МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ - toshiba

П

. Л

итвинов на сайте памяти А. Я

кобсона (который сам был

свидетелем эпизода в доме Григоренко и тоже высказался об

этом). И эпизод этот из следующего издания книги Григоренко –

также втихаря – убрали. Так и Бог с ним».

Чтобы окончательно Вас убедить оставить эту тему, не поленилась

отсканировать и привести ниже одно из писем П.Г. Григоренко

мне из Черняховской психушки, напечатанных в «Новом

журнале», Нью-Йорк, 1990, кн.180, с.254–286. [Письмо от 4.8.70

цитируется в [1], и я его здесь не повторяю. – А.Л.] Подборку его

писем нашей семье я специально передала в журнал с целью

защититься от его нападок в книге воспоминаний «В подполье

можно встретить только крыс». У него при написании книги

сложилась концепция – что бороться с несправедливостью

следовало открыто, а власть была заинтересована в том, чтобы

всех диссидентов обвинить в подпольной деятельности. И

некоторые, вроде Юлика Кима, меня, ещё кого-то, толкали

движение на этот пагубный путь.

Письма журнал с благодарностью напечатал, в том числе и

нижеследующее [т.е. письмо от 4.8.70 – А.Л.], где Григоренко

меня явно «реабилитирует» и даже извиняется за резкость,

выраженную им на том сборище. Журнал, однако, убрал, даже не

потрудившись мне об этом сообщить – ту часть, где я излагала

свои претензии к генералу.

Надеюсь, что Вас убедила.

Будьте здоровы, М. Улановская

4. О ПИСЬМЕ М. УЛАНОВСКОЙ, или ЕДИНОЖДЫ

СОЛГАВШИ

1) Прежде всего – и это главное – я рад, что мой анализ текста,

приведенный выше, оказался верным. Предположение о том, что

мы имеем дело с фальсификацией, подтвердилось в письме самой

М. Улановской. (« И эпизод этот из следующего издания книги

Григоренко – также втихаря – убрали».)

2) Мне странно, что использование брани («нелюдь», которого

хотелось «раздавить») и пересказ чужих наветов [2] – это

дозволенные средства, а анализ опубликованного текста –

средство недозволенное.

3) Мне странно, что прямое нарушение запрета Григоренко на

использование его писем из психушки – еще одно дозволенное

средство. (Понимает ли современный читатель, что в

андроповское время из психушки можно было не выйти, а можно

было выйти в виде овоща, если не дай Бог слишком далеко

заглянул за кулисы?)

4) Но еще более странно, что уважаемые правозащитники, имея

целью защитить М. Улановскую от критики, пожертвовали в

переиздании 1997 года великолепным отрывком о Якире,

чудовищно исказив рассказ Григоренко об этом дорогом для него

человеке.

5) Наконец, удивительно, что люди, сокращавшие текст

Григоренко, не заметили, что в результате их действий название

книги, в сущности, перестало соответствовать ее содержанию.

Что касается утверждения Сергея Ковалева о том, что «там, куда

спускался он [П.Г. Григоренко], крыс не было и быть не могло», то

имеется рассекреченный документ за подписью Андропова, из

которого следует, что С. Ковалев ошибался.

(См. Крохин Ю. Души высокая свобода: Вадим Делоне. – М.: Аграф,

2000, с.143–146).

Кто был осведомителем в группе диссидентов, близких к

П. Якиру, установить, видимо, невозможно. Слишком уж

изощренная техника прикрытия использовалась КГБ. Об этом в

свое время писал Игорь Маслов (Новая газета, 26–28 ноября,

2001).

А вот, что возможно установить: корпоративная солидарность

высокоморальных борцов против цензуры и за права человека

позволяет им, не поморщившись, переехать этого самого человека.

И ввести свою, правильную, цензуру.

Москва, 2008

ПОСТСКРИПТУМ. Логическая задача: Как объяснить, что

М. Улановской не удалось договориться с П.Г. Григоренко?

(Решение не должно содержать ссылки на то, что «Видно, в

последние годы П.Г. был очень плох»[1].)

Подсказка: Публикация писем П.Г. Григоренко в «Новом

журнале», осуществленная М.Улановской

после смерти

П.Г. Григоренко (и спустя много лет после самоубийства

Якобсона), предваряется такими ее словами:

<<Весной 1969 г. мой муж Анатолий Якобсон привел меня к

Петру Григорьевичу в его квартиру у Крымского моста

[подчеркнуто мной – А.Л.], где после ареста в Прибалтике

бывшего председателя колхоза Ивана Яхимовича собралось

несколько человек, чтобы обсудить положение. Помню, там были

П. Якир, В. Красин, Ю. Телесин, Б. Цукерман <…> >>

[1] См. Улановская М. «Прискорбный эпизод»/ Заметки по еврейской

истории, 2008, №6.

[2] См.Улановские Н. и М. История одной семьи. – СПб: ИНАПРЕСС,

2003, с. 242–244.

5. О ПРЕДСМЕРТНОМ ИНТЕРВЬЮ МОЕГО УЧИТЕЛЯ

В 1978 году, за несколько месяцев до своей трагической гибели,

мой школьный учитель истории и литературы диссидент Анатолий

Якобсон дал интервью своей бывшей жене Майе Улановской. В

этом интервью, говоря о преследованиях диссидентов в 1972 году,

он упоминает об одном интересном эпизоде, но дает ему странное

(на мой взгляд) истолкование.

В этой заметке я предлагаю свое собственное объяснение

случившемуся.

Итак,

<<Петр Якир был как бы девственник. Всех обыскивали, а его нет.

Потом, из разных источников, до нас стали доходить слухи, будто

он давно связан с органами. Но я и тогда считал, и сейчас считаю,

что Петя был «двух станов не боец», а боец одного, нашего, стана.

Тем не менее его не обыскивали.>>

(См. Интервью Анатолия Якобсона в книге Н. и М. Улановских «История

одной семьи». – СПб: ИНАПРЕСС, 2003, с.305)

Анатолий Якобсон дает этому феномену не то объяснение,

которое буквально напрашивается, а приводит явно

второстепенные доводы:

<<То ли КГБ не хотел трогать его мать, Якиршу, командармшу, то

ли у них были свои тактические соображения, потому что он вел

себя так, что давал КГБ очень много сведений. Скорее всего и то, и

другое.>> (См. там же, с. 305)

Странно, однако, что Якобсон не говорит о намного более

очевидном соображении, которым наверняка руководствовались

«органы».

А именно, с помощью описанных выше действий удавалось

скомпрометировать Якира – одного из лидеров диссидентского

движения. Это соображение мне представляется чрезвычайно

важным – по сути, мы имеем дело с уникальным свидетельством о

«технике компрометации».

Но есть и другое, еще более важное соображение. Из

рассекреченного документа за подписью Андропова (см. Крохин

Ю. Души высокая свобода: Вадим Делоне. – М.: Аграф, 2001,

с. 143–146) следует, что доверием диссидентов, группировавшихся

вокруг Якира, пользовался стукач. Понятно, что, компрометируя

Якира, Лубянка одновременно прикрывала своего агента. Думаю,

что это соображение и было для «органов» основным.

Якобсон всего этого не понимал или сработал какой-то

внутренний цензор?

6. ПРОЛЕТАЯ НАД ГНЕЗДОМ ПОДСЛУШКИ

Эту заметку объединяет с предыдущими фигура моего школьного

учителя Анатолия Якобсона.

Цитата первая

<< Людмила Алексеева (она была перепечатчиком многих номеров

бюллетеня [«Хроники текущих событий»]) вспоминала:

Наш домашний телефон, конечно, прослушивался. Поэтому с

материалами «Хроники» Таня [Великанова] приезжала ко мне без

звонка и – чтобы наверное застать – после 12 ночи. Молча

отдавала бумаги. Сверху лежала записочка: «заеду забрать через

2 дня». Если я видела, что не смогу справиться с работой за 2

дня, я зачеркивала эту цифру, писала вместо нее – 3 или 4. И Таня

уезжала. Что могла записать установленная «подслушка»?

Только звонок в дверь. >>

(См. Терновский Л. Сага о «Хронике»/ Воспоминания и статьи. – М.:

Возвращение, 2006, с. 102.)

Позднее Л. Алексеева внесла небольшие, но важные уточнения в

свой рассказ (речь здесь идет о 1974 годе и более поздних

временах):

<< [Татьяна Великанова] звонила в дверь. Я молча открывала. Мы

не знали, что именно прослушивается. (Потом выяснили: и

телефон, и квартира.)>>

(См. Новая газета, №8, 2007 г., с. 26.)

Цитата вторая

<< Самым надежным убежищем была квартира Надежды