Красавица и босс мафии - Лола Беллучи

что оно чуть более мертво, чем раньше, за исключением случаев, когда речь идет о Ракель.

Говорят, что, когда рождается ребенок, рождается и мать. Я никогда никого не рожала, для этого мне нужно было бы сначала заняться сексом, но я не знаю, связано ли это со степенью привязанности к Ракель или с тем, что я была единственным человеком, ответственным за нее, я знаю, что в тот момент, когда я впервые взяла сестру на руки, что-то во мне родилось.

Я также не знаю, что испытывают матери по отношению к своим детям, я просто знаю, что чувствую я. Это нечто, что заполняет мою грудь, фактически единственное, что удерживает ее от того, чтобы стать абсолютно пустой дырой. Это то, что движет мной, что заставляет меня желать, чтобы весь мир принадлежал ей, чтобы все и вся в этом мире было подвластно ей.

Это огромное чувство, сильнее всех остальных. Много раз оно спасало меня от других, но также, много раз это чувство меня и убивало. Потому что я знаю, что все мои желания для сестры никогда не сбудутся.

У нее никогда не будет своей комнаты, достойного лечения, сестра никогда не будет приходить домой из школы взволнованной, потому что узнала что-то невероятное и хочет рассказать мне об этом. У моей сестры никогда, никогда не будет того, чего я так отчаянно хочу, что движет мной, что вывело меня на тротуар того аэропорта два дня назад и заставило действовать — возможности.

Вопреки всему, что было во мне, вопреки каждому вздоху, каждому шагу, каждой секунде, которую я считала, я поменяла эти чемоданы, хотя внутри чувствовала, что разрываюсь на непоправимые куски. Даже несмотря на то, что каждый страх, неуверенность и осуждение, которые я когда-либо испытывала, клокотали в моей груди. И все ради одного: ради возможностей. Чтобы моя сестра могла находиться дома с минимальным комфортом. Чтобы у нее было больше семьи, чем у меня. Чтобы она знала, что, даже если здесь жарко, влажно и граничит с антисанитарией, есть дом, куда она всегда может вернуться.

Все дело в том, что на этом моя способность предлагать Ракель возможности заканчивается. Существует целый мир вещей, которых у нее никогда не будет, и даже если бы я проводила каждую секунду каждого дня до конца своей жизни, меняя сумки в аэропортах, этого было бы недостаточно.

— Земля — Габи! — Громко говорит Ракель, поднимая руку и проводя ею перед моими глазами.

— Прости. — Я несколько раз моргаю, прежде чем обратить внимание на ее хрупкую и бледную фигурку.

Большая белая ночная рубашка не скрывает ее болезненный вид. Усталость написана на ее лице, несмотря на то что она провела весь день лежа. Она всегда проводит свой день лежа. Моей сестре было шесть лет, когда у нее диагностировали серповидно-клеточную анемию — неизлечимое генетическое заболевание, требующее частых переливаний крови и очень дорогих лекарств. Усталость, боль и частые инфекции — вот лишь некоторые из симптомов, с которыми приходится жить моей сестре. Отчасти потому, что рецессивный ген, который мог бы родиться у меня или у Фернанды, решил родиться у Ракель, а отчасти потому, что мы просто не могли позволить себе лечение.

SUS(Бразильская государственная и бесплатная система здравоохранения) делает минимум, чтобы поддерживать ее жизнь, но недостаточно, чтобы она могла жить качественно. Я не помню, когда в последний раз видела кожу или глаза сестры без желтоватого оттенка. Или, когда в последний раз я могла просто не желать, чтобы она была обычной одиннадцатилетней девочкой: ходила в школу, играла с куклами, бегала по улице и делала все, что делают одиннадцатилетние девочки.

— Ты не слушала, — жалуется она.

— Извини, я задумалась, о том что тебе пора спать, — вру я.

— Ляжешь со мной? — Тихо спрашивает она, после нескольких секунд обдумывания моих слов.

Не стоит соглашаться, кровать слишком мала, чтобы на ней с комфортом разместилась одна Ракель, не говоря уже о нас двоих. Я оглядываю пространство вокруг нас: наш отец лежит и спит в своем углу, а Фернанды нигде не видно. Я не должна. Я действительно не должна.

— Да, лягу.

ГЛАВА 9

ВИТТОРИО КАТАНЕО

Знакомое ощущение силы разливается по моим венам, когда я окидываю взглядом окружающий пейзаж. Свет, проникающий через окна и отражающийся от белого мраморного пола, — единственное освещение в роскошном гостиничном номере, но темнота как нельзя лучше подходит для сцены, разворачивающейся внутри.

Женщина, привязанная к стулу в центре комнаты, натягивает мои штаны в районе паха, когда я обвязываю ее тело. Обнаженная, уязвимая и полностью в моем распоряжении, она извивается, напрягая свои путы, и еще больше выпячивает свою круглую попку.

Я останавливаюсь перед ней, любуясь работой, которую проделал с веревками. Ее потная кожа натянута, покрыта красными линиями в местах наибольшего давления: на животе, изгибе груди, бедрах и шее. Запах пота и секса разносится по комнате вместе с безудержным женским дыханием. Я наклоняюсь вперед и шепчу ей на ухо по-португальски, пока мои пальцы перебирают веревки.

— Тебе ведь это нравится, правда? Покорность. — Шлюха отвечает низким стоном, соглашаясь.

Возбуждение, царапающее мои нервы, не дает мне понять, как быстро невинная девичья позиция рухнула, как только закрылись двери спальни.

Мои пальцы скользят по ее коже, очерчивают контур пышной груди, обводят затвердевший сосок, прежде чем сильно сжать его. Стоя и склонившись над мебелью, ее запястья привязаны к спинке стула, а колени касаются края пустого сиденья. Женщина хнычет от жестокости, но, когда моя вторая рука проникает между ее ног и я ввожу сразу три пальца в ее мокрую киску, ее хныканье превращается в крик удовольствия.

Я, конечно, с первого взгляда понял, что она лжет. И именно это убедило меня вытащить ее из холла отеля, где она искала карман, который можно было бы опустошить сегодня вечером или на этой неделе, и привести ее в мою постель.

Меня убедил не секс, не скульптурное тело со смуглой кожей и не кукольное лицо, а осознание того, какое удовольствие доставит мне вид ее поломки. Я не из тех, кто позволяет себе доминировать над удовольствиями, вообще, над зависимостью, над трахом или властью, мужчины, которые так поступали, уже были уничтожены этим. Однако адреналин, наполняющий мое тело, когда я требую подчинения, — это нечто совершенно иное.

Даже сейчас, когда я трусь своей потной кожей о кожу бразильской шлюхи, не мой твердый член, пульсирующий в штанах в предвкушении погружения в ее горячую киску, является для меня