Время неба (СИ) - Ру Тори

Покачиваясь, плетусь восвояси и без сил падаю на стул. Вернувшийся придурок, ознакомившись с обращением и обнаружив деньги, живо прячет их в карман и энергично направляется ко мне.

— Колесникова, срочно нужен срез за девять месяцев прошлого года… — он эффектно скалится, но я не вижу ничего, кроме кривых зубов и ворота несвежей рубашки.

— Олег Иванович, подпишите отгулы до понедельника, — прошу севшим голосом и нервно усмехаюсь. — Нездоровится… Маме. Хочу ее навестить.

***

15

15

Время тянется, как мутный густой кисель — боль то притупляется, то накатывает позывами к рвоте, цифры расплываются и скачут перед глазами, как блохи, но я упорно свожу их воедино и вбиваю в таблицу. Мигрень уже пустила корни внутри черепа и давит, давит, давит…

С визгом подбросить вверх ворох бумаг, показать ублюдку фак, уволиться и улететь в жаркие страны — отличный план, но не в этой вселенной. Мои накопления перекочевали к оркам, а плату за ЖКУ, потребность в еде и ежевечерние объяснения с мамой никто не отменял.

А мне бы так хотелось сотворить что-то из ряда вон выходящее, выплеснуть наболевшее, выбросить на помойку заплесневелые страхи, включить на полную эмоции…

Куда делась та свободная бунтующая девчонка с фотографий десятилетней давности, имевшая увлечения, планы и собственное мнение?

Как вышло, что меня придавила бытовуха? Чего ради я позволяла себя унижать?!

Прищурившись, смотрю на Олега — тот так и не просек, что оставлял телефон не там, где обнаружил, и продолжает посылать мне флюиды, загадочные улыбочки и лучи добра.

В груди вскипает ярость.

Если бы была при деньгах — наняла тех стремных типов его поколотить. Если бы была сильной — подкараулила в темном переулке и сама вдарила между ног. А если бы была смелой — влепила оплеуху и плюнула в бледную морду прямо сейчас. Но все мимо.

Остается уповать на вселенскую справедливость — когда-нибудь Натали, наигравшись, вышвырнет его, как собаку, и он, возможно, тоже будет мучиться.

Пока же ситуация напоминает дурную дешевую комедию. Он мой начальник, я даже послать его не могу — так и продолжу избегать до тех пор, пока его нездоровый энтузиазм не угаснет.

А пакет этот… Возьму. Как компенсацию за причиненные нравственные страдания.

Покидаю офис последней — по традиции, которую сама же и завела, игнорируя лифт, спускаюсь по нескончаемым мраморным ступеням и, навалившись на огромную дверь, выхожу в синий газ майских сумерек. В мозгах проясняется. Прихрамывая и проклиная высоченные каблуки, держу путь к автобусной остановке.

Дома так кстати есть пончики. Шоколад, зеленый чай и теплый плед. Анальгетик и все оттенки до одури знакомой тишины…

Одинокий фонарь в конце сквера рассеивает над миром призрачный свет, но за елями уже сгустился непроглядный мрак, превратив местность в кадр из старого хоррора.

Внезапно от скамейки отделяется тень, кто-то быстро шагает навстречу и преграждает путь.

— Что с тобой, Май? — от испуга и мгновенно накрывшего облегчения подкашиваются коленки, я заваливаюсь назад, но рука со ссадиной хватается за мой рукав и удерживает от падения. Черная толстовка, короткие клетчатые штаны, носки с надписью «бомж стайл» и видавшие виды кеды… Не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, кто передо мной, но я настолько себе противна, что рявкаю:

— Убери руки!

Он отдергивает их, помедлив, лезет в карман, достает мятую тысячу и протягивает мне:

— Вот. Вычти из долга.

Выхватываю бумажку, прячу в сумку и обойдя его, как досадное препятствие, снова направляюсь по своим скорбным делам.

— Сногсшибательно выглядишь, Май… — он увязывается за мной, синхронно то ускоряя, то замедляя шаг. — Почему плакала? Может, я попробую помочь?..

Поведать восторженному сопляку, что жизнь имеет меня, как безропотную дрожащую тварь — так себе вариант, и терпение окончательно лопается:

— Пожалуйста, отстань! — от его участия проступают едкие слезы. — Прошу по-хорошему, Тимур. Это не твое дело!

— А ну-ка, давай присядем, — он оттесняет меня к пустой скамейке под сенью огромной ели, вынуждает опуститься на нее и садится рядом. — Май. Не рви душу. Если случилось что-то поправимое — успокой.

Я все же смотрю в его глаза — встревоженные и умоляющие, и слезы горячим потоком устремляются по щекам. Моими делами уже лет сто никто не интересовался, и простое проявление заботы провоцирует настоящую истерику — прячу лицо за ладонями и, сгорбившись, реву навзрыд.

Тимур двигается ближе — порами кожи ощущаю тепло, надежность, силу и сбивающий все настройки аромат летнего солнца. Единственный человек, которому не все равно…

— Май. Я могу побыть жилеткой… — тихо шепчет он, и я, зажмурившись, ныряю в омут — подаюсь к нему, крепко цепляюсь за толстовку, зарываюсь носом в ткань у волшебно пахнущей шеи и уплываю от одурманивающей смеси покоя, уюта, радости и ужаса. Покачнувшись, реальность отключается, посторонние звуки смолкают — только его дыхание обжигает ухо и сердце громко стучит в груди. Мне все равно, сколько ему лет, я лишь хочу, чтобы он принадлежал мне, заслонял от ветра, понимал и жалел, и тогда больше не случатся несчастья. Я плачу, как не плакала даже в детстве — всхлипываю и дрожу, доверяю и надеюсь, и почти умираю…

Он не обнимает в ответ — покорно держит руки в карманах, а я постепенно, но неотвратимо прихожу в себя — отпускаю его рукава, резко отстраняюсь и приваливаюсь спиной к жестким окрашенным доскам.

— Прости… — я готова провалиться сквозь землю. Мгновенно становится холодно.

— За что? — улыбается он. — Я бы всю жизнь так просидел.

Юный парень, вечерний город в преддверии лета, ароматные ели, кружева цветущих сиреней и яркая луна… Романтика момента опьяняет, в груди вспыхивают эмоции — те же, что переполняли ее во время давно забытых прогулок с первой любовью.

И я протестующе трясу больной головой.

— Тимур, ты ни хрена обо мне не знаешь! — шмыгая носом, утираю потекшую тушь и приглаживаю волосы.

— Ну так расскажи… — пожимает плечами он.

— Тебе не понравится! Что ты вообще тут делаешь? Как меня нашел?

— Ты сказала, что работаешь неподалеку. Возле ТРЦ лишь одно офисное здание. Не томи и не уводи тему в сторону, Май.

Он сбрасывает рюкзак, порывшись в его недрах, достает жвачку и угощает меня. Откидывается на спинку скамейки и превращается в слух.

— Ладно. Почему нет… — глубоко вдыхаю и нервно перебираю край подола, прикрывающего колени. Может, после моего не слишком интересного рассказа парень наконец поймет, что связался не с той, и по собственной воле отвалит?

— Ты ведь не думал, что у меня нет отношений?.. — голос дрожит. Все не то. Я пасую перед мальчишкой, но тот лишь молча смотрит, не выдавая никаких эмоций. Он видит меня насквозь и знает, что на самом деле я одна. Всегда и всюду одна…

— То есть я… — от осознания глубины собственного падения подкатывает дурнота, и я мучительно закашливаюсь. — Довольно долго встречалась с… непосредственным начальником. Ничего серьезного. Секс без обязательств.

— Или попросту какая-то херня… — обреченно вздыхает Тимур.

— Он все кормил меня завтраками, что вот-вот возьмет на себя ответственность. Даже подарил это гребаное платье! — в сердцах толкаю блестящий пакет, и тот плюхается на бок. — Я решила последовать твоему примеру и проверила его «телегу», а там… Как пережить предательство, Тимур? Нужен действенный способ, а не хрень, типа «время лечит» и «до свадьбы заживет». То, от чего полегчает прямо сейчас!

— Элементарно. Тебе поможет только месть.

Перегнувшись через меня и снова обдав волной магнетического тепла, он забирает пакет, устраивает на коленях и углубляется в изучение его внутренностей. Достает на свет божий платье странного фасона и ужасной расцветки, и, подняв на длину вытянутых рук, скептически изрекает:

— По-моему, это даже не твой размер… — скомкав, небрежно запихивает его обратно, выуживает дурацкую открыточку с толстыми амурчиками и раскрывает.