Спустя девяносто лет - Милован Глишич

люди? Будем искать мельника или построим ещё одну мельницу?

– Ох, опять эта проклятая мельница! – проворчал кто-то.

– Давайте построим новую! – говорит дядя Мирко.

– Да ну, давайте поищем мельника! – говорит Срджан.

– Давайте сами охранять! – кричит Чебо.

– Да ну!.. Давайте эту сломаем! – орёт Джилас.

– Давайте так! – кричат одни.

– Давайте эдак! – орут другие.

– Спокойно, братцы, тихо! – успокаивает их староста.

– Что спокойно? – визжит дядя Мирко, аж покраснел весь. – В эту уголёк кинем! И построим новую!

– Сам строй! – кричат ему в ответ. – Какой тебе уголёк?

– Дядя Мирко дело говорит! – орут другие.

– Но люди, братцы!.. – увещевает староста.

Поднялся шум. Уже непонятно кто что говорит. Староста машет руками, бегает от одного к другому, успокаивает их…

Тут на дороге показался какой-то человек. Спешит вниз с сумкой через плечо.

– Кто бы это мог быть? – спросил староста.

Все задумались и посмотрели на дорогу, ведущую с холма.

– Мне кажется, это Страхиня, – сказал Чебо.

– Какой Страхиня? – спросил дядя Мирко.

– Ну наш из Овчины! – сказал Чебо.

– Да, точно он! – согласился Джилас.

– Что ему нужно в Зарожье? – спросил кто-то.

– Ну, слава богу, есть у него тут, к кому и в гости зайти!.. – сказал староста.

Тут Страхиня как раз подошёл к воротам дома Пурко.

– Страхиня, братец! – подозвал его староста. – Какими судьбами? Заходи, посиди с нами маленько!

– Заходи, Страхиня! – воскликнул и Чебо.

– Заходи, братец, заходи!.. – поддержали их остальные.

– Отдохни! – добавил староста.

Страхиня уже зашёл в ворота и поздоровался:

– Бог в помощь!

– Давай, Страхиня, выпей немного! – сказал Срджан и протянул ему кувшин. – Ты, наверное, устал.

– Спасибо, я и правда устал!.. – ответил Страхиня, взял кувшин и сел с ними.

– Ты откуда? – спросил староста.

– Из дома… – сказал Страхиня и поднёс было кувшин ко рту, но быстро опустил, улыбнулся и спросил: – Это вы всегда так гостей угощаете?

– Пустой, что ли? – спросил Чебо.

– Ох, точно!.. – сказал староста, потряся кувшин, схватил его и побежал в дом.

– Далеко собрался? – спросил дядя Мирко.

– Как есть далеко… – серьёзно ответил Страхиня.

– Да?.. И куда же?

– Да, может быть, в самую Посавину.

– В Посавину… – закричали все в изумлении.

– А что так? – спросил староста, который как раз принёс новый кувшин с ракией.

– Приходится, Пурко!.. – сказал Страхиня и вздохнул.

Все удивились, только смотрят на него.

Страхиня напился, вынул из-за пояса трубку и закурил, а потом спросил:

– Вы тут, кажется, обсуждали что-то?

– Ох, да тут прямо несчастье! – сказал Джилас.

– Да?.. А что такое? – спросил Страхиня, выпуская дым.

– Да мы без мельника остались, – включился Пурко. – А нового не сыскать.

– Все, братец, боятся! – вмешался Чебо.

– Какое-то чудо душит людей, – продолжил Пурко. – Ни один мельник не может и ночи продержаться. Приходят с вечера живые-здоровые, а утром уже холодные.

– Да, в Овчине что-то об этом рассказывали… – сказал Страхиня и задумался.

– Деревня большая, – сказал Срджан, – а мельница одна.

– Да ещё завелась в ней какая-то пакость! – добавил дядя Мирко.

– Другую строить, – говорит староста, – так мы, ей-богу, не сдюжим.

– А смельчаков не найти… – добавил Чебо.

– Знаете что, люди? – смело сказал Страхиня.

– Что? Что? – возбуждённо загомонили все.

– Если хотите, я буду у вас мельником.

– Ты?.. Бог с тобой!.. Брось!.. – воскликнули все в изумлении.

– Да, я… Хотя бы на одну ночь, – уверенно ответил Страхиня.

– Оставь это, братец, – говорит ему Пурко. – Не шути так.

– К тому же ты в Посавину едешь, – сказал дядя Мирко.

– Не еду… Я передумал! – ответил Страхиня и дважды подряд затянулся и выпустил дым. – Я с радостью постерегу вашу мельницу, хоть бы и одну ночь.

– Да ладно, Страхиня, – снова начал Пурко, – мы тебя знаем и любим… Может, не надо…

Куда там, Страхиня уже нацелился, теперь нипочём не откажется!

Когда зарожане увидели, что его не отговорить, то согласились… Пусть его, раз он так упёрся! Он им только сказал заготовить достаточно зерна, чтобы мельница могла молоть всю ночь, а о нём пусть не беспокоятся.

Зарожане разошлись, с сомнением качая головами и пожимая плечами.

Страхиня остался у Пурко. Тот позвал его пообедать и погостить у него до темноты, всё равно праздник, Петров день. А уж вечером на мельницу пойдёт…

* * *

То ущелье, где стоит у зарожан водяная мельница, и вправду жуткое. С одной стороны такой густой лес, что и днём-то темно, а тем более ночью. С другой – валуны и скалы, всякие обломки камней, всё кажется, что сейчас обрушатся вниз. Река змеится под лесистым берегом и то бурлит по камням и завивается в водовороты, то петляет между больших, как стога, утёсов. Мельница находится прямо под одной из таких скал, прилепилась к ней, как ласточкино гнездо.

Давно уж стемнело. Темень густая, как тесто. Тихо, иногда только ниже по течению от мельницы зашумит вдруг вода. Нигде ни звука. Только иногда у реки зазвонит колокольчик, или в лесу закричит сова, или слышно, как наверху в деревнях лают собаки: пролают раз-другой, да и смолкают.

Страхиня разжёг на мельнице огонь. Один мешок зерна пересыпал в корзину, остальные два стоят наготове. Вышел ещё раз, осмотрел жёлоб, всё ли в порядке, уравновесил камень, чтобы молол помельче, отгрёб муку в ларе.

Потом приволок какое-то бревно, длинное, выше человеческого роста. Положил у огня, с одного края ещё пенёк подложил, потом накрыл бревно и так всё устроил, кажется, будто кто-то спит.

Когда он с этим закончил, то потихоньку забрался на полать: несколько досок там было приколочено прямо над дверью. Вынул оба ружья, в каждое зарядил по кусочку железа и по монетке, по салаусскому марьяшу[26], взвёл курки и положил перед собой, а сам лёг на живот и стал ждать, что будет…

Наступило самое глухое время ночи. Не слыхать уже ни колокольчика, ни сов. Только бьётся-стрекочет дощечка, подсыпая зерно на жернова, да шумит, стекая, вода из-под мельничного колеса… Ни звука больше.

Вдруг вошёл высокий человек, лицо у его красное, как кровь; а зашёл неслышно, дверь будто и не открывалась. Через плечо у него какая-то длинная тряпка спускается по спине до пят. Подошёл потихоньку к ларю с мукой, сунул руку, взял немного в пригоршню, посмотрел и обратно бросил.

Страхиня потихоньку взял оба ружья и приготовился; затаился, не дышит.

Человек сел у огня. Посидел немного, а всё косится на ту колоду, потом потихоньку встал, подошёл к ней и вдруг набросился и принялся душить. Но быстро остановился и отскочил, вроде как удивился. Постоял так, постоял и как закричит, аж по всей мельнице эхо отозвалось:

– Эх, Савва Саванович, уже девяносто лет, как ты вампир,