Птичник № 8 - Деб Олин Анферт

В некоторых на горизонте ездила машина охраны. А в других вообще ничего не было, если не считать погнувшейся таблички, запрещающей вход. Кливленд научилась обходить все эти препоны. Прямо-таки виртуозно, честное слово. Если птичник был заперт (большинство не запирались), она знала, где хранятся ключи. А если не знала, то заглядывала в свои инспекторские бланки и через минуту находила либо ключ, либо код. Один беглый взгляд в записи, и она уже знала, когда ночная смена разойдется по домам. “Дело моей жизни”, – говорила Кливленд в ответ на изумленную улыбку Джейни.

(“Дело нашей жизни”, – повязав голову платком и опираясь на швабру, шутила ее мать на тему воскресных уборок.)

Это же надо, до чего странные персонажи составляли жизнь матери в ранние годы – сначала отец, а теперь вот это. И все-таки…

Она отчетливо слышала эхо маминого голоса.

“Джейни, с точки зрения кур птичник – это весь мир. Земля, солнце, пропитание, дождь”.

(Мама, в одном из последних своих голосовых сообщений: “Джейни, ты для меня весь мир. Ты мое солнце, ты то, чем я живу. Ну как мне еще попросить у тебя прощения?”)

Джейни не знала, когда прежней Джейни выпадет возможность произнести слово “Кливленд”. Может, на вечеринке в “Красном крюке”. Прежняя Джейни опирается о чугунную печь и строит глазки тому, кто стоит ближе других, – типу, похожему на участника группы, с прической в духе последнего писка рок-н-ролла. Тип говорит ей, что он из Огайо, и она в ответ, изображая не то заигрывание, не то скуку (это вообще разные вещи?), спрашивает: “Кливленд?”, потому что это единственный город в штате Огайо, который приходит ей в голову. Тем временем в этот же самый момент, ровно в тысяче миль отсюда, новая Джейни прижимает к груди спасенную кудахчущую курицу и говорит: “Кливленд?”, потому что та заносит в журнал какое-то “несоблюдение” (вот двинутая!), и Джейни хочет, чтобы она поскорее завязывала с этим и шла сюда – помочь запихнуть курицу в мешок.

Впервые Джейни почувствовала, что ей больше нравится делать то, что делает эта Джейни, чем то, чем занимается та, прежняя Джейни, на какую бы законопослушную ерунду той ни вздумалось потратить сегодняшний вечер. Понятно, что прежняя Джейни к этому времени уже работает где-нибудь стажером, отвешивает комплименты какому-нибудь придурку или постит корпоративные твиты. А новая Джейни тем временем стала пиратом, Робин Гудом, преступником высшего сорта, который похищает гражданок куриц ради их же собственной безопасности.

Какое облегчение. Она уж думала, что больше никогда не почувствует себя живой. Думала, ее раздавило навеки и отныне она – одна из тех расплющенных фигур, которых встречаешь каждый день: картонных и намертво приклеенных, с места не сдвинуться.

Допустим, вы пытаетесь чуть уменьшить собственный свет, на одно деление убавить яркость. Приглушить тоску. Приглушить злость. Приглушить. Допустим, так происходит год за годом, и вдруг случается это – вы находите нечто и можете двигаться дальше. Просто немножко оживаете, вот и все. И приглушаете долгое свое приглушение.

* * *

Джейни, зевая, выходит из комнаты. На журнальном столике коробка пончиков, телевизор работает без звука, отец сидит на своем обычном месте.

– Это еще что? – Джейни берет со стола гигантское резиновое кольцо.

– Отдай, – говорит он. – Это сейчас модно. Все целыми днями тренируются.

Джейни бросает резинку отцу и лезет в коробку с пончиками.

– Чего это ты такая довольная?

– В смысле? – не понимает Джейни. – Никакая я не довольная.

– Нет?

– Нет, обыкновенная.

– Извини, ошибся. – Он растягивает резинку над головой.

– Ты бы поосторожнее с этой штукой, – говорит Джейни. – Окно выбьешь.

– По-моему, все-таки довольная. Может, это как-то связано с тем, что ты домой каждую ночь под утро приходишь?

– Не каждую ночь.

– Ну, достаточно часто, чтобы я думал: “Чего это она домой приходит так поздно каждую ночь?” Часа в три? Как ты потом по утрам работаешь?

– Никаких поводов для радости у меня нет, окей? Можешь не беспокоиться.

– С чего это мне беспокоиться, если у тебя есть повод для радости? Я беспокоюсь, только если их нет.

– Ну вот и хорошо, тогда давай беспокойся.

Почему она просто не сказала, что проводит время с Кливленд? Ведь для этого необязательно было говорить, что они взламывают птичники. Как было бы удобно. И отец был бы доволен.

– Ты с ним на работе познакомилась?

– С кем – с ним?

– Хочешь однажды явиться домой и объявить, что я скоро стану дедом? Дай мне до этого хоть к алтарю тебя отвести.

– Я уж лучше аборт сделаю.

Джейни съела пончик, глядя, как отец с кряхтением растягивает над головой резинку. Она почувствовала легкий укол совести, но делиться с ним не хотелось. Хотелось бережно хранить секрет.

– А чего тебе нерадостно-то? Работа хорошая.

– Мучить бедных птиц, ну конечно.

Только бы не разрушить чары, связавшие их с Кливленд.

– Там оплачивают учебу в университете, ты знала? Неплохо.

– Да плевала я на их учебу. Слушай, осторожнее с этой фигней, телевизор грохнешь.

* * *

Они не называли это “воровством”, потому что воровство – это когда таскают блокноты из офисной подсобки, а Кливленд настаивала на том, что они всего лишь выполняют свою работу. Говорить, что они “выпускают птиц на волю” и уж тем более “освобождают” их, она не разрешала. Разве могли они отвезти кур в такое место, где те были бы “свободны”? Их несвобода длилась так долго и зашла так далеко, что они давно потеряли способность к жизни в дикой природе. “Освободить кого-то можно только при условии наличия такого места, где этот кто-то сможет быть свободным”, – говорила Кливленд. Но Джейни с ней не соглашалась. Ведь тогда получается, что эти курицы, эти существа с крыльями, способные летать на короткие расстояния, эти птицы из выражения “свободен как птица”, в действительности лишены права на свободу? На Кливленд ее слова не произвели впечатления. И громкое слово “спасение” тоже было вычеркнуто из списка.

Так как же это назвать?

В “удалении” было что-то хирургическое.

В “избавлении” – что-то религиозное.

“Выведение” напоминало один из этапов пищеварительного процесса.

“Исход”. Это Джейни уже просто так сказала, для веселья.

Кливленд остановилась на политически нейтральном, безэмоциональном “изъятии”.

Они изымали кур из птичников, которые инспектировали.

Курица. Не совсем птица, но и не то чтобы не птица. Огромные крылья, тело изящнее, чем у утки, но летает еле-еле. Несколько футов прохлопает по воздуху и тут же неуклюже приземляется. Когда слышишь слово “птица”, курица – последнее, что приходит на ум. Да