Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас

то время такая аргументация еще не является превалирующей. Этнический аргумент в пользу политической легитимности будет использован позднее. Интерес к этническому составу присоединенных земель, как и к этническому составу других частей империи, был вызван не только политической конъюнктурой, особенно в первой половине XIX века[187]. До середины века государственные учреждения практически не интересовались этническим составом жителей. В предоставленной в 1837–1840 годах чиновниками низших рангов комитету статистики Виленской губернии информации об отдельных населенных пунктах указывалось, что «жители по племенам и вере разны: большею частью христиане и евреи»[188]. Но и в тех случаях, когда в комитет статистики попадала более точная информация об этническом составе населения, критерии ее сбора и обработки сильно отличались от критериев, используемых наукой того времени: литовцами в таких документах считались католики, униаты и «новые православные» (то есть бывшие униаты), а поляками – только те, кто родился в Царстве Польском[189].

Статистические и географические описания империи также дают неполные и часто очень неточные данные об этническом составе жителей. Так, в составленном Карлом Федоровичем Германом статистическом описании Российской империи все жители бывшего Великого княжества Литовского и Правобережной Украины называются поляками[190], поскольку экспертам в области статистики национальности важны лишь тогда, «когда они могут иметь значительное влияние на благосостояние государства»[191]. Автор множества книг и учебников по географии Евдоким Филипович Зябловский в общих чертах описывает населенную литовцами территорию: «Литва находится в Виленской, Гродненской, Минской губерниях и во всех местах бывшего Герцогства Литовского»[192].

Первым ученым, предпринявшим значимую для имперского дискурса научную попытку не только выяснить, кто такие литовцы и где они живут, но и нанести населенную литовцами территорию на карту, может считаться Павел Йозеф Шафарик (Pavel Josef Šafařík), работавший в империи Габсбургов, но поддерживавший связи со многими российскими учеными[193]. Важно то, что работы Шафарика, посвященные славянской этнографии, сразу после публикации переводились на русский язык. Они стали отправной точной многих публикаций (в том числе и карт), посвященных славянам и литовцам.

Важнейшим критерием этнической принадлежности П. Й. Шафарик считал язык и к литовцам относил все те группы, которые мы сегодня называем балтами (в эту группу попадают и латыши). Литовцев он считал более близкими славянам, чем какая бы то ни было другая этническая группа. В своем известном труде Slovanský nàrodopis (1842) П. Й. Шафарик обозначил территории проживания литовцев и латышей[194]. Литовцев он локализовал практически по всей территории Виленской губернии (белорусское доминирование он видел только в трех восточных и юго-восточных уездах (Братславском, Завилейском и Ошмянском), в северной части Гродненской губернии, то есть в Лидском и Гродненском уездах, в северной части Августовской губернии (Мариямпольском, Кальварийском и Сейнском уездах до Сейн и Сувалок) и в значительной части Восточной Пруссии)[195].

В Российской империи территория проживания литовцев впервые была нанесена на карту в 1848 году в «Этнографическом атласе Европейской России»[196], изданном поддерживавшим связи с П. Й. Шафариком Петром Ивановичем Кёппеном, и следующим изданием стала «Этнографическая карта Европейской России»[197] (1851). Несмотря на то что подходы П. Й. Шафарика и П. И. Кёппена схожи (П. И. Кёппен также основным идентификатором этнической группы считал язык и относил к литовцам и латышей), многолетние исследования П. И. Кёппена привели к совершенно иным результатам; кроме того, со временем претерпела изменения интерпретация П. И. Кёппена, изложенная в первой публикации о литовцах (1827).

В 1827 году П. И. Кёппен считал, что «племя литовское», славянское по происхождению[198] и лишь позже смешавшееся с другими племенами, состоит из трех частей одного таксономического уровня: латышей, прусских литовцев и литовцев (и «жмуди»), проживающих в Российской империи[199]. Через несколько десятилетий он отказался от идеи «самостоятельности» прусских литовцев и стал вычленять в «литовском племени» (Der litauische Volksstamm) две группы – литовцев и латышей, особо выделяя в первой группе Schemaiter («жмудь», жемайтицы), к которым относил и литовцев, живших в Царстве Польском[200].

Значительно отличалась в интерпретации П. И. Кёппена и площадь территории проживания литовцев. Поскольку П. Й. Шафарик, как мы уже говорили, получил информацию в том числе и от П. И. Кёппена, неудивительно, что описанная П. И. Кёппеном в 1827 году территория проживания литовцев в принципе совпадает с той, которую приводит в своем труде П. И. Шафарик[201]. Однако через несколько десятилетий П. И. Кёппен как территорию проживания литовцев указывает гораздо меньший ареал[202]: если сначала восточная граница с севера на юг идет почти так же, как в работе П. Й. Шафарика, то за Свенцянами площадь проживания литовцев уже значительно меньше – к славянскому ареалу отнесены Вильна и Ошмяны[203].

П. И. Кёппен корректировал свое представление о литовцах, поскольку в течение нескольких десятилетий ему удалось получить информацию не только у интеллигенции Северо-Западного края, но и в различных государственных учреждениях, а также в Российской академии наук. Ученого прежде всего интересовало научное знание, и прямых политических мотивов уменьшения ареала проживания литовцев у него, скорее всего, не было. И все же сбор этнографических сведений даже в академическом дискурсе не следует рассматривать как абсолютно не связанный с политической сферой. П. И. Кёппен был одним из основателей Русского географического общества (основано в 1845 году, с 1849 года – Императорское Русское географическое общество; далее – ИРГО). Это общество не следует рассматривать как чисто научное учреждение, назначение которого совершенно отлично от определенных государственных учреждений. Как уже не раз упоминалось в исторической литературе, внутреннюю борьбу ИРГО выиграла не немецкая, а русская фракция, которая стремилась направить деятельность общества на проведение исследований, необходимых для решения практических задач, стоявших перед империей. В центре внимания русской фракции, связанной прежде всего с Николаем Ивановичем Надеждиным, сначала были восточные славяне (в терминах того времени – русские), позже в фокус попали и другие подданные империи. Важно то, что подход, использовавшийся для исследования русского народа, позже был перенесен и на исследования других этнических групп. В работе ИРГО преобладала дескриптивная практика: подчеркивалась уникальность конкретной этнической группы, этнические группы редко сравнивались между собой, ученые избегали обобщений оценочного характера[204]. Таким образом, в формирующейся в середине XIX века практике российских этнографических исследований было запрограммировано достаточно толерантное отношение к разным этническим группам.

Именно в издании ИРГО в 1861 году была опубликована статья М. О. Лебедкина, в которой четко прослеживалась идеологическая позиция автора[205]. Описывая прошлое Литвы, Лебедкин полностью следовал схеме Н. Г. Устрялова, трактовавшего Великое княжество Литовское как Западную Русь, которую абсолютно правомочно в XVIII веке вернула Екатерина