Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин

эту ночь положение её ухудшилось, и сейчас она была в очень тяжёлом состоянии. Взяв передачу, Катя распрощалась с мужем и быстро ушла.

Болезнь Нины длилась более двенадцати дней, и маму с дочкой выписали лишь в конце января. Вера ещё до этого отправила письмо Сердеевым, рассказала о себе и спросила, где находится Акулина Григорьевна. Адрес Сердеевых Алёшкиным был известен, так как, получив новое назначение, а именно должность заместителя председателя РИКа Ейского района, переехав в г. Ейск, Митя его сообщил. Ко времени возвращения Кати из роддома от Сердеевых пришло письмо, в котором они, ссылаясь на желание мамы, звали Веру к себе. Видя, что Борису и Кате жилось не очень-то сладко — работал пока только один Борис, в семье было уже четверо — Вера понимала, что присутствие ещё одного человека для них несомненно будет обременительным. У неё оставалось немного денег, но их могло хватить ненадолго. Побродив по городу несколько дней, Вера убедилась, что получить в Краснодаре какую-нибудь работу, тем более не имея специальности, практически невозможно. Она поделилась своими планами с Борисом и Катей, те её не удерживали. Все мысли их в этот момент были заняты спасением новой дочурки Нины.

Через два дня после приезда Кати из роддома малышка вновь заболела пневмонией, на этот раз правосторонней (в роддоме она перенесла левостороннюю). По совету Нечитайло для лечения Нины пригласили детского врача Ашуркова. Это был старичок лет 70, среднего роста, с круглой седой головкой и бородкой, постриженной клинышком. Он и поставил диагноз. В то время такое заболевание как воспаление лёгких для стариков и грудных детей обычно являлось почти смертным приговором, а Нине не было ещё и двадцати пяти дней от роду. По существу, никакой медикаментозной терапии для лечения пневмонии у таких маленьких детей тогда не применяли, лечили компрессами, горчичниками, а, главное, надеждой на то, что организм, может быть, сам справится с заболеванием. Процентах в пяти такое и случалось. Слушая наставления Ашуркова, которые тот давал жене по уходу за больной, Борис тоже старался их запомнить и снова жалел, что он не медицинский работник.

Прошли томительные 15 дней и ночей. Нина справилась и с этим заболеванием, температура нормализовалась, девочка стала лучше сосать грудь. К счастью, молока у Кати было много. В семье Алёшкиных все вздохнули свободнее.

Глава четвёртая

К 1 февраля 1935 года закончились сборы территориальников, освободился от службы и весь командный состав. Окончив службу, политрук запаса Алёшкин явился по месту своей старой работы и узнал, что, как и предполагалось, в стройотделе его должность ликвидирована, а в бухгалтерии Зернотреста ему, как не имевшему специального бухгалтерского образования, могут предоставить должность счетовода с окладом в 60 рублей. Согласиться на такую работу Борис не мог: на эти деньги было трудно прожить и одному, а как же прокормить семью из четырёх человек? Поговорив с Романовским, он узнал, что есть вакантное место начфина в Адыгейском областном потребсоюзе, и что главный бухгалтер, хороший знакомый Романовского, по его рекомендации, может быть, Бориса и возьмёт.

Через два дня Алёшкин был зачислен на эту должность и рьяно взялся за дело. Эта работа для него была совершенно незнакомой, новой, хотя речь шла о тех же финансовых делах. Если в Тралтресте он занимался финансированием промышленно-производственной организации, а в Зернострое — капитального строительства, то здесь нужно было решать финансовые проблемы торгующей организации — кооперации. Как бы там ни было, но, проплавав в делах Адыгоблпотребсоюза около месяца, к середине марта Алёшкин уже вполне сносно разбирался во всех его экономических делах. Он планировал и контролировал финансовую деятельность двух десятков кооперативов, объединяемых Потребсоюзом.

Его работой оставались довольны и главный бухгалтер, и начальник торговой базы, с которыми ему приходилось иметь дело больше всего. Деятельность Алёшкина заключалась в оформлении ссуд под идущие и находившиеся на складах товары и своевременном их погашении, оплате счетов поставщиков, открытии аккредитивов некоторым из них и регулировании выдачи авансов закупщикам, выезжавшим для приобретения товаров в различные города СССР. Получал он 150 рублей, и, хотя работе приходилось отдавать много сил и энергии, как будто всё шло хорошо.

Налаживалось положение и дома. Правда, в марте и апреле Нина вновь переболела воспалением лёгких, но на этот раз болезни протекали легче и опять, при помощи всё того же Ашуркова, были побеждены.

Несмотря на то, что всё как будто устроилось, внутренне Борис был не удовлетворён. Он уже понимал, что его служба, позволявшая существовать более-менее сносно, очень неблагодарна. Ему волей или неволей приходиться принимать участие в различных махинациях и здесь, причём в торговой базе они проявлялись, главным образом, в недостаточно обоснованном получении ссуд из банка. Искусственное преувеличение количества товаров, обеспечивающих ссуду, а, иногда, и прямая подтасовка сведений, представляемых бухгалтерией в банк, могла послужить источником серьёзных неприятностей. Правда, всё это делалось не им: сведения и справки составлялись и подписывались главным бухгалтером и начальником базы, но сдавал их в банк и оформлял под них ссуду именно он. Борис догадывался, а иногда и просто знал о недостоверности подаваемых сведений. Знал он также и то, что, оставив это место, ему придётся потратить немало сил на поиски новой работы. И какая она может быть? Ведь, как ни говори, а настоящей-то специальности у него по-прежнему нет. Как её приобрести? Единственный выход — учиться. А на кого? И как-то сам собой пришёл уже теперь окончательный ответ: конечно, на врача. Он вновь вспомнил свою родословную: дед — земский врач, мама — врач-хирург, дядя Митя — врач, наконец, даже младшая сестрёнка Нина в 1932 году поступила в медицинский институт. «Попробую учиться на врача и я. Теперь надо поговорить с Катей, как-то она отнесётся к моему намерению учиться…»

Довольно долго Борис не решался завести разговор об учёбе. После той обиды, которую он нанёс жене, после того, как ещё во Владивостоке Катя отказалась от направления в Тимирязевскую академию в период его службы в армии, ему было неудобно, неловко и даже стыдно затевать разговор о своей учёбе. Так и шло время.

Между тем Борис приобрёл кое-какие учебники, необходимые для подготовки к экзаменам, а разговора с Катей всё не начинал. Завела его она сама. В мае Нина настолько окрепла, что её можно было отдавать в ясли, открытые при Кожзаводе. В то время это было не очень сложно, так как содержание детей в яслях, имевшихся при крупных предприятиях, многим рабочим матерям казалось неправильным, поэтому в