Поглощенные Грешники (ЛП) - Скетчер Сомма

Я отгоняю все банальные мысли о конфетах и последующем уходе и просовываю руки под ее толстовку, обхватывая Пенелопу за бедра.

К черту все это, я подарю ей лучший оргазм в ее жизни.

Я наклоняюсь, чтобы снова поцеловать ее в попку, бормоча что-то неловкое по-итальянски, но как раз в тот момент, когда я собираюсь снова опуститься между ее ягодицами, рука хватает меня за предплечье и останавливает.

Мой взгляд поднимается к Пенелопе. Чем дольше я нахожусь в этой ловушке, тем тверже он становится.

— Не будь милым.

Моя челюсть сжимается.

— Почему?

— Мне это не нравится.

Мы смотрим друг на друга несколько напряженных секунд, ее слова и их смысл впитываются в мою кожу, как кислотный дождь. Итак, ей не только нравится, когда это грубо, ей нравится только грубость. Бурные мысли о других мужчинах и их ремнях проносятся в моей голове, растворяя все чувства вины.

Я не отрываю от нее глаз, пока поднимаю ремень с пола, затем оборачиваю его вокруг своих разбитых кулаков и туго натягиваю. Пенелопа выдыхает и опускает голову на подушку, но я поднимаю ее за капюшон свитера.

— Что ты...?

Я перерываю ее, вставляя ремень в её рот. Зажав в одной ладони пряжку и петлю, рывком поднимаю ее на руки, словно на поводке.

Когда мои губы касаются мочки ее уха, мой тон понижается до предупреждающего.

— Если все станет через чур, и ты не воспользуешься стоп-словом, я привяжу тебя к своей кровати и буду пытать тебя всякими приятностями. Поняла?

Ее взгляд скользит в сторону, пронизанный подозрением.

— Например какими? — бурчит она.

Я останавливаюсь. Хрен его знает… я никогда в жизни не делал ничего романтического для женщин. Но сейчас я склоняюсь над ней, моя эрекция прижимается к ее голой заднице, и ее теплый, влажный жар обжигает мои брюки. Я не могу сосредоточиться на гипотетических пытках в такой момент.

— Ну знаешь, всяким романтичным дерьмом, — ворчу я.

Я ловлю ее встревоженный взгляд, прежде чем подтянуть ремень так, чтобы оказаться у нее за спиной и не сломать ей челюсть.

Мой член болит от желания быть освобожденным, тут же вступает в состояние боеготовности, как только я рывком расстегиваю молнию. Когда я погружаю головку между её ног, безумие пронзает меня, словно яд, электризуя мои нервы и отравляя мой разум беспокойными мыслями. Вроде того, как, блять, я продержусь дольше нескольких минут, когда Пенелопа заткнута ремнем во рту?

Боже, какая же она тугая. Борясь с каждым садистским шепотом в моей голове, я замедляю темп и позволяю ее телу направлять меня внутри нее. Отстраняясь, когда её позвоночник выпрямляется под моей ладонью, и приближаясь, когда она туго натягивает мой ремень, пытаясь опуститься на локти и приподнять попку для более глубокого угла.

Звук разочарования заставляет меня поднять глаза и встретиться с ней взглядом. Она напрягается, чтобы посмотреть на меня, выражая свое раздражение моим неторопливым темпом.

Я улыбаюсь.

Она хмурится.

Затем я жестко вхожу в нее.

Ее голова падает вперед, и вид того, как она сжимает мой ремень, чтобы заглушить стон, настолько возбуждающий, что я едва могу это выдержать. Я сжимаю зубы от тисков ее киски, и это ощущается как отчаянный толчок каждый раз, когда она наклоняется вперед. Громкий шлепок ее ягодиц, когда она с большой силой опускается на мое основание, заставляет меня смотреть на этот вид, и, блять, он навечно запечатлеется в моих сетчатках.

Мне нужно больше, больше её мягкой кожи под моими ладонями и языком. Движимый безумием, я затягиваю ремень потуже, пока она уже не перегибается через диван, а прижимается к моей груди. Еще один небольшой толчок, и ее голова откидывается назад, прижимаясь к моим ключицам, обнажая шею. От нее так вкусно пахнет, что я не задумываясь впиваюсь зубами в ее бешено бьющийся пульс, а затем облизываю оставленный след, когда она резко выдыхает.

Моя свободная рука скользит под толстовку и по ее животу, сжимая одну из ее сисек.

— А как насчет этого, Куинни? — рычу прямо ей в ухо. — Они тоже твои?

Прежде чем она успевает выдавить из себя приглушенный ответ, я зажимаю ее сосок между большим и указательным пальцами, входя в нее, чтобы унять дрожь, которая вибрирует через ее тело.

— Отвечу тебе на это позже, — она выдыхает, ее киска сжимается вокруг меня.

Я держу ее, играя с ее сиськами, а мой рот уделяет не меньшее внимание ее шее и мочке уха, пока краснота на ее горле не становится на несколько оттенков темнее.

— Пожалуйста, — стонет она из-под ремня. — Пожалуйста.

Мой живот прижимается к ее позвоночнику.

— Ты хочешь кончить?

Ее зубы впиваются в мой ремень, когда она отчаянно кивает.

Блять. Мне пришлось чуть ли не пытать ее, чтобы добиться этого слова из ее уст сегодня утром, и тот факт, что сейчас она так свободно говорит его мне, посылает по моим венам такой жар, что может расплавить сталь.

— Хорошая девочка, — бормочу я в такт ее пульсу, просовывая руку между ее ног. — Ты такая хорошая девочка, когда умоляешь.

Она отворачивает лицо от моих слов и беспокойно трется о мою руку, неистово работая по всей длине моего члена. Я быстро и сильно тру ее клитор, завороженно наблюдая за ее профилем, пока она извивается в моих объятиях.

— Блять, — последнее, что она выдавливает из себя, прежде чем ее тело яростно содрогается в моих руках. Звуки ее придушенных стонов, пульсация ее киски вокруг меня… все это подводит меня так близко собственному оргазму, что я не смог бы повернуть назад, даже если бы захотел. Ее конечности настолько ослабевают, что я обхватываю ее предплечьем и удерживаю в вертикальном положении. Я оттягиваю ее голову ремнем назад и зарываюсь лицом в воротник толстовки. Моей толстовки. Последнее, что приходит мне в голову перед тем, как жгучий оргазм обрушивается на меня, это то, как чертовски приятно пахнет ее запах, смешанный с моим собственным.

Мышцы слабеют, я позволяю ремню выскользнуть из моего захвата, моя рука покидает талию Пенелопы, и я позволяю ей опуститься на подлокотник. Я трахаю ее долгими, вялыми движениями, пока перевожу дыхание, а затем слегка шлепаю по ее красной заднице в знак одобрения.

— От тебя одни неприятности, Куинни. Ты знаешь это?

Не говоря ни слова, она соскальзывает с меня, стягивает толстовку так, чтобы она прикрывала ее задницу, и бросает взгляд в сторону двери.

Моё тело напрягается. Тот факт, что я все еще пьян от ее киски, а она уже ищет выход, выводит меня из себя. Ирония не ускользнула от меня… я был тем, кто застегивал брюки и искал ключи от машины, прежде чем девушка успевала предложить мне кофе после траха, больше раз, чем я могу сосчитать. Не легко быть теперь в таком положение.

— Куда-то собираешься? — напряженно спрашиваю я.

— Мм. Наверное, приму душ и поеду обратно на Побережье. Ты не видел мои шорты?

Она замечает их висящими на углу шкафа и идет к ним. Когда она проходит мимо, я хватаю ее за запястье и бросаю обратно на диван. Ее задница ударяется о подушки, и она вздрагивает.

— Оставайся здесь, — ее взгляд снова скользит к двери, отчего я перехожу в состоянии готовности. — Я привяжу тебя к этому гребаному дивану, если ты пошевелишься.

Несколько мгновений спустя я возвращаюсь в комнату с бутылкой в руке, и я бы солгал, если бы сказал, что не почувствовал облегчения при виде нее, сидящей на краю дивана, даже если у нее такой вид, будто она ждет похода к стоматологу.

Она настороженно следит за моими движениями, когда я сажусь рядом с ней. Прежде чем она успевает возразить, я перетягиваю ее к себе на колени, задницей вверх.

— Эй, какого хрена?

— Заткнись, Пенелопа.

Мой тон звучит резче, чем я задумывал, но ее желание быть где угодно, только не здесь, вызвало у меня чувство дискомфорта. Она напрягается, когда я задираю подол толстовки, обнажая свежие синяки, украшающие ее задницу.

Смягчившись при виде этого зрелища, я прерывисто выдыхаю и нежно провожу тыльной стороной ладони по ее пылающей коже.