточно популярно, изготавливались даже наборные пряничные формы с надписью «КАТЯ» по четыре пряника, чтобы кавалеры могли одарить многих девушек. Но сближение мистического Екатерина с привычной Катей наверняка вторично. В тех же сборниках при толковании имени Екатерина его разбивали на два слова, Екати + Ирина, и «расшифровывали» как мирную, смиренную луну, что, конечно, позволительно авторам Средневековья, не знавшим современных достижений науки о языке.

Сменивший пол Екатий — это след древнегреческой богини Гекаты, рассказ о которой попал на Русь через сочинение Григория Богослова, критиковавшего поклонение античным божествам. В XI в. Никита Ираклийский пишет свои толкования на этот текст, где кратко пересказывает некоторые мифологические сюжеты, реалии из которых упомянуты Григорием Богословом [14]. Древнерусские рукописи, называемые «Словами Григория Богослова», содержали параллельные тексты источников и толкований — именно пояснение Никиты Ираклийского на риторическое вопрошание: «Где ли Екати темныя и страшныя мечты?» было дословно переписано в алфавитные сборники. Сходное толкование на это место дает и Максим Грек (XV–XVI вв.), хотя змеиная составляющая античной богини у него не упоминается.

А Екати — богына же их быст темна и преисподня и мечтаниа страшна нощнаа являющи им, юже и почитаху с страхом зелным.

Никита Ираклийский

Попав в русскую культуру, Геката могла восприниматься по крайней мере в двух ракурсах: это герой-триумфатор в духе аллегорий классицизма или же мучимый грешник в духе традиционных загробных видений.

Эмблема «Даже самые свирепые укрощены» (Etiam ferocissimos domari) из западноевропейской книги А. Альчиато, по рисунку Й. Брея Старшего, XVI в.

Описание Екатия как античного триумфатора может вызывать в памяти читателя изображения и описания из западноевропейских сборников эмблем, которые в XVII–XVIII вв. с интересом просматриваются русскими авторами, а затем их аналоги воспроизводятся и в русских книгах.

Колесница, влекомая коньми, львами, тиграми или слонами означает триумф, торжество победы и обоготворение древних государей и других славных мужей.

Емвлемы и символы

В XVIII в. эмблемы активно использовались в придворном церемониале, на дворянских гербах, при создании литературных текстов. Кстати, символическая езда на львах особенно актуализировалась в петровскую эпоху в связи с победой над Швецией. Кроме того, существовали европейские гравюры, изображающие появление всклокоченной, почти змееволосой Гекаты перед волшебницей Медеей — иногда в летучей колеснице, запряженной крылатыми змеями (драконами).

Но если говорить о восприятии рассказа про Екати в рамках древнерусской культуры, то важной ассоциацией мог оказаться сюжет другого рода: явление грешницы из сборника «Великое Зерцало» (XVII в.). Благодаря широкому распространению этого рассказа сохранилось немало вариантов его записи: духовник, родной отец или посторонний человек видят душу недавно умершей молодой женщины, которая при жизни скрывала свои страшные грехи (обычно это блуд и детоубийство), представляясь добропорядочной. Визионеру показываются муки разоблаченной, которую истязают змеи, а чудовищный монстр везет ее в ад. Чаще всего рассказы по мотивам этого сюжета помещались в синодиках (книгах о необходимости поминать усопших, часто с занимательными историями и ужасающими картинками). Этот сюжет был чрезвычайно популярен на Руси: тайная грешница изображалась и на церковных фресках, и на иллюстрациях в сборниках с притчами. Правда, чаще всего она восседала прямо на змееподобном монстре (драконе, аспиде), но есть и описания с ездой в адской колеснице, непременно в сопровождении бесов и змей — традиционных участников посмертных мучений. В некоторых рассказах есть даже аллегорическое пояснение, что колесница — это ложе блуда.

Грешница в колеснице, запряженной демоническими львами. Старообрядческая миниатюра, начало XX в.

В библейском Апокалипсисе (Откровении Иоанна Богослова) сообщается еще об одном похожем видении. Речь идет о так называемой вавилонской блуднице — торжественном явлении роскошно одетой распутной дамы верхом на ужасном звере, которое потрясло визионера. В апокалиптическом образе соединены и величие, и посрамление. Судя по популярности, он существенно повлиял на сюжеты об адских муках и странных видениях. Примечательно, что грешница, наказанная за блуд, изображалась с сосудом кипящей смолы в руках, а блудница из Откровения Иоанна Богослова на гравюрах (в том числе русских лубочных картинках) держит кубок с нечистотами, словно заздравную чашу своего триумфа.

Блудница Вавилонская. Лубок. XVIII в.

Для позднего Средневековья характерно сплетение торжественного с ужасным. Уже в раннехристианской традиции возникало переосмысление античных образов богов и героев в качестве великих, но напрасно обожествленных исторических личностей. Праведные посетители загробного мира описывают персонажей мифов мучимыми в аду, окончательно развенчивая «греческие басни». В Древней Руси расхожей интерпретацией античных божеств было и отождествление их непосредственно с бесами, особенно если речь шла о чудесах, наваждениях.

В поэме Андрея Белобоцкого «Пентатеугум» античные персонажи часто фигурируют именно как исчадья ада. Одна из строф посвящена и Гекате.

По державе страх ходити Екады троеглавныя, В тюрьмах, в муках страх смотрити жильцов гегенны вечныя. Пентатеугум

Страшная богиня становится надсмотрщиком тюрем преисподней. Три головы, придающие ей особый демонизм, восходят к образу триединой Гекаты: ее трехфигурные статуи создавались в Древней Греции, и впоследствии римские копии попали в коллекции музеев Европы. Впрочем, навряд ли русский читатель представлял себе это трехглавое чудовище сколько-нибудь определенно. И жуткий облик адской надзирательницы европейского образца, и явление Екати, потерявшего связь с античным источником, удовлетворяют самый общий интерес к торжественному и страшному. По всем законам хоррора рассказы о подобных феноменах очень неконкретны, а потому неудивительно, что сюжеты теряют связь со своими историческими корнями. Содержание уступает впечатлению. Похожим образом один из энциклопедических сборников XVII в. содержит совет, как вызвать некие страшные