Портрет - Славомир Мрожек

Мрожек Славомир

Портрет

Славомир Мрожек

Портрет

Леонард Бухов, перевод с польского

Действующие лица

в последовательности их появления на сцене

БАРТОДИЙ, около 40 лет

ОКТАВИЯ, 43 года

АНАТОЛЬ, около 40 лет

ПСИХИАТР, женщина 30 лет

АНАБЕЛЛА, 20 лет

О хронологии пьесы

Время, в котором происходит действие пьесы - как собственно историческое время (отличающееся от времени сценического, то есть от момента театрального представления), так и содержащиеся в тексте соотнесения с иным историческим периодом, выходящим за рамки исторического времени пьесы, приведены ниже. Однако прежде чем заинтересованные лица (актер, режиссер или просто читатель) ознакомятся с этими уточнениями, автор просит принять во внимание, что, - хотя координация времени и действия пьесы способны выдержать экзамен на правдоподобие, - пьеса не претендует на точность исторического документа. Например: автору не известен ни один, вызвавший широкую общественную реакцию, случай освобождения из заключения в Польше в 1964 году. Точно так же образ Анатоля - всего лишь авторский вымысел, однако это не исключает возможности того, что отдельные черты образа реальны, а некоторые реальны наверняка.

Историческая эпоха наиболее выразительно может быть передана (визуально) с помощью костюмов. Выбор степени исторической точности постановки автор предоставляет ее создателям: решение может быть абсолютно точным, относительно точным или вообще неточным. История (в смысле повествование) в этой пьесе достаточно синтетична, чтобы сохранить свою актуальность, каким бы ни было постановочное решение.

ИСТОРИчЕСКОЕ ВРЕМЯ ПЬЕСЫ (ЕЕ СОБСТВЕННОЕ)

АКТ I

а. БАРТОДИЙ (сцена 1) - весна 1964, пролог, и особое его соотнесение с концом Акта I и началом Акта II.

б. БАРТОДИЙ, ОКТАВИЯ (сцена 2) - осень 1962.

в. БАРТОДИЙ, АНАТОЛЬ, ПСИХИАТР (сцена 3) - зима 1964.

г. БАРТОДИЙ, АНАТОЛЬ, игра в шахматы (сцена 4) - зима 1964, вскоре после визита к психиатру.

д. БАРТОДИЙ, АНАТОЛЬ, ОКТАВИЯ (сцена 5) - весна 1964.

АКТ II

БАРТОДИЙ, АНАТОЛЬ, АНАБЕЛЛА - наутро после заключительной сцены Акта I, в течение одного дня и одной ночи.

АКТ III

а. ОКТАВИЯ, АНАБЕЛЛА (сцена 1) - осень 1964.

б. ОКТАВИЯ, БАРТОДИЙ (сцена 2) - вскоре после предыдущей сцены.

в. ОКТАВИЯ, АНАБЕЛЛА (сцена 3) - весна 1965.

г. БАРТОДИЙ, АНАТОЛЬ, финал (сцена 4) - лето 1965.

Время действия всей пьесы: с осени 1962 (Акт I, сцена 2) по лето 1965 (финал).

События, происходившие вне времени действия пьесы, и уточнение хронологии некоторых событий в период времени действия пьесы.

Варшавское восстание - 1944.

Конец войны - 1945.

Арест Анатоля - 1949.

Женитьба Бартодия - 1953.

Освобождение Анатоля (в период действия пьесы) - 1964.

Тревоги Бартодия, фаза первая -1955-57.

Тревоги Бартодия, фаза вторая -1957-62.

Тревоги Бартодия, фаза третья (в период действия пьесы) - 1962-64.

Акт I

Сцена 1 - Бартодий.

МУЖСКОЙ ГОЛОС (в темноте). Я любил тебя. В тебе было мое настоящее и мое будущее, а моему прошлому я не мог простить того, что оно прошло без тебя. Хоть и было тогда это мое прошлое столь кратким. Я был молод, когда встретил тебя. Да, это так, но ведь не ребенком же я был, не новорожденным, который, впервые открыв глаза, сразу же увидел бы тебя. Детство, прожитое без тебя, казалось мне грехом неискупимым.

Да, знаю, любил тебя не я один. Ревновал ли я? Столько людей любило тебя, что ревность было попросту немыслима, - как можно ревновать ко всему миру. Да, я был готов сражаться со всем миром, но не из-за тебя, а ради тебя, весь мир хотел я принести к твоим ногам. А то, что и другие тебя любили, казалось мне совершенно естественным. Тот, кто тебя не любил, кто мог тебя не любить, был чудовищем, бесчеловечным созданием, не заслуживающим ничего человеческого. Такого я мог, такого я был готов... Ты знаешь, о ком я говорю.

От тебя моя сила. До встречи с тобой я был ничем. Ничем - для других, ничем - для себя самого. Любовь к тебе дала мне силу, рядом с тобой я ощущал себя сильным, мудрым и красивым. Почти красивым. Улыбаешься?

Как мне знакома твоя улыбка. Вроде бы обычная, и все же загадочная. Улыбка существа, которое ни на кого не смотрит, в то время как все смотрят на него, но видит только меня, хоть и не смотрит совсем. А может, мне только так казалось? И продолжает казаться? Чего бы я не отдал, чтобы узнать. И вот даже сейчас, когда мы наконец одни, разве ты только со мной, тогда как я только с тобой? Ты слушаешь меня, но разве слышишь, когда я обращаюсь к тебе? Никто не умеет слушать так, как ты, никто не понимает меня как ты. и все же... Есть в тебе некие глубины, некое пространство, где... разве есть там место для меня? Некая мысль, далекая от меня, некое чувство, не для меня предназначенное. А если не только мысль и чувство, если что-то еще, чего я не знаю... Все ли ускользает от меня, или малая часть. А может, все это мои фантазии, бред и лихорадка несчастного безумца. Ты слушаешь меня?

Как желал бы я, наконец, хоть какой-то определенности. Кто ты? Всего лишь моя иллюзия, или наиправдивейшая правда. Кажется ли мне, что ты здесь, со мной, или здесь воистину ты, ты и только ты, а все остальное - иллюзия. Теряюсь я и блуждаю. Как же ничтожен был я пред тобой, как стал без тебя слаб и спутались мои дороги. Улыбаешься?

Не отрицай, я чувствую, твоя улыбка следует за мной, куда бы я ни направлялся, мне не нужно быть рядом, чтобы твоя улыбка, та проклятая улыбка! - была со мной. Скажи мне хоть что-нибудь (Пауза.) И перестань, наконец, улыбаться! (Пауза.) Нет, нет, улыбайся. Извини, я невольно... Нет, не проклятая, - любимая, желанная, то не она следует за мной, это я гонюсь за ней, непрестанно... Преследую ее и хочу догнать в надежде, что когда-нибудь мне это удастся. Твоя улыбка, обожаемая, сладостная... Мое спасение и моя погибель. (Пауза.)

Сердишься? Нет, конечно же, нет. Это было бы величайшим счастьем для меня, это значило бы, что ты замечаешь меня. Но разве ты меня замечаешь? Разве знаешь, что я существую, замечаешь это? Мой удел - признание и вопросы, а твой - молчание. Что? Я слушаю тебя? (Пауза.) Ах, ничего, конечно же, ничего. Только молчание. (Пауза.)

Ну, хорошо, ладно. Сам не пойму, что со мной творится, извини. Ты ведь знаешь, из-за чего я так... Понимаешь... Ты все понимаешь. (Пауза.)

Перестань молчать! Ответь! Я хочу, наконец, говорить с тобой, за тем и пришел сюда, спустя столько лет... Нам необходимо раз и навсегда во всем этом разобраться, пришло время! Я больше так не могу, слышишь? Не могу! И прекрати, наконец, улыбаться, взгляни на меня, взгляни на меня!

Полный свет. Говорящий одет в габардиновый плащ, в одной руке держит чемодан, в другой - зонт. Он стоит спиной к зрителям и обращается портрету подвешенному высоко, фронтально. Это портрет Иосифа Сталина. Музыкальная иллюстрация - апофеоз.

Затемнение.

Сцена 2 - Бартодий, Октавия.

Бартодий и Октавия сидят вблизи авансцены, лицом к зрителям, на достаточном расстоянии друг от друга. Возле каждого из них небольшая настольная лампа. Октавия читает иллюстрированный журнал. Настроение спокойного семейного вечера.

БАРТОДИЙ. Кролики.

ОКТАВИЯ. Что?

БАРТОДИЙ. Кролики, как мне кажется, самое подходящее. Будем разводить кроликов. Нужно в жизни чем-то себя занять. Кролики обладают способностью развлекать. Иной раз сидишь вот так усталый, со своими заботами, жизнь тебя измучила, терзают воспоминания, одним словом - гадко на душе. Смотришь, а тут кролик. Скачет, паршивец, и хвостиком машет. И сразу становится веселей. (Пауза.) Знаю, что ты хочешь сказать, у кроликов хвостик маленький, следовательно, махать им он не может. Это только так говорят, так представляют проблему, так принято считать. А вот для меня - машет, вопреки общепринятому мнению. Мне известен аргумент, что у кроликов феномен махания хвостом - всего лишь иллюзия, возникающая, скорей всего, вследствие подвижности всего тела. Кролик машет как бы всем телом, стало быть, в известной степени и хвостом - так утверждает наука. Но ведь важно только наше восприятие, то есть наш внутренний мир. По-моему, кто-то стучится.

ОКТАВИЯ. Окно у соседей.

БАРТОДИЙ. Вот! Опять.

ОКТАВИЯ. Забыли закрыть.

БАРТОДИЙ. Кроликов разводят в клетках, лучше всего по два в каждой. Однако их количество вскоре начинает расти, если экземпляры, имеющиеся в нашем распоряжении, разнополы. И потому относительно быстро центр тяжести проблемы переходит из области личных отношений в область отношений общественных. Ибо мы оказываемся перед лицом общества и его структур. У меня, кажется, горло болит.

ОКТАВИЯ. Покажи.

Бартодий встает, наклоняется над Октавией, открывает рот. Октавия заглядывает ему в гортань.

Ничего не вижу.

БАРТОДИЙ. Ты уверена?

ОКТАВИЯ. Горло абсолютно нормальное и язык чистый.

БАРТОДИЙ. У меня же была ангина.

ОКТАВИЯ. Семь лет тому назад.

БАРТОДИЙ. Уже так давно? (Возвращается на свое место.) Кролики не знают политических партий. И потому сравнение их с человеческим обществом обманчиво, а наблюдения, накопленные в этой области, оказываются непригодны в применении к обществу людей. Не следует, однако, делать преждевременных выводов. Ибо нельзя исключить возможность, что в процессе дальнейшего развития, при условии более тщательных исследований, общество кроликов обнаружит столь высокую организацию, как и человеческое. И потому все мои усилия будут направлены именно на эти исследования. Если же выяснится, что в жизни общества кроликов политика играет ту же роль, которую она играет в жизни человеческого общества, я их тут же всех истреблю, сошью себе шубу и займусь разведением майских жуков. Я уже давно говорю об этих кроликах?