Восьмидесятый градус - Елена Георгиевна Попова

но и полностью расслабиться не могу. По-прежнему напрягает отсутствие нормального общения с людьми, и если днём я занята чем-то и не думаю об этом, то ночью становится плохо, кажется, что нужно срочно что-то делать. Вообще не покидает тревога, но что делать, непонятно.

7 Ноября

Сегодня на станции двое моих коллег спорили друг с другом, даже кричали, в какой-то момент кто-то сказал: «Ты вообще не слышишь меня, я говорю слова, а ты их игнорируешь!» – другой продублировал это. Вау, я рада. Наконец-то они поняли, каково людям разговаривать с ними. И если с более взрослым уже вряд ли что-то можно сделать, то с молодым, кажется, уже что-то происходит. Он нормально разговаривает со мной, извиняется, распознаёт, наконец, токсичность в своей речи. Если я помогу (ценой своих нервов) хоть одному человеку стать менее токсичным в общении, то можно будет сказать, что экспедиция точно прошла не зря.

Вечером. Сегодня весь день делали станцию, но вообще было весело. Как-то спонтанно мы со злым страшным коллегой (который помоложе) устроили bonding[6] день, несмотря на то что он был с похмелья (а я не выношу, когда люди в таком состоянии). Болтали, шутили, поддерживали друг друга, ходили гладить Тайфуна (у нас тут есть специальный пёс для охраны людей, работающих на льду, от белых медведей), который забрался на борт по трапу, – это было очень мило. Сумасшествие, а ведь ещё недавно я правда боялась этого человека. Наверное, дело в том, что я стала его жалеть – он ведь в самом деле живёт всю жизнь в этом состоянии невидения людей – как? Но и сейчас не могу доверять до конца. В любом случае договариваться стало легче. После общего собрания (закончившегося словами: «С праздником!» – пришлось спрашивать у старшего коллеги с каким, и он, как всегда стыдяще, ответил, что это про Октябрьскую революцию) нас, геологов, попросили остаться – ругали, если коротко. Мы плохо организованны и увлечены только наукой, а всякие прочие работы (связанные с чисткой палубы, например… Я как-нибудь напишу об особенностях работы на открытой палубе при –20 ℃) выполняем плохо, всем приходится нам помогать… Это правда так, но интересно, что наши внутренние проблемы всплыли именно сейчас, когда всё внутри стало налаживаться, и именно так – в форме выговора сверху вниз от начальника и зама, того, чего мои коллеги так боялись. А ведь если бы я рассказала начальникам про наши проблемы в общении ранее, то всего этого бы не было – наверное, мы смогли бы лучше организовать рабочий процесс. Очень интересно, как теперь будут вести себя мои коллеги, когда наконец случилось страшное – поругал начальник… После этого разговор перешёл на тему появления на работе в нетрезвом виде, при этом обращались исключительно к молодому коллеге. Тут начальники были абсолютно правы – это и противно, и опасно, но опять хотелось сказать: подождите, у нас почти получилось, мы не такие уж и плохие, в конце концов! Чувствовала себя как в фильме. Появилось ощущение, что остальные нас не любят. Вполне вероятно, мы – удивительное сборище самых инфантильных людей на борту в одной группе.

8 Ноября

Перечитываю – даже начало трясти, потому что вернулась в те ужасные времена. Как хорошо, что сейчас всё лучше!

Посмотрела видео – удивительно, что оно дошло! Но написала Полине, что больше видео присылать не надо, сейчас строго, грозятся всё опять поотключать, если превысим лимит трафика.

Интересно, пишут ли СМИ про нас сейчас? Ничего же толком не происходит, мы просто дрейфуем…

Кажется, что сегодня прекрасный день: я выспалась, почта – есть, с коллегами всё нормально, на ужин – вкусный плов и салат, ещё и кофе для лабораторной кофеварки выдали накануне. Ах да, вчера взяли достаточно хорошую колонку. Ну и добрый коллега с суши написал поддерживающее и мотивирующее письмо.

Вечером. На собрании сказали к 15 ноября готовить списки для ротации людей и привоза вещей. Ротация на вертолёте запланирована на конец марта – начало апреля. В принципе, так и говорили всегда, но очень неуверенно, заставляя нас всех готовиться к дрейфу примерно на год, до августа… Теперь же, когда спрашивают, кто хочет убраться отсюда поскорее, всё выглядит вполне реально, и это странно. Я сразу поняла, что хочу в добровольцы, и сказала об этом нашему старшему. Почувствовала себя слабаком, конечно. Наверное, классно рассказывать потом людям, что ты целый год дрейфовал на льдине и всё такое… Смешно, разве это мотивация для чего-либо? Так что и до марта мне вполне сойдёт. Появилось ощущение, что экспедиция заканчивается очень скоро, например через неделю. Хотя до марта ещё надо дожить. Вместе с возвращением почты эта новость сработала мощно, чувствую, что что-то поменялось. Стало как-то бодрее. Одно дело – сидеть на льдине и не знать, когда всё закончится, другое – иметь конкретный срок в голове. Хотя изначально люди дрейфовали без каких-то чётких планов и сроков. Захотелось побольше сделать в плане науки, пока я здесь, – мы правда находимся в редких местах, слабо изученных, и раз есть возможность, надо приложить руку к раскрытию местных тайн.

9 Ноября

По результатам постсобрания позавчера мы решили, что соберёмся и обсудим, как нам лучше скоординировать наши действия на станции. Вчера времени не нашлось, но вечером договорились, что соберёмся сегодня. Весь день ждали, пока проснётся молодой коллега, который работал (вроде бы работал…) до семи утра – я его так и не увидела сегодня. Звоню главному в нашей группе – он говорит: «Сегодня не соберёмся, дорогая моя, я уже пью водку». Меня пробрало на смех, конечно, но это какой-то абсурд. Как я попала в компанию к таким людям? Сразу кажется, что со мной что-то не так, раз я с ними.

11 Ноября

Сегодня первая пятница, когда я не поливаю цветок – потому что он сгнил пару дней назад. Вывод: алоэ надо поливать реже, чем раз в неделю. Химики сказали, что нормальные листья можно поставить в воду, тогда вырастут корни – что ж, я так и сделала, но надежды мои почему-то невелики. Обидно.

12 Ноября

Так, пока ходила по дорожке, в очередной раз вспомнила всё, про что хочу написать.

Тогда вечером после собрания наш главный пытался со мной поговорить – а мне страшно взаимодействовать с пьяными людьми, видимо, какие-то детские травмы. Особенно когда я знаю, что человек в принципе не очень приятен в общении. Я в коридоре заговорила с А., он вмешался в наш разговор, сказал, что, видите ли, «его сотрудник разговаривает с мужчиной» – и для него это проблема; позже ломился ко мне в каюту. Неудивительно, что спала я просто ужасно – только почувствовала некоторую безопасность в компании этих людей, как начинается такое… Получается, продолжаю жить в страхе? Утром выключила будильник, как это часто бывает, решила поспать подольше. Без завтрака пришла на станцию, была невыспавшаяся и очень голодная, вылилось это в то, что я раздражённо кричала на молодого коллегу – торопила с отбором проб, чтобы успеть на обед. Это была первая станция после того собрания, где нас «поругали», и оба – начальник и заместитель – пришли посмотреть, как мы работаем (конечно, они не открыто наблюдали, а как бы работали рядом, часто бросая взгляды на нас). Получилось так, что это я главный абьюзер в нашей команде… Потом было стыдно, но сейчас пишу и понимаю, что не так уж всё и плохо. Правда, когда молодой коллега меня спросил, почему я не выспалась (я в своё оправдание пожаловалась на это и на голод), не смогла сказать, что это от взаимодействий с пьяным коллегой. Почему? Наверное, была уверена в том, что не получу никакого понимания и сочувствия. После того «хорошего дня» опять живу в постоянной тревоге. Мы всё ещё не собрались и не поговорили, хотя