Разборки под прикрытием - Александр Золотько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Твою мать!
Так, если передавать кратко, Сергеев отреагировал на информацию, поступившую от Стоянова. Бывший однокурсник капитана живописал биографию Гринчука ярко, с подробностями, слухами, сказками и легендами. И то, что именно Гринчук прошлой зимой обезглавил две наиболее крутых группировки, что именно он буквально несколько дней назад убрал с поста начальника областного управления милиции, да так, что тот скоропостижно скончался от сердечного приступа в госпитале. И то, что Гринчук почти год наводил порядок среди наиболее богатых и влиятельных людей города, тоже было сообщено. Самым простым и объяснимым на общем фоне выглядел карьерный взлет райотдельского опера за один день от капитана до подполковника.
Кто-то его двигал, сказал Стоянов. И рассказал историю о четырех миллионах.
Сергеев задумался. Сергеев крепко задумался, предварительно выставив Стоянова из кабинета.
Если в историю с романтической игрой будущей супруги с будущим мужем Сергеев верить не собирался, то появление крупных сумм делало все происходящее более реальным. Не совсем понятно, почему для своего ухода Гринчук с супругой выбрали именно Приморск, но кроме этого всё было очень логично.
Подполковник, имея хорошие деньги, решает выйти из игры. Действительно, что-то или кто-то заставило его продолжить тянуть ментовскую лямку, уже имея миллионы. Сам Сергеев ни на секунду бы не остался на своем посту, имея подобный кусок.
Значит, Гринчук готовит отход. Вроде бы уходит из милиции на пенсию, но получает новое удостоверение в министерстве. И сдает министру начальника областного управления… Тут как раз всё объяснимо. Вполне.
Министру начальник мог не нравиться и произошел обмен – Гринчук министру отдает своего генерала, а министр Гринчуку… Удостоверение и бумагу, предписание на проверку городского отделения Приморска. Имея на всякий случай такой документ, Гринчук мог делать в городе что угодно.
Если бы он прибыл в Приморск одновременно с супругой, то спокойно порешал бы все свои вопросы, вплоть до аренды яхты или катера и ухода за кордон. Иллюзий по поводу эффективности нынешней погранохраны Сергеев не питал.
Но приехать вместе они не смогли. Что-то там случилось с приятелем Гринчука, неким Михаилом, о котором мало кто что знал, но все, если верить информации Стоянова, побаивались и легенды распускали самые невероятные – от службы дьяволу, до зомбирывания в секретный военных лабораториях.
Совсем с ума посходили, пробормотал Сергеев.
Кто-то в результате перехватил даму с деньгами. Трудно сказать, были ли у нее четыре миллиона с собой, но и общак – очень и очень лакомый кусок. Осталось выяснить, кто перехватил даму, и вернуть ее Гринчуку. Или четко указать, с реальными доказательствами, что найти ее тут невозможно, что она…
И пусть сам ищет дальше.
Сергеев взглянул на часы. Времени на размышления больше не было. Нужно в девять ноль-ноль быть у Гринчука. Господин проверяющий изволили приказать.
Приказав сидящему в приемной Стоянову следовать за ним, Сергеев вышел на улицу, сел за руль и подождал, пока капитан устроится на соседнем сидении.
– Говоришь, дома Гринчука все боятся до слез? – спросил, не оборачиваясь, подполковник.
– Хуже. Уголовники тамошние вообще считают, что тот, кто ссорится с Гринчуком, долго не живет. Загибается самым мистическим способом. Привязать к Гринчуку это не получается, но все искренне верят. История с общаком – единственная, где Гринчук прокололся.
– История с общаком… – протянул задумчиво Сергеев. – История с общаком… А что, можно попробовать.
Машина выехала со двора городского отделения, свернула направо.
Стоянов покосился на начальника – лицо того вдруг приобрело выражение уверенности. Что-то придумал начальник. Стоянов попытался представить что именно. Общак…
– Значит, смотри, – сказал Сергеев, когда остановил машину возле гостиницы. – Ты будешь везде сопровождать нашего уважаемого проверяющего. Пусть делает что хочет. Будет тебя гнать, плачь, валяйся в ногах, умоляй и просись. Нет – ходи следом в отдалении. Возьми человека четыре, чтобы не потерять его из виду. Если он будет обижаться – скажи, что это охрана. Что я распорядился. Или… Ладно, об этом я ему и сам скажу.
Сергеев и Стоянов вышли из машины.
– Жарко, – сказал Сергеев.
Посмотрел через дорогу.
– Здравствуйте, товарищ начальник! – крикнул ему сапожник, сидевший прямо напротив гостиницы у открытых дверей своего киоска.
Сапожника в городе знали все, он тоже знал всех и был своеобразным символом города.
– Здорово, Максимыч! – помахал рукой Сергеев. – Как жизнь?
Машин на улице почти не было, и можно было свободно переговариваться через дорогу.
– Всё в порядке, что со мной может случиться, – засмеялся Максимыч.
– Мои не беспокоят? – спросил Сергеев.
Пять лет назад, когда Максимыч только обосновался в своем киоске, патрульные попытались обложить сапожника налогом, но к их громадному удивлению, как-то это не заладилось. Ребята были приезжие, не знали, что еще совсем недавно Максимыч учительствовал в единственной городской школе. И почти все жители Приморска учились у него. Русский язык и литература. Патрульные потеряли работу и место жительства, срочно уехали из города.
– Не беспокоят? – переспросил Сергеев. – Нет? Ну и ладно.
Беседуя с бывшим учителем, подполковник ощущал себя чуть ли не хранителем городских традиций.
В вестибюле Сергеев взглянул на настенный часы. Без пяти девять.
* * *– У нас осталось три часа, – Владимир Родионыч покрутил демонстративно в руках часы.
– Три часа пять минут, – меланхолично поправил Полковник.
– Четыре минуты, – сказал Браток, глядя на часы.
– Я сейчас отберу у всех часы и выброшу их в окно, – пообещал Владимир Родионыч.
Браток виновато шмыгнул носом. Ему очень хотелось уйти отсюда и заняться чем-нибудь полезным. Давно в лицей не заходил, поинтересоваться, не появилась ли снова наркота у элитных деток. И кстати, стукачей из обслуги подергать стоило. Стучат хорошо, но застаиваться им давать нельзя. Прав Юрий Иванови – ничто так не мобилизует подчиненных, как личное присутствие компетентного начальства. Компетентного.
За последние месяцы прапорщик Бортнев стал относиться к себе с возросшим уважением.
Ему даже начало нравиться чувствовать себя профессионалом в наведении порядка среди новых дворян, как их именовал Полковник. Возможно, Владимир Родионыч их именовал так же, но с ним Браток общался, слава Богу, редко.
– Что еще мы можем сделать? – спросил сам у себя Владимир Родионыч.
– Может, – предложил Полковник, – подтянем еще охрану из филиалов? Попросим наших уважаемых дворян…
– Не нужно, – Владимир Родионыч поморщился. – Предупредить Совет – мы предупредили. Кто нужно – эту информацию получил. Охрану из филиалов?..
– Не! – не выдержал Браток. – Не нужно. Мы ж задолбаемся выяснять, кто есть кто. Мы ж их в лицо не знаем. И будем потом не чужих отслеживать, а выяснять, кто из незнакомых убийца, а кто – охранник из филиала.
– Логично, – кивнул Владимир Родионыч. – С такой сметкой – и все еще прапорщик. Вы б его, Полковник, хоть старшим сделали, что ли.
Браток засопел.
– Да не обижайтесь вы, Иван, – Владимир Родионыч снова посмотрел на часы, что-то прошипел сквозь зубы и бросил часы в мусорное ведро. – Вы все правильно сказали. Это я…
Владимир Родионыч посмотрел на Полковника.
– Это мы тут соображать перестали, на бомбе сидючи. Вы за нами приглядывайте, а то наломаем дров…
– Вот-вот, – подхватил Полковник. – А если что не так – в ухо. Или свистите. Или еще как. Не стесняйтесь.
Браток почесал в затылке:
– Я тут…
– Вы тут, – подтвердил с готовностью Полковник.
– Да нет, я подумал. Там, в письме… Вот я бы написал, если бы пришлось, «после двенадцати часов дня». А там написали – «после полудня».
– И?
Браток поправил воротничок рубашки:
– Люди, которые пишут «после полудня», они козлами кого-нибудь называют?
Полковник посмотрел на Владимира Родионыча:
– А ведь верно излагает. У нас с вами есть недоброжелатели, которые говорят «после полудня» и при этом обзывают уважаемых людей козлами?
– Сколько угодно. Но подмечено верно. Еще раз – спасибо, Иван. Большое спасибо.
– Я бы пошел, – неуверенно предложил Браток. – Работа.
– Успеете, – отрезал Владимир Родионыч. – Вы лучше нам расскажите еще раз, как вы нашли письмо.
Браток тяжело вздохнул. Он это уже успел рассказать дважды. Машину оставил возле дома своей приятельницы. Утром вышел, снял машину, как положено, с сигнализации, сел за руль. Смотрит – на руле конверт. Открыл, прочитал, отвез. Всё.
Машина была на сигнализации, замок – закрыт. Не поцарапан, насколько мог видеть Браток. Идей, как туда мог попасть конверт, нет никаких. Что именно может произойти после полудня – не представляет. Еще раз – всё.