Покров для архиепископа - Питер Тремейн

Когда стихли голоса хористов, Епископ Римский встал и простер десницу для благословения. Все столпились вокруг него, чтобы поочередно преклонять колени. Стоявший рядом с ним мансионарий, или жезлоносец, вручил псаломщику кадило с ладаном, чтобы тот окропил гроб.

Прозвучали слова благословения, и тотчас носильщики со склоненными долу головами медленно подошли к гробу, чтобы отнести бренные останки Вигхарда в повозку, ожидавшую за дверями базилики. Вигхард должен был отправиться в последний путь от храма к воротам Метронии и оттуда на христианское кладбище, под унылую Аврелиеву стену — южную границу города.

Первым за гробом шел Епископ Римский. Однако впереди всей похоронной процессии шагал особый отряд custodes Латеранского дворца в сопровождении примицерия — главы папской канцелярии — и его дьяконов. За Его Святейшеством следовал Геласий, его номенклатор, рядом с ним еще двое непосредственных приближенных Папы — вестерарий, управляющий папским двором, и сацелларий — папский казначей.

Следом за епископами почтительный молодой монах, ответственный за церемонию, вел за собой главных участников похоронной процессии.

За ними вышли все остальные, кто хотел присоединиться к похоронам. Когда процессия вышла из ворот базилики, хор громко и торжественно запел.

Benedic nobis, Domine, et omnibus donis Tuis…Благослови нас, Господи, и всеми дарами Твоими…

Рассказывали, что Виталиан в противоположность своим предшественникам весьма ратовал за использование музыки во всех видах службы.

В отличие от остальных, Фидельма не опустила головы: она с увлечением всматривалась и вслушивалась во все вокруг, а особенно вглядывалась — в лица людей. Среди этих скорбных лиц, рассуждала она, может быть убийца Вигхарда.

Пока глаза ее наблюдали за процессией, в уме она перебирала все известное ей о смерти Вигхарда. Что-то во всем этом ее настораживало, несмотря даже на странное поведение Ронана Рагаллаха, не похожее на поведение невинного человека. На самом деле — ее вдруг осенило — как раз в этом поведении все и дело. Ни один убийца не стал бы привлекать к себе столько внимания, как этот ирландец. И сами обстоятельства смерти Вигхарда — например, тот факт, что из вещей пропало только золото и серебро — не вполне укладывались в ту версию, что предлагали епископ Геласий и комендант Марин.

Процессия шла извилистой тенистой тропой у подножия холма Целия и вдоль руин древней Туллиевой стены, а певчие начали новый хорал, тихое скорбное похоронное пение.

Nos miseri homines et egeni…[3]

Они прошли через великолепные ворота Метронии и вышли из старого города. Христианское кладбище, расположенное в тени руин древней Аврелиевой стены третьего века, что опоясывает все семь римских холмов, оказалось неожиданно большим, с множеством памятников, мавзолеев, крипт и кенотафов. Фидельма подивилась тому, какие разнообразные были здесь надгробия.

Заметив ее удивление, Эадульф приподнял голову.

— Древние римские законы запрещали хоронить умерших в черте города, в пределах, установленных шестым царем Рима Сервием Туллием. Население росло, и граница сдвинулась на милю. Поэтому, сестра, здесь есть много кладбищ за пределами города, как вот это.

— А я слышала, что из-за гонений на Христову веру римские верующие хоронили своих мертвецов в просторных пещерах под землей.

Эадульф улыбнулся и покачал головой.

— Не из-за гонений. Просто у ранних христиан были свои собственные обычаи. Это были в основном греки, иудеи и римляне, и у них было принято или сжигать мертвых, или погребать. Останки помещались соответственно в урны или саркофаги, которые, в свою очередь, хоронились в специальных подземных помещениях. Эта практика появилась во втором веке после Рождества Христова и закончилась только в прошлом столетии. Так что дело не столько в преследованиях, сколько в традиции.

Были отданы последние благословения душе покойного, и процессия развернулась и двинулась назад, а хористы впереди запели торжественное и ликующее «Gloria Patri» — Слава Отцу, благодарение Господу за то, что душа Вигхарда обрела вечное блаженство на небесах. Это правильно, подумала Фидельма, — стенания на пути к могиле и ликование на обратной дороге.

Она подошла поближе к Эадульфу.

— Нам нужно поговорить о деле.

— Еще успеем, тем более что мы уже знаем, что Ронан Рагаллах виновен.

— Ничего подобного мы не знаем, — сердито сказала Фидельма, раздраженная его самоуверенностью.

Она повысила голос, и люди стали удивленно оглядываться. Фидельма покраснела и опустила взгляд.

— Мы не знаем ничего подобного, — шепотом повторила она.

— Но ведь это же очевидно, — возразил Эадульф, хмурясь, тоже раздраженный. — Неужели тебе мало того, что Ронан бежал? Сбежав из-под стражи, он тем самым признал, что виновен.

Фидельма энергично помотала головой:

— Нет.

— Ну, лично для меня совершенно ясно, что Ронан виновен.

Фидельма плотно сжала губы — нехороший знак.

— Позволь, я напомню тебе о нашем договоре: наше решение о виновности или невиновности должно быть единодушным. Я намерена продолжать расследование. И буду делать это одна, если нужно.

Лицо Эадульфа выражало досаду и разочарование. Ему казалось, что задача решена. Но он знал, что для епископа Геласия два ответа — еще хуже, чем ни одного. В то же время ему было не по себе. Он знал, что Фидельма обладала редкой способностью глубоко погружаться в проблему и находить решение там, где он меньше всего ожидал найти ответ. То, как она разрешила дело в Витби, произвело на него сильное впечатление. Но сейчас все так просто. Неужели она этого не понимает?

— Хорошо, Фидельма. Я убежден, что Ронан виновен. Об этом свидетельствуют его действия. Я готов доложить об этом Геласию. Однако я хочу выслушать все доводы против этого, какие у тебя есть.

Брат Эадульф заметил, что некоторые из процессии уже с интересом поглядывают на них.

Он взял Фидельму за руку и повел ее через кладбище по направлению к высокому мавзолею, украшенному мраморной надстройкой.

— Я знаю место, где мы сможем поговорить об этом в более спокойной обстановке.

Фидельма с удивлением увидела, что у дверей мавзолея на корточках сидит мальчик, а перед ним корзина, полная восковых свечек. Эадульф положил монету в чашу, которую паренек держал перед собой, и взял свечу. Мальчик вытащил кремень и трут и зажег ее.

Не говоря ни слова, Эадульф повел Фидельму внутрь. Они оказались в узком лестничном колодце склепа, лестница вела вниз, во мрак.

— Где мы, Эадульф? — спросила Фидельма, когда он начал медленно спускаться по вырезанным из камня ступеням.

— Мы в одной из тех катакомб, где похоронены первые верующие, — ответил он.

Он держал свечу высоко, освещая путь вниз по лестнице, двадцатью с лишним футами ниже переходившей в широкий коридор, вырубленный в камне.

— В пригородах Рима есть шестьдесят таких кладбищ, ими пользовались вплоть до конца прошлого века. Говорят, за последние четыре-пять веков здесь похоронено около шести миллионов христиан.

Фидельме было видно, что коридор-туннель ведет в целую сеть подземных галерей, расположенных в основном под прямым углом друг к другу, хотя иногда довольно хитро изгибавшихся. Шириной они были около шести футов и до десяти футов в высоту.

— Кажется, эти туннели вырезаны в сплошном камне, — заметила она, останавливаясь, чтобы рассмотреть стены.

Эадульф с улыбкой кивнул.

— В окрестностях Рима много вулканического камня, который иногда используют для строительства. Он сухой и пористый, его легко обрабатывать. Галереи, сделанные нашими братьями во Христе, были вполне пригодны для проживания и часто служили убежищами во времена гонений на веру.

— Но как же они дышали под землей?

Эадульф указал на небольшое отверстие у них над головами.

— Видишь? Строители специально для этого сделали отверстия на расстоянии в три сотни футов друг от друга.

— Огромные же это должны быть конструкции, если это — всего лишь одна из шестидесяти.

— Да, — согласился Эадульф. — Они значительно расширились во времена императоров Аврелия Антонина и Александра Севера.

Неожиданно они вышли в просторное помещение с длинными нишами в стенах. Некоторые ниши были пусты, некоторые же были заложены резным камнем.

— А здесь — склепы, — объяснил Эадульф. — Эти ниши называются локулусы, в них помещается тело. У каждой семьи был такой склеп, куда они хоронили умерших, он назывался аркосолия.

Фидельма не без восхищения рассматривала красивые яркие фрески, украшавшие склепы. На своде была надпись:

Hic congestajacet quaeris si turba Piorum, corpora Sanctorum retinent veneranda sepulchra…