Любовь в Крыму - Славомир Мрожек

Сейкин не отвечает.

Столько лет, столько лет... Как здоровье?

Сейкин не отвечает.

Извините, что не встаю, но сами видите (Указывает на забинтованную ногу.)

Сейкин утвердительно кивает.

Издалека прибыли?

СЕЙКИН. Издалека.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мы здесь все издалека, хоть и на том же самом месте. Вы бы здесь ничего не узнали, все теперь по-другому.

СЕЙКИН. Ну, не все.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Справедливо, кое-что не изменилось.

СЕЙКИН. Кое-что - нет.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да что вы об этом можете знать. (Вдруг обеспокоенно.) Почему вы так говорите...

СЕЙКИН. Чувства не меняются.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Даже у вас?

СЕЙКИН. Даже у нас.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (еще более беспокойно). Зачем вы пришли...

СЕЙКИН. Вас навестить.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мило с вашей стороны, Петр Алексеевич, очень мило. Я ведь не был с вами слишком любезен.

СЕЙКИН. Да и я с вами тоже.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. И вы на меня не в обиде?

СЕЙКИН. За нелюбезность - нет.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. За что же тогда?

СЕЙКИН. Вы хотели спросить: за кого.

Захедринский падает на изголовье дивана, смотрит в потолок.

Пауза.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но вы же могли на ней жениться.

СЕЙКИН. Мог.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Она согласилась.

СЕЙКИН. Согласилась.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Тогда за из-за чего вам на меня обижаться?

СЕЙКИН. Я не в обиде за прежнее, я в обиде за то, что стало потом.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Потом вас в некотором смысле уже не было.

СЕЙКИН. Это правда.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. А теперь вас нет в еще большей степени...

СЕЙКИН. Тоже верно.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. В таком случае - неправда, что у вас есть повод быть на меня в обиде.

СЕЙКИН. Неправда.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Тогда из-за чего?

СЕЙКИН. Что поделаешь, Иван Николаевич, правды нет, меня нет, а обида есть.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. И чего вам от меня нужно...

СЕЙКИН. Не пугайтесь, я к вам только поболтать.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (с облегчением). Ну что ж, чудесно, можем и поболтать. Мне ведь тоже не с кем.

СЕЙКИН. Но тут же полно людей.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Какие там люди. Люди были, и людей не стало. Вам, собственно, очень повезло.

СЕЙКИН. Мне?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ушли вовремя. Разрешите спросить, что это у вас?

СЕЙКИН. Что?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да вот это - зубастое. (Указывает на оскаленные зубы лошадиного черепа.)

СЕЙКИН. Приятель.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Немного странный...

СЕЙКИН. Более, чем приятель, лучший приятель, задушевный друг. Мы были вместе у Врангеля. До самого конца. Он ни разу меня не подвел.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. До самого конца?

СЕЙКИН. И теперь я никогда с ним не расстаюсь.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что ж, так и нужно, если друг. Но если уж мы заговорили об обиде...

СЕЙКИН. Чего уж вспоминать, Иван Николаевич, все кончилось. Виноват был я.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. ...То, скорее, я мог бы хранить обиду на вас.

СЕЙКИН. Ну и как - сохранили?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Сохранил.

СЕЙКИН. До сих пор? Но это же было несерьезно.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Для вас несерьезно. Но для Татьяны... Именно за это я и в обиде на вас.

СЕЙКИН. Ерунду говорите, Иван Николаевич. Вы бы предпочли, чтобы и для меня было важно то, что было важно для нее?

Пауза.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы правы. Вообще-то нет.

СЕЙКИН. Ну вот, сами видите, что все это ерунда.

Пауза.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Собственно говоря, обиды на вас во мне уже нет. Теперь я в обиде на некоего Зубатого.

СЕЙКИН. Зубатый? Не знаю.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я же сказал, что вам повезло.

СЕЙКИН. И что это за тип?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не будем о нем.

Пауза.

Может, вы знаете, где она сейчас?

СЕЙКИН. Знаю.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (приподнимается с дивана настолько резко, что тревожит больную ногу, невольно кривится от боли, но не обращает на нее внимания). Где!

СЕЙКИН. Зачем вам это знать.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Как это - зачем!

СЕЙКИН. Непременно хотите?

ЗАХЕДРИНСКИЙ (поднимаясь и садясь на диване, опустив ноги на пол). Хочу!

СЕЙКИН. Действительно хотите?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы со мной не играйте.

СЕЙКИН. Ну, если вам действительно этого хочется...

Он встает, кладет лошадиный череп на стул, передней стороной к Захедринскому, идет к выходу на балкон, останавливается около его левой стороны и тянет за шнур занавеса.

Занавес расходится на две стороны. Открывается сцена из "Сна в летнюю ночь" Шекспира. Татьяна в роли Титании, Зубатый в роли ткача Основы. Татьяна в красивом и фантастичном костюме Титании, в значительной степени демонстрирующем ее прелести. Зубатый-Основа в том же виде, как мы его видели в последний раз: в черном, цельном купальном костюме начала века, закрывающем почти все тело, на бретельках, со штанинами до половины голени, на голове черная, резиновая шапочка для купания, закрывающая уши и лоб и застегнутая под подбородком.

Необходимо, чтобы исчезло все, что прежде просматривалось через выход на балкон: балюстрада, верхушки кипарисов, морской горизонт. Должно создаваться впечатление, что сцена разыгрывается не на балконе, но совершенно в ином измерении, в неопределенном пространстве.

Эта малая сцена ярко освещена. Татьяна-Титания лежит на условной лесной лужайке, среди цветов. Зубатый-Основа наклоняется над ней. Вокруг них лес, представленный несколькими элементами.

Татьяна-Титания просыпается.

ТАТЬЯНА.

О, что за ангел пробудил меня

Среди цветов?

ЗУБАТЫЙ.

Щегленок, зяблик, воробей,

Кукушка с песнею своей,

Которую слышат многие, но каждый делает вид,

Что не ему кукует она о том, чем занимается его жена.

Да и то правда: кто захочет обращать внимание на глупую птицу?

ТАТЬЯНА.

Прошу, прекрасный смертный, спой еще!

Твой голос мне чарует слух, твой образ

Пленяет взор. Достоинства твои

Меня невольно вынуждают сразу

Сказать, поклясться, что тебя люблю я!

Захедринский с трудом, но забывая о боли, поднимается с дивана.

ЗУБАТЫЙ. Сударыня, у вас для этого не очень-то много резону.

А впрочем, любовь с рассудком редко живут в ладу.

Но, что бы ни случилось, оказии надо не упустить.

ТАТЬЯНА. Ты так же мудр, как и хорош собой!

ЗУБАТЫЙ. Ну, это, положим, преувеличение.

Но будь у меня достаточно смекалки, чтобы выбраться из этого леса,

Вот бы с меня и хватило.

ТАТЬЯНА.

Покинуть лес!... Не думай и пытаться.

Желай иль нет - ты должен здесь остаться.

Могуществом я высшая из фей.

Весна всегда царит в стране моей.

Тебя люблю я. Следуй же за мной!

Захедринский идет к правому краю балкона-сцены. Опирается на него правой рукой и продолжает смотреть представление.

К тебе приставлю эльфов легкий рой,

Чтоб жемчуг доставать тебе со дна,

Баюкать средь цветов во время сна.

Я изменю твой грубый смертный прах:

Как эльф витать ты будешь в облаках.[7]

ЗАХЕДРИНСКИЙ (кричит). Хватит!

Актеры прерывают игру и выжидательно смотрят в зрительный зал.

СЕЙКИН. Что с вами, Иван Николаевич...

ЗАХЕДРИНСКИЙ (хромая, постоянно теряя равновесие и восстанавливая его, забыв о физическом страдании, идет налево вдоль малой сцены; останавливается перед Сейкиным, опершись правой рукой о стену). Ты зачем пришел? Мстить?

СЕЙКИН. Да вы что... Неужели вам не понравилось?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ты - мерзкий Яго!

СЕЙКИН. Это уже из другой пьесы.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да я тебе... я тебе...

СЕЙКИН. Ну, что - ты мне?

Пауза.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (спокойно). Нет, ничего. Против тебя я бессилен. (В порыве бешенства ударяет кулаком по стене.) Аууу! (Ударил слишком сильно и поранил руку.)

СЕЙКИН. Возьмите себя в руки, Иван Николаевич. Если дело и дальше так пойдет, вы всего себя искалечите.

ЗУБАТЫЙ. Можно продолжать?

СЕЙКИН. Пожалуйста, но дайте другой фрагмент. Этот товарищу начальнику не понравился.

Малый занавес закрывается сам собой.

Захедринский отходит направо и падает на диван.

СЕЙКИН (подходя к нему). Что с вами?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Воды!

Сейкин идет налево и наливает в стакан воду из графина. Иными словами. делает вид, что наливает, поскольку воды в графине нет. Захедринский берет стакан и с жадностью подносит его ко рту. Начинает пить, но замечает, что не пьет. Пытается пить снова, запрокидывая голову назад, но убеждается, что утолить жажду он не может. Разглядывает стакан, переворачивает его вверх дном. Стакан действительно пуст. Возвращает стакан Сейкину.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Какая-то сухая.

СЕЙКИН (слащаво). Что - сухая, Иван Николаевич?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Эта вода.

СЕЙКИН. Сухая вода - самая полезная. (Относит стакан и ставит его на стол.)

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вам не следовало проделывать со мной подобные фокусы.

СЕЙКИН (слащаво). Какие, товарищ начальник?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, это, с Зубатым.

СЕЙКИН (подходит к Захедринскому и останавливается перед ним). И еще с кем?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я знал, что вы человек несимпатичный, но не думал, что такой негодяй.

СЕЙКИН. Ах, это со мной случается лишь изредка.