Что такое историческая социология? - Ричард Лахман

с депривацией, когда государство пытается обложить их налогами, чтобы пополнить казну. Скочпол обнаруживает, что эти события заняли нескольких лет: «1787–1789 годы во Франции <…> первая половина 1917 года в России и <…> 1911–1916 годы в Китае» (Skocpol, 1979, р. 47). Во-вторых, недовольные элиты и массы способны прервать нормальное функционирование старого режима и безнаказанно оказывать неповиновение его официальным лицам. Это занимает даже еще менее продолжительный период времени, какие-то месяцы во Франции 1789 года и в России 1917 года и несколько лет, как в Китае, где в 1946–1949 годах прокатилась волна коммунистических выступлений против Гоминьдана (причем в каждой отдельно взятой китайской провинции они длились недолго и лишь до тех пор, пока коммунисты неизбежно не завладевали контролем). И наконец, старый режим рушится, его лидеров убивают или принудительно высылают из страны. Революция заканчивается, когда новому режиму успешно удается утвердить контроль над территорией, некогда подвластной старому режиму; во Франции и России это произошло после нескольких лет гражданской войны, в Китае же гораздо быстрее, поскольку гражданская война 1946–1949 годов (ею определялся второй этап китайской революции) закончилась неожиданным крахом старого режима и бегством его сторонников на Тайвань.

Беккер и Голдстоун собрали данные о «времени, которое проходит от краха или свержения старого режима до консолидации стабильного нового режима <…> когда он больше не сталкивается с внутренними вызовами со стороны элиты или народа, представляющими значительную угрозу для его существования» (Becker and Goldstone, 2005, р. 184, 190). Они установили, что сроки консолидации крупных революций составляли от года или даже менее (Иран в 1979 году) до четырех лет (Россия после 1917 года), двадцати девяти лет (Мексика после 1910 года), тридцати одного года (Вьетнам после 1945 года) и тридцати восьми лет (Китай после 1911 года) (Ibid., р. 190). Беккер и Голдстоун говорят о гораздо больших промежутках времени, чем Скочпол, отчасти из-за того, что начало некоторых революций датируется ими временем установления умеренного или коалиционного нового режима (как в Мексике в 1910 году, в Китае в 1911 году или на Кубе в 1952 году), либо потому, что режим считается ими консолидированным лишь тогда, когда окончательно прекращаются атаки на его территорию со стороны иностранной державы (как во Вьетнаме и Никарагуа), и это несмотря на то, что революционные режимы в этих двух странах консолидировали свое правление и добились успехов на пути радикальных реформ именно тогда, когда они сталкивались с внешней угрозой.

Ценность статьи Беккер и Голдстоуна заключается в том, что в ней воедино сводится большое количество данных и определения и допущения развернуты и ясны, так что «те, кто не разделяет наш выбор, сами могут тогда модифицировать эту таблицу, как они считают правильным, и посмотреть, скажется ли это на наших результатах» (Becker and Goldstone, 2005, р. 190). В результате мы ясно видим, что иностранные державы, собственным ли вмешательством или финансируя и вооружая контрреволюционные армии, обычно по большей части состоящие из наемников (как это было в большинстве случаев, приводимых Беккер и Голдстоуном: Франция, Россия, Мексика, Китай, Вьетнам и Никарагуа, хотя и не Иран, самый прочный революционный режим в плане консолидации власти), могут отсрочить консолидацию революционного режима либо силой заставить его пойти на компромисс с оппонентами и создать правительство, которое проводит менее значимые реформы или не проводит вообще никаких. Согласно гораздо более пространному перечню крахов режимов у Беккер и Голдстоуна, включающему события, которые Скочпол определила бы как политические революции и восстания наряду с социальными революциями, временной диапазон охватывает сроки от менее года до сорока двух лет.

Беккер и Голдстоун сами мало что могут сказать об иностранном вмешательстве (они полагают, что иностранное вмешательство способствует консолидации внутренней поддержки нового режима) и вместо этого сосредотачиваются на структуре старого режима и вопросе о том, в какой мере революционеры способны (1) нанести поражение старым элитам, (2) инкорпорировать в новое государство гражданских служащих и военных старого режима и (3) обратить в свою пользу уже существующий человеческий и культурный капитал. Относительный вес и каузальный эффект этих факторов невозможно описать в рамках одной статьи или нескольких страниц, как в этой книге. Однако, точно указав сроки революций и консолидации новых режимов, Беккер и Голдстоун сделали важный первый шаг, точно так же, как это сделала Скочпол, проведя различие между тремя этапами революции и показав длительность каждого этапа.

Причины революций

В чем состоит то аналитическое подспорье, которое обретает Скочпол, сосредотачивая наше внимание на относительно непродолжительных периодах, когда происходит большинство революционных действий, и разделяя революцию на три этапа? Во-первых, и это самое важное, она получает возможность отделить длинные и обычно бессобытийные периоды массового обнищания и недовольства от гораздо более редких и менее продолжительных периодов событийного действия против правящих классов и режимов. Среди историков и исследователей общества существует давняя традиция, отголоски которой слышны во многих материалах современной журналистики и правительственной аналитики, связывать революции с массовым недовольством или отчаянием[7]. Проблемой этой теории (которая настолько плохо проработана, что на самом деле представляет собой всего лишь некое допущение или голое утверждение) является то, что, несмотря на серьезное обнищание, восстания происходят очень редко, а революции — и того реже. Вопросом тогда становится уже не то, почему люди восстают, а то, почему в ряде случаев правящие режимы рушатся перед лицом восстания.

Лучше всего ответить на этот вопрос можно, если сосредоточиться на тех кратких периодах, когда действительно случаются революции, а затем спросить: «Что происходило до этого момента?».

Наиболее важный вклад, который внесли ученые, занимающиеся изучением революций начиная с 1970-х годов, заключается в том, что они сместили акцент с вопроса о том, что делает революционные движения сильными, на вопрос, что делает слабыми режимы. Как я отмечал выше, Скочпол утверждает, что революции происходят, когда государства ослабевают вследствие поражений в войнах с иностранными государствами и экономического спада, который вызывает бюджетный кризис внутри государства и сталкивает элиты друг с другом в борьбе за сохранение их доли в сжимающихся государственных доходах и экономике в целом. Впрочем, когда Скочпол прилагает модель, разработанную ею для объяснения трех великих социальных революций, к иранской революции, она обнаруживает существенные различия: «в революционном процессе между 1977 и началом 1979 года армия и полиция шаха <…> оказались неэффективными в ситуации, когда не было никакого военного поражения от иностранного государства и давления из-за рубежа, направленного на подрыв режима шаха или провоцирование противоречий и конфликтов между