Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма

красивее и крупнее, чем ослы в Алексан­дрии, а вторые — еще расторопнее и бойчее, если это возможно, чем их собратья с морского побережья. На этот раз, наученные опытом, мы никоим образом не стали упрямиться и двинулись в путь по восхитительной аллее смоковниц, темный свод которой не пропускал солнечные лучи, и быстро преодолели расстояние в одно льё, какое нам еще оставалось проделать.

Единственное изменение в нашем способе передвиже­ния, произошедшее в связи с высадкой на сушу, состояло в том, что теперь, вместо того чтобы подниматься вверх по течению Нила, плывя в лодке, мы следовали вдоль его берега, сидя верхом на ослах. Впрочем, поскольку мы поднялись футов на тридцать от поверхности реки, гори­зонт расширился, и впереди у нас показался остров Рода, на котором стоит сооружение, оберегающее ниломер — устройство, предназначенное для измерения высоты паводков Нила: нанесенные на нем метки указывают годы, когда необычный подъем воды при разливе реки приводил к небывалому плодородию земли. Именно здесь каждый год шейхи мечетей, сообщая об уровне подъема воды, указывают, в какой мере можно преда­ваться веселью, или же, будучи безропотными мусульма­нами, объявляют о грядущем бесплодии земли, воздер­жании от пищи и голоде, на которые недостаточный разлив реки обрекает жителей ее берегов.

Итак, по правую руку от нас находились пирамиды Гизы, открытые нашему взору от их вершины до самого подножия, а также небольшой холм, образовавшийся вокруг Большого Сфинкса, который вот уже три тысячи лет сторожит их, повернув к гробницам фараонов свое гранитное лицо, обезображенное воинами Камбиса. Наконец, по левую сторону наш взгляд охватывал поле битвы при Гелиополе, прославленное Клебером: это бес­конечное безлюдное пространство, тянущееся насколько хватает глаз, оживляет лишь одинокая смоковница, зеле­неющая среди раскаленного песка пустыни. Проводники обратили наше внимание на это дерево; арабское легенда гласит, что именно под ним отдыхала Дева Мария, когда, спасаясь бегством от гнева Ирода, Иосиф, по словам святого Матфея, «.встал, взял младенца и матерь его ночью и пошел в Египет»[3]. По мнению самих магометан, своим чудесным долголетием и вечнозеленой листвой это свя­щенное дерево обязано тому, что некогда оно укрыло в своей тени матерь Христа.

Тем временем мы прибыли в Булак, предместье Каира, которое служит своего рода часовым города, призванным охранять его порт. Нам оставалось проделать не более полульё: мы бросили взгляд на оживленный рейд со мно­жеством лодок и джерм, которые, поднимаясь по Нилу, привозят урожаи из его хлебородных областей, а спуска­ясь по нему, доставляют самые вкусные фрукты, какие не могут созреть под чересчур бледным солнцем Дельты. Многочисленность обитателей селения и их активность свидетельствовали о том, что мы приближаемся к боль­шому городу; я указал Мухаммеду на крепостные стены, и он понял мое желание.

— Эль-Маср! — вскричал он, пуская осла в галоп и жестом приглашая нас следовать за ним.

Нас не нужно было упрашивать, а наши верховые животные, чувствовавшие, что они возвращаются домой, старались изо всех сил, разделяя наше нетерпение.

Вскоре мы увидели Каир, в полном одиночестве воз­вышавшийся среди океана песка, чьи раскаленные волны беспрестанно бьются о его гранитные стены и в конце концов проделали бы в них бреши, если бы дважды в год Нил, могучий союзник города, на короткое время не вызволял его из этой докучливой осады. По мере нашего приближения к городу мы различали чередующуюся окраску зданий и изящные очертания куполов; затем над раскрашенными зубцами, венчающими крепостные стены, взметнулись вверх, напоминая собой гигантские шахматные фигуры, минареты трехсот мечетей; наконец, мы достигли ворот Победы — самых красивых из более чем семидесяти ворот в городских стенах Каира; через эти ворота 29 июля 1798 года, на следующий день после битвы у Пирамид, вступил в город Бонапарт.

Едва мы въехали в город, как г-н Тейлор, знавший, с какими неприятностями может столкнуться тот, кто будет прогуливаться по Каиру, словно провинциал, приеха­вший в Париж, галопом устремился в одну из близлежа­щих улиц; опасаясь потеряться, мы последовали за ним и в самом деле заметили, что наша европейская одежда привлекает к нам внимание, причем не очень благожела­тельное; бывают моменты, когда вы догадываетесь об опасности, даже не видя ее, а инстинктивно, благодаря какому-то предчувствию. Особенно заинтересовала слу­жителей Пророка форма морских офицеров. Мы увели­чили скорость, задевая турок и арабов, мелькавших в своих ярких одеждах перед нашим ослепленным взором и кричавших нам: «Йамин!» или «Шималь!», то есть «Налево!» или «Направо!», в зависимости от того, какой маневр, по их мнению, нам следовало предпринять, чтобы не сбивать их с неизменно прямого пути, по кото­рому они степенно следовали пешком или верхом. Нако­нец, после происходившей словно во сне скачки среди причудливых и незнакомых людей, по узким, извили­стым улицам, по которым нас заставил следовать г-н Тей­лор, поскольку это был кратчайший путь, мы оказались в европейском квартале и остановились у дверей ита­льянской гостиницы.

Прежде всего мы позаботились пригласить портного; хозяин гостиницы незамедлительно привел его: это был чистокровный турок. Он помог нам выбрать ткани, а затем, достав из кармана штанов шнур с подвешенным на его конце свинцовым грузом, опустил этот груз так, что он оказался на уровне подъема моей ноги, потом приложил шнур к моему плечу и снял показание по мет­кам на шнуре; то же самое он проделал со всеми осталь­ными и удалился: мерка была снята.

Покончив с этим делом, мы подумали о другом, не менее насущном: поглощенность великими памятными событиями, пришедшими нам на ум, зрелище величе­ственных пейзажей и неумеренное желание поскорее прибыть в Каир заставили нас забыть об обеде, но едва мы оказались у себя в комнатах, где из-за отсутствия необходимой одежды нам предстояло оставаться до вечера, как наши желудки стали настоятельно требовать полагавшуюся им двойную порцию. Эти притязания были настолько справедливыми, что следовало их спешно удовлетворить. Мы позвали хозяина, обрадованные тем, что нашелся человек, с которым можно беседовать без переводчика, и заказали ужин. Уже через полчаса в нашей комнате был по-европейски накрыт обед; признаться, для меня было немалым удовольствием сесть, как пола­гается христианину, за стол. Однако наша поглощенность вопросами гастрономии не заставила нас забыть о Мухам­меде; мы позвали его из окна, выходившего во двор, и он, приняв приглашение, сел возле нас на полу.

Но если в начале нашей поездки это он смеялся над нами, когда вместо ложки, ножа и вилки мы были вынуж­дены обходиться исключительно руками, то теперь при­шло время нашего торжества; бедняга совершенно расте­рялся при виде того, как ловко мы манипулируем неизвестными ему предметами. Тем не менее он