Великий князь всея Святой земли - Андрей Синельников

– Ты Угрюмов вперед пошли. От старой дружины, берендеев по бокам, а Данила пусть сзади обоз стережет, – она почти шепнула, не размыкая губ, – Извини за подсказку, – И тут же пропала, как и не было.

– Вот колдовская девка, – Опять подумал князь, но уже отдавал приказы, чем не мало удивил и Данилу и Чубара, потому как добавить к сказанному было нечего. Все было грамотно, правильно и точно.

Посольство втянулось в темноту чащи, под зеленый полог соснового лапника. Когда за последним воем, разогнулись колючие ветки, на полянке появился заяц, сделал стойку и дал стрекача в сторону опушки. Теперь даже пролетающая сорока вряд ли на своем хвосте смогла бы отнести, кому-то весточку о тех, кто прошел здесь пять минут назад, такая тишина разливалась на берегу не быстрой реки.

Отряд двигался в полутьме леса. Солнце почти не пробивалось сквозь зелень ветвей, и даже в полуденную жару здесь было прохладно и дышалось легко. Лето в этот год выдалось на редкость жарким и засушливым, дождей почти не было. Пшеница и ячмень, бодро пошедшие в рост весной, как-то пожухли и сморщились, поэтому на урожай никто не надеялся, и с тревогой ожидали голодной зимы. Но здесь, в лесу, даже этот летний зной почти не ощущался, и ехать было приятно.

Только вот, какая-то зловещая тишина давила на путников. Колдовской лес не шумел, птицы в нем не пели, и звери не шмыгали под ногами. И опять, всем вспомнились разные россказни про вурдалаков да лешаков лесных и кикимор болотных. Виду конечно ни кто не подавал.

Лихие же люди лесные за пару верст чуяли, кто в их лес нагрянул, и проворно убирались прочь с дороги. Испытывать свою судьбу и крепость булатных клинков дружинников охотников не было.

К вечеру лесная дорога вывела всех на лесную прогалину, посреди которой возвышался вековой дуб.

– Вот это чудо, – увидев исполина, выдохнул Беда, – Вот на нем Соловей Разбойник и сидел, – Уже со смехом добавил он.

Его замечание было встречено общим хохотом, тут же снявшим напряжение колдовской чащи.

– Стой! – Раздался голос Данилы, – С коня!

– Пора подкрепится, да и сбрую подправить, самим оправиться, – разъяснил он князю.

– Будя, будя. Делай, как знаешь. В походе вы с Чубарем князья, – Остановил его Андрей, – Мы вон с дьяком под дубом расположимся. Это диво надобно поближе рассмотреть, может там, русалки в ветвях прячутся, али Кот-Баюн в дупле живет, – В тон дьяку закончил он.

Дружинники спешились и расположились на ночевку, доставая из торб припасенную на дорогу еду. Лошадям ослабили подпруги, и пустили на свежую травку, еще не пожелтевшую в прохладе леса.

Князь устало потянулся и с удовольствием растянулся на плаще, заботливо постеленном незнамо как очутившейся рядом Малкой. Одними глазами он поблагодарил ее за заботу и поискал глазами старших.

Данила с Чубаром деловито обходили стан, расспрашивая дружинников, и оглядывая снаряжение и вьюки.

Беда, вот только что сидел рядом и покусывал травинку, а глядь, уже нет ни где. Андрей отметил, что несколько ветеранов пропало вместе с ним, ну да это их дело.

Микулица пристроился вроде бы и не рядом и в то же время руку протяни, и он тут.

– Значит и Малка тут же, – поискал взглядом Андрей, – Ты смотри, нету. Вот лесная бестия, пошла с деревьями, да зверушками совет держать.

Он достал из сумки кусок холодной говядины и краюху черного хлеба. Круто посолил и, запивая свой обед квасом из дорожной корчаги, выкинул из головы все страхи и опасения. Все на своих местах и дело знают, вспомнились слова отца.

– Хлеб да соль, – Подошел Данила, – Считай, сегодня полпути проехали. Повечеряем в Звенигороде. Все в порядке? Никаких указов нам не будет?

– Садись, дядька, в порядке все, – Князь указал на расстеленный плащ, – Не суетись, вот хлебца с мясом пожуй, меду хлебни.

– Я хмельное в дороге в рот не беру, а пожевать чего, не откажусь. Шустрик наш, Малк, куда подевался, не видал?

– Беспокоишься старинушка?

– А чего за него беспокоится. С такими бугаями, как Угрюмы, в любой лес полночь за полночь. А потом мы ж с тобой князь знаем ему лес, что дом родной, а уж гридням его…, – Данила замялся.

– Договаривай, договаривай старый, – надавил Андрей, – Чего замолк, язык проглотил, – Он поднял глаза и чуть сам не проглотил язык от удивления.

Прямо перед ним стояла Малка с лукошком лесной земляники, а не далее вытянутой руки, рядом с Микулицей, широко развалясь, лежали братцы Угрюмы, угощая того собранными ягодами. Он готов был побожиться, что вот только что их не было. Но вот они, и лукошко почти касается его руки, и лазоревые омуты смотрят прямо в душу. А открытая улыбка говорит:

– Чего княже, искал, али думал обо мне.

Он взял протянутое угощение и жестом пригласил к столу Данилу и Малку. Тот, придя в себя, все же не удержался и буркнул в усы:

– Вот бисова девка, – Но от угощения отказываться не стал. И князя негоже обижать, и ягода была такая свежая, такая аппетитная, такой он давно не видел. Рука сама нырнула в лукошко, набирая полную горсть.

Утром на опушке показались Беда и Чубар, и теперь уже старший воевода скомандовал.

– Готовсь! Через пять минут в дорогу!

И выдержав паузу, что бы дать не расторопным подтянуть подпругу или подправить стремя, уже жестко скомандовал.

– На конь! Вперед!

– Угрюмы в дозор, вторая десятка ко мне, третья десятка в хвост, берендеи в сторожа, – Приказы ссыпались с губы, как шелуха от семечек.

И опять цепочка всадников втянулась в лес, приятной прохладой принявший разморенные и разгоряченные тела. Темп заданные Чубаром позволял лошадям не уставать, и в то же время был достаточно быстр, что бы до ночи добраться до города. Чаща помаленьку отступила, сменившись на березняк с полосами ельника, а затем и вовсе, перейдя в сплошную березовую рощу, по которой они выехали на берег Клязьмы, где их поджидал дозор, показывая им путь к разведанному броду.

Многие, отыскав пологий берег, бросали коней в плавь – и самим освежиться и их ополоснуть от дорожной пыли. На другом берегу расстилалось огромное поле, поросшее луговой травой, и, пройдя с полчаса шагом, чтобы кони пощипали травки, Чубар пустил дружину галопом, обсыхая на ходу.

К вечеру, еще солнце не упало за пригорки, кони вынесли их на холмы над рекой, на берегу которой в лучах заката малиновым цветом светились купола Собора, и также малиново встречал их переливчатый колокольный звон.

– Звенигород! – И взвилась песня как выпущенный из клетки стриж, свечой в закатное небо. Это опять Малк, завел что-то веселое и озорное.

– Звенигород! Доехали. Там ждут. Там свой город – Залесский, там вятичи – родной народ. Звенигород! – и эхом отозвались колокола, как бы подтверждая.

– Да, я Звенигород! Заходите гости дорогие! Ждем! Ждем!! Ждем!!!

– Звенигород, к вечере звонят. Не набат. Узнали нас, – Беда облегченно вздохнул, – И хитро прищурившись, продолжил. Князь уже заметил у него эту привычку, щурится, перед тем, как кого подначить.

– Узнали, или сторожей хороших держат, или сорока на хвосте принесла. Хвала да хула впереди любого бегут, только замечай, – Он опять хохотнул коротким смешком, – И князь догадался, что дьяк посылал кого-то из своих вперед, упредить горожан о приезде молодого князя.

– Ветром надуло, – Поддержал он веселый тон, заданный дьяком, – Нехорошо ждать заставлять. Да гляди, угощение остынет, – И пришпорил застоявшегося коня, – Догоняй!

Вслед за князем рванулась вся дружина, лавой разворачиваясь по склону холма. С гиканьем его обогнали ближние отроки. Челядь приотстала с лошадьми в поводу. Но буквально через минуту, в этот казалось бы дикий порыв, вплелись нити дисциплины и порядка воинского. К подножью холма во всем разбеге уже спускалась хорошо отлаженная военная машина. Старшие в середине, прикрытые со всех сторон ближней охраной, дозор и сторожевые на отлете, обоз прикрыт ветеранской дружиной. Все произошла как бы само собой, но именно в этом и скрывалась выучка и автоматизм воинского братства. Отработанные и действующие, как часовой механизм, уже не на уровне приказов, а на уровне чутья.

Даже Чубар, Данила и Беда оценили слаженность их маленького войска, глядя на этот незапланированный маневр, получившийся неожиданно для всех и в первую очередь для самих участников.

Навстречу им уже скакал воевода звенигородский окруженный дружинниками и земскими боярами.

Звенигород не только ждал, но и звал.

А колокола продолжали в сгущавшихся сумерках свою песню:

– Ждем! Зовем! Ждем!

Не дом хозяина красит, а хозяин дом.

Отстояв вечерю в Соборе Рождества Богородицы, под звон, так их зазывавших колоколов, дружина повечеряла у гостеприимных хозяев, и, поправив кое-что разболтавшееся в пути, отправилась ночевать. Правда челядь еще до глубокой ночи перековывала коней, ладила сбрую и вьюки, так чтобы с первыми лучами, в седло и в путь.