В чужом пиру - Виктория Волгина

Жанна всё рассчитала: дети маленькие, работы по дому много – а тут дополнительные руки. И в первый год приезда она не дала Ангелине сделать самостоятельную попытку поступления в институт. Ангелина нянчила, убирала, готовила и попутно ходила на подготовительные курсы. Тогда и случались с новыми детьми неприятные истории: то, гуляя с Ангелиной, её младшая сестрёнка падала с качелей – да так, что чуть не погибала; то, купаясь в ванной под присмотром Ангелины, падал младший брат и о край ванны разбивал лицо и ломал нос… Разгневанные Жанна и Борис обвиняли Ангелину в злом умысле. Ангелина упорно отмалчивалась. А Лера думала, что Ангелина такой же ребёнок, как и младшие, и ей тяжело видеть истерическую любовь матери к ним. К ней отношение было прямо противоположным. Кто знает, на что могла толкнуть девушку ревность и можно ли за это осуждать её? А Жанна вела себя точно как сказочная мачеха.

Ангелина была всегда виновата: не так оделась: «Ты что, клоун?», что-то недоварила или переварила: «Где у тебя руки?», что-то недоубирала: «Что ты там бурчишь? Недовольна? Пожалуйте за кордон!» Отчим Борис выглядел на этом фоне очень прилично. Он был мягок с Ангелиной, добродушно-равнодушен и необязательно-заботлив. Возил в кино, на концерты, в кафе, никогда не повышал голос. На контрасте отношений матери и отчима Ангелина стала испытывать к Борису непонятное, благодарное чувство. Но ей уже шёл восемнадцатый год, и благодарное чувство стало перерастать в другое, ею ещё не осознанное.

По приезде Ангелина была пышкой – любвеобильная бабушка закармливала внучку. Жанна сразу посадила дочь на диету – зазорно рублёвской девушке иметь такой вес. За два месяца диета и труд сделали своё дело. Ангелина похудела вдвое, и обнаружилось, что у неё красивая фигура. В ней не было материнской красоты, но была молодость и стать. Борису нравилось её восхищённое благоговение, и он старался соответствовать.

– Как мне нравится Боря, – говорила Ангелина Ларисе, которой поверяла тайны, – какой он добрый и благородный.

В другой раз она говорила:

– Может быть, мама найдёт себе другого, более богатого мужчину и уйдёт к нему, а я останусь с Борей и детьми, мы будем жить семьёй.

Лариса только диву давалась таким мыслям девочки. Ангелина научилась огрызаться матери и за глаза звала её «мамашкой». У неё начинали бушевать гормоны, она металась в поисках совета, приходила по ночам к Лере. Но Лера, умотавшись за день, была не в силах вести ночные разговоры. Лариса просто уходила от разговоров на опасные темы. К единственному человеку, который должен был её выслушать и дать совет, к матери – она не подошла. Кончилось всё грустно. Когда под Новый год Ангелина ехала в поезде к бабушке, она отдалась проводнику и получила наконец сексуальную свободу.

Мать узнала о её поступке через полгода от своей сестры, которой Ангелина открылась. Жанна была в ужасе. А Лера думала, что враждебное отношение Жанны к старшей дочери было продиктовано ей подсознанием, которое никогда не ошибается…

Когда Лера приступила к работе, по Рублёвке торжественным маршем проходила роскошная многоцветная осень, и этот заключительный парад природы поневоле настраивал на мажорный лад. Думалось, что всё мрачное и тяжёлое осталось позади.

В её памяти жива картина: они гуляют с Колей по берегу озера, золотые деревья сыплют и сыплют на них листья, а они протягивают к ним руки и кричат нараспев:

– Чур, – мои – деньги – все – до – копейки!

После холодного одиночества у Полины Лера с радостью окунулась в многолюдное тепло рублёвского дома. Однако она попала из огня да в полымя: Лера ещё не знала, что очень скоро это тепло обернётся адским пеклом. Только прожив и проработав в этом доме месяца два, она поняла, куда попала. В семье никто не работал. Взрослые сиднем сидели дома и в шесть пар глаз следили за нянями. При малейшем шуме и детском крике (а дети часто кричали нарочно, чтобы привлечь внимание родителей), тут же выскакивали трое, а то и четверо, с квадратными глазами:

– Что случилось?!

Дети в этом доме не знали слов «нет» и «нельзя», няни ничего не должны были запрещать им, а только «объяснять и уговаривать». Лера всегда старалась быть с ребёнком на дружеской, а не менторской ноге, но и становиться «дурочкой при мальчике» не желала.

Она хорошо помнит один момент. Коля утром не хочет есть кашу и начинает вопить во всё горло в надежде, что услышат родители. Они, конечно, просыпаются. Прибегает перепуганная и недовольная Жанна:

– Что случилось?

Коля продолжает вопить.

– Он не хочет есть кашу, – говорит Лера.

– Ну так кормите его! – возмущается Жанна.

– Пусть читает мне! – вопит Коля.

– Как же я буду одновременно читать и кормить? – недоумевает Лера.

– А вот так: в одной руке у вас ложка, в другой книжка, когда несёте ложку к его рту, книжку закрываете полотенцем, – поучает Жанна.

Коля от удовольствия начинает подпрыгивать на стуле. Лера пытается действовать по Жанниной методе, но фокус не очень получается – мешает подпрыгивающий Коля и внутренний протест против идиотизма ситуации. Недокормив, она кладёт ложку, встаёт и молча выходит – пусть это проделывает умница Жанна.

Ещё случай. Коля, не слушая Леру, шарит по кухонным шкафам, хватает зубную нить. Лера не разрешает её брать. Коля, как всегда, тут же начинает вопить что есть силы, поджидая родительского залёта в кухню. Сейчас же прилетает Жанна с круглыми от ужаса глазами. Поняв ситуацию, снисходительно улыбается:

– Да дайте вы ему эту нить, пусть поиграется.

Это «играется», как всегда, коробит Леру, но она молчит – здесь все так говорят. Получив добро, Коля идёт в игровую и тут же начинает разматывать и развешивать нить по всей комнате. Вбегают Жанна и Борис:

– Что это такое? Зачем вы ему разрешили?!

У Леры опускаются руки. Этот случай напоминает Лере другой, рассказанный одной из рублёвских нянь. Папаша даёт полуторагодовалому ребёнку играть мелкий жемчуг или бисер и говорит няне:

– Проследите, чтобы ребёнок не проглотил.

Ситуация другая. Вечер. Лера приготовила Коле ужин и думает, что бы съесть самой. Решает – яичницу, это единственное, что можно приготовить быстро. Коля ест в своём кресле со столиком. Напротив, за большим обеденным столом, компания из папы, мамы и их друга пьёт пиво. Коля съедает свой ужин, вылезает из-за столика и подбегает к Лере:

– Хочу яичницу.

Он знает, что сейчас он король и это его время.

– Ты уже поел, а я ещё ничего не ела, – пытается «вразумить» его Лера.

– Нет, хочу! – кричит Коля и, не обращая внимания на Леру, выхватывает у неё кусок чуть не изо рта. Компания улыбается – какой ловкий ребёнок!

Лера молча отбирает у Коли свой кусок и съедает его. Недовольная реплика Жанны:

– Можно было бы не отбирать у ребёнка.

Желая утешить его, Борис привлекает Колю к разлитию пива… Отец подводит сына к невысокому бочонку с краном и учит его открывать и закрывать кран, наливать пиво и разносить кружки компании. Коля утешается и исправно работает разносчиком. Сейчас время вечернего купания и сна, но родители не думают об этом – ребёнок увлечён, нянька подождёт.

Пора утренней прогулки. Ксюша с Ларисой уже оделись и ушли на улицу. Коля увлечённо катает машинки и не обращает внимания на Лерины уговоры, он знает – папа и мама в кухне, их слышат, его «защитят». Когда папы с мамой нет поблизости, Лере удаётся уговорить Колю идти гулять. А сейчас Лера потеет – зима, она заранее оделась во всё тёплое для прогулки. Она уже вся мокрая, но Коля её не «замечает». Проходит полчаса в уговорах. Тогда Лера произносит:

– Коля, если ты сейчас не пойдёшь одеваться, то я разденусь, и мы никуда не пойдём.

Поскольку Коля молчит, Лера уходит раздеваться.

– Лера, идём гулять! – тут же кричит Коля.

– Я тебе не девочка на побегушках, – отвечает твёрдо Лера.

Раздаётся вопль. Тут же появляется Жанна:

– Как же ребёнок будет без свежего воздуха?

Лера также твёрдо молчит. Жанна, кипя, бросает на стол книги:

– Идите тогда в зимний сад заниматься, – бурчит она мрачно и негодующе.

И Лера с Колей занимаются в часы утренней прогулки. Лера понимала, что этим людям не воспитатель нужен, а именно «дурочка при мальчике», но чувство собственного достоинства, засунутое по совету кое-куда, давало о себе знать и оттуда. «Непонятно, – думала Лера, – почему они тогда ищут образованных нянь?! Ведь у образованных людей нельзя не предполагать этого чувства».

Лера не могла сказать, что Жанна и Борис открыто унижали её и третировали, как Полина. Здесь было другое. Унижала Леру её полная беспомощность в стремлении воспитывать Колю там, где весь семейный уклад и настрой был против. Здесь держались принципа, высказанного однажды Жанной:

– Кто музыку платит, тот девушку и танцует.

Здесь унижение не облекалось в слова.

Однажды утром, как частенько случалось, Лера не нашла Колю в постели. «Удрал к родителям», – поняла она. Подошла к их спальне и постучалась…