Поглощенные Грешники (ЛП) - Скетчер Сомма

— Где мой брат?

— Который?

Анджело сжимает челюсть, и его недовольный взгляд скользит по моему запястью.

— Тот, который любит играть в игры, — он делает шаг вперед, отчего у меня замирает сердце. — В отличие от меня.

Я уставилась на него. Выражение его лица — одно из моих воспоминаний. Он точно так же смотрел на моего отца много лет назад, когда мы ворвались на похороны его родителей. Теперь, когда я стала объектом этого, я не собираюсь визжать, как это делал мой пьяный отец. Кроме того, у меня в груди поселилось странное чувство преданности… я бы не сказала Анджело, куда делся его брат, даже если бы знала.

— Раф? Без понятия.

Его глаза сузились.

— Тогда чем здесь занимаешься ты?

Мои мысли разбегаются в разные стороны в поисках ответа.

— Сидением на яхте, — объявляю я.

Тейси фыркает рядом со мной и прячет ухмылку за воротником кожаной куртки, когда Анджело бросает на нее угрожающий взгляд. От накала страстей моя решимость раскалывается, и я ловлю себя на том, что бормочу: — Извини, я знаю столько же, сколько и ты.

— А я знаю только то, что Раф позвонил моей жене и пригласил ее на импровизированную ночевку посреди гребаного Тихого океана в понедельник вечером.

— И ты портишь настрой, малыш, — стонет Рори, протискиваясь между мной и своим вечно приближающимся мужем. Она бормочет ласковые слова, играя с пуговицами его рубашки, но я не слышу их из-за шума крови в ушах.

Раф устроил для меня ночевку? Эта мысль сладка, даже тошнотворна, и от нее у меня скручивает желудок, словно я съела слишком много шоколада за один раз. Я пытаюсь оправдать это логическим обоснованием: он, наверное, не доверяет мне быть одной на его преогромной яхте стоимостью миллиард долларов, что вполне справедливо, учитывая, что последний богатый парень, который был груб со мной, остался без казино, сожжённого дотла. Кроме того, он же не знает, как сильно я хотела устраивать ночевки, когда была ребенком.

Я смотрю поверх растрепанного пучка Рори и встречаю подозрительный взгляд Анджело. Он мягко отводит свою жену в сторону, чтобы не было преграды между мной и его последней отчаянной попыткой допроса.

— Ты знаешь, где мой брат, Пенелопа?

— Ты пробовал использовать функцию «Найти Мой iPhone», Анджело?

Тейси замирает. Рэн резко вдыхает, а Рори бормочет себе под нос что-то о фламинго.

Воздух на мгновение накаляется, затем остывает, когда сухой юмор смягчает выражение лица Анджело.

— Теперь я понимаю.

Я хмурюсь.

— Что понимаешь?

Но он не отвечает, а вместо этого целует жену в щеку, просит ее позвонить ему перед сном и исчезает на плавательной платформе.

В поисках ответа я снова поворачиваюсь в сторону комнаты отдыха.

— Понимает что?

Рори ухмыляется. Рэн краснеет и отводит взгляд. Когда я смотрю на Тейси, она кладет руку мне на бедро и сжимает.

— Он имеет в виду, что теперь понимает, почему Раф одержим тобой. Ты говоришь почти столько же дерьма, сколько и он.

Допрос был неизбежен. Я легкомысленно отвечала на вопросы о нашей ситуации… мы просто трахаемся, расслабляемся… а на вопросы о том, как долго я здесь пробуду, неопределенно… пока он мне не надоест.

По правде говоря, я не знаю правдивого ответа ни на один из них.

Но хвала небесам, допрос с пристрастием был недолгим. Когда Тейси спросила, насколько большой член у Рафа, Рори так передернуло, что она опрокинула бокал красного вина на кремовый ковер. Мы переключили внимание на то, чтобы передвинуть диван почти на метр влево, чтобы скрыть пятно, и, к счастью, разговор больше не возвращался к теме мужского достоинства ее деверя.

Вечер плавно перешел в ночь под непрекращающийся дождь и саундтрек из Мамма миа!, создавая фон для ночевки, о которой я в детстве могла только мечтать.

Сейчас я свернулась калачиком на диване в пижаме, опьяненная сахаром и вином, и пытаюсь вести себя спокойно. Стараюсь не ухмыляться, как маньяк, наблюдая за тем, как Рэн учит Рори официальному танцу под песню Super Trouper группы ABBA, и стараюсь не спрашиваю, когда мы сможем повторить это снова.

Диван рядом со мной прогибается.

— Ты уже решила, что хочешь?

Я опускаю взгляд на черную коробку, которую Тейси поставила на журнальный столик. Она открывает ее и проводит пальцем по серебряному татуировочному пистолету.

Я сглатываю.

— Зависит от обстоятельств. Это больно?

— Уверена, гораздо меньше, чем быть трахнутой огромным членом Рафа, — мои щеки горят, я собираюсь оттолкнуть ее, но она уворачивается, смеясь. — Нет. Это скорее жжение, чем острая боль. А через несколько минут область онемевает, и ты уже почти не чувствуешь ничего.

Мой взгляд скользит вниз по ее рукам, когда она надевает черные перчатки.

— У тебя самой нет татуировок?

— Нет, вот почему меня называют татуировщицей без татуировок, — она смотрит на Рори и Рэн, танцующих под песню Brooklyn Shuffle, затем понижает голос. — Татуировки делают тебя узнаваемой.

В моей голове эхом отдается звук ее пива, которое она пила в Ржавом якоре.

— Я слышала, ты лучшая.

Она смеется.

— Так говорят.

— Ты всегда хотела стать татуировщицей?

Она качает головой, и какое-то время я наблюдаю, как она раскручивает пистолет и стерилизует каждую деталь.

— Нет, — говорит она, в конце концов. — В колледже я изучала историю искусств. Я хотела стать смотрителем музея.

— Так почему же ты выбрала эту профессию?

Мрачная ухмылка трогает ее губы. Она перекидывает свои длинные черные волосы через плечо и смотрит на меня понимающим взглядом.

— Мне нравится причинять боль мужчинам, пусть даже ненадолго.

Я знала, что мне нравится эта девушка. Мое внимание переключается на пистолет.

— Эти чернила ведь временные?

— Ага. Исчезнут через пару недель.

— Хорошо, тогда можешь развлекаться.

Она приподнимает бровь.

— Ты уверена? — наклонившись, она добавляет: — Потому что когда я развлекаюсь, я пускаюсь... во все тяжкие.

Озорство, пляшущее в ее глазах, заставляет меня задуматься.

— Ладно, набей её где-то, чтобы я не видела, на всякий случай.

Она хихикает.

— Хорошая идея, рыжеволосая.

Мы сходимся во мнении насчет места — поясница. Я притворяюсь, будто именно слова Тейси убеждают меня, что это место с более толстой кожей и меньшим количеством нервов, но на самом деле это потому, что знаю, что Раф увидит ее, когда в следующий раз трахнет меня сзади. Мысль о том, как его живот прижимается к моей попке, а его горячая рука ласкает ее, вызывает во мне медленное возбуждение.

Тейси была права: ощущение царапания превращается в легкое жжение. Она работает тщательно, молча, кончики ее волос задевают мой позвоночник.

Когда гул пистолета стихает, я открываю глаза. Она протирает это место чем-то холодным и влажным, затем поднимается на ноги. К моему удивлению, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, она медленно отступает.

Я хмурюсь.

— Все готово? Куда ты идешь?

Она кивает на ручное зеркало на столе.

— Можешь посмотреть.

Рори перестает танцевать и прищуривается на мою поясницу. Когда её глаза расширяются, а челюсть отвисает, подозрение проникает в мои вены.

— Тейси... — шепчет она, сдерживая смех.

— Что такое? — я огрызаюсь, хватаю зеркало и неловко поворачиваюсь, чтобы посмотреть на ее работу. Когда знакомое имя в сердечке смотрит на меня в ответ, у меня кровь стынет в жилах.

Проходит пять длинных секунд. Я поднимаю глаза на Тейси, смотрящую на меня, как олень, попавший в свет фар.

— Ты сказала мне развлечься, — шепчет она.

Я бросаю зеркало на диван и опускаю топик.

— Да. А теперь я говорю тебе бежать.

Она выбегает за дверь прежде, чем я успеваю закончить фразу. Я бегу за ней, Рори и Рэн следуют за мной по пятам.