Том 2. Стихотворения 1917-1922 - Велимир Хлебников

1921

1789 год*

Точно колосья народного гнева,Как убитых оленей рога,14 июля мужья с копьями и пищалями,Сорок тысяч – целые горы выковано их кузней восстания,Брали Бастилию, –Воевали много раз и умеют, –Темную башню для сов, место для казни, застенок песен и пытокГде «Божия Матерь Застенка» в гостя впивалась шелком чугунных волосСветом дня пытки его озаряла, сжигая,А белые черепа башен были цветами,А кольца цепей роняли крови алые цветы,И были ковры из белых черепов и красные звенели цепи.Через 34 и два дня– 3 октября жёны на рынке,Хлеба на нем не найдя, чтобы заполнить корзины,Пошли к королю.Взяли Версаль, место для игор любви и цветов и соловьиного пенияНежно изысканных радостей рощи,Где деревья бреют себя, свои щетки, как щеголь,Ножницы знают, а цветы росли так,Чтобы написать имя короля.Это обратное дело.А через 35 – [13 марта 1896 года].Поворот от тюрьмы к семье, от тюремщика к часовщику.  Одна и та же звезда: 35.

1921

«Жиронды враг…»

Жиронды враг,Жорж-Жак Дантон.Три Жэ. Два Эн.Безумец.Современник Пугачева, тучный и опухший,Весь в перстнях из причесанных волос.Широкой груди мякотьОн из рубашки показал,Чтобы умели люди плакатьИ царедворец задрожал.С бровями яростной падучей,Гроба плотник – ложится в него,С устами клеветы,Клевал ты –Душа заряда в низложении царя, –Когда могилу рыли для другогоИ падали в нее.

1921

«Рим, неси на челе, зверь священный…»*

Рим, неси на челе, зверь священный,Родимое пятно многих отцов числами узора –Свое 666.Ты извлек из длинной жизни,Долгого чета днейКорень площадиИ царственно подал лапойЧеловечествуЧисло 666. Зверь непостижимый.А три да три в степени три да три –Шесть в степени шесть –Делит паденья царей ч России и Франции,Изнеженных царей упадка.Так, озаренный величием рокаИ величья своего двукратным заревомСвятого падения, пылая смолою нравов,Рим извлекал корень площадиИз своего бытия.

25 марта 1921 года

«Слова пороли королей…»*

Слова пороли королей,Былого мир – детей плевательница,Над ней безглавый Водолей,А голова – толпы приятельница.

<1921>

«Очи Перуна…»*

«Очи Перуна»Я продырявил в рогоже столетий.Вылез. Увидел. Звезды кругом.Правительства все побежали бегомС хурдою-мурдою в руках.

1921, 1922

«Исчезающие! взгляните на себя!..»*

Исчезающие! взгляните на себя!Лорды! вы любите, кончив Оксфорд,Охоту на дочеловечьих леса царей.Приходите в чащу, как каменный гостьИ, когда лев кровью харкает,Вы бросаетесь толпой – скорей и скорей! –Смотреть, как умирает лев.А вы участвовали в Гайд-парке,Другом Оксфорда,В волнующей охоте на молодых королев?

1921,1922

«Этот строгий угол груди в замке синего сукна…»*

Этот строгий угол груди в замке синего сукнаБыл загаром зноя смугол, – это помнила она.

Вспомни пристань, белый город, рядом дремлющие тополи.На скамейке вы сидели. – Что ж, – спросил ты, – мы потопали?

И вода на смену зноя в кольца струй оденет телоИ завяжет узел волн у истока смуглых ног.

1921

«Юноша…»*

  Юноша,Тебя родила дочь РоссииИ дочь священника с смиренными глазами,Любившая цыгана.Ты на <берегу> морском сиделИ палкою чертил узорВ песке морском,Порой бросаясь с диким крикомИ посохом подъятымНа черные стада довольных змей…Но день пробил –213 и 132 вместе, а это будет 8361,Свой общий вес кидая на чашу времениСчет равенства, число и тень его в обратном течении.На чашку дня рождения упав, он пробил,День урочный,Подобный богу, отраженному в реке,Когда с бессмертным юношей сидят вдвоем его речной двойник,Где дева в тринадцатый санИ тринадцать в второй сан возведены.И ты – моряк замыслов свободу вернуть морям –Ты повернул суда, на остров власти белые ссадил,Вернул их семьям и перинам.И, обманув лучистые глаза двух башен,И молоко чугунных гор, для жажды сотен паровозов,Из вымени холмов дымной коровы Биби эйбатаПтенцам изголодавшихся железных дрогТы в Красноводск привез,И море красное сложил к подножью Красноводска,Кровью не запятнав,В клюве ласкового заговора.Так баба-птица носит рыбу.Другие в этот день великийТворят обряды звезд, любовные обрядыС своей земной невестой.Тебе же подвиг дан, и небесная невестаЯвилася с глазами Девушки Морской.И лебеди с широким красным клювом<Вослед за> красным журавлем,Полетом управлявшим, встречая солнце,Как будто алым знаменем махали, – казалось победителю.

1921

Моряк и поец*

Как хижина твоя бела!С тобой я подружился!Рука морей нас поднялаНа высоту, чтоб разум закружился.Иной открыт пред нами выдел.И, пьяный тем, что я увидел,Я господу ночей готов сказать:«Братишка»,И Млечный ПутьПогладить по головке.Былое – как прочитанная книжка,И в море мне шумит братва,Шумит морскими голосами,И в небесах блестит братва,Детей лукавыми глазами.Скажи, ужели святотатствоСомкнуть, что есть, в земное братство?И, открывая умные объятья,Воскликнуть: звезды – братья! горы – братья! боги – братья!Сапожники! Гордо сияющийВесь Млечный Путь –Обуви дерзкой дратва.Люди и звезды – братва!Люди! дальше окопК силе небесной проложим.Старые горести, стоп!Мы быть крылатыми можем.Я, человечество, мне научуБлижние солнца честь отдавать!Ась, два, – рявкая солнцам сурово,Солнце! дай ножку!Солнце! дай ножку.И чокаясь с созвездьем Девы,И полночи глубокой завсегдатай,У шума вод беру напевы,Напевы слова и раскаты.Года прошедшие, где вы?В земле нечитаемых книг!И пело созвездие Девы –Будь воин как раньше велик!Мы слышим в шуме дальних весел,Что ужас радостен и весел,Что он у серой жизни вычетИ с детской радостью граничит.  Загар лица как ветер смугол,  Синел морской рубашки угол.  Откуда вы, моряк?Где моря широкий уступВ широкую бездну провалится,Как будто казнен ЛизогубИ где-то невеста печалится.И годы носятся вдалиУж покорены небесами.Так головы казненные АлиШептали мертвыми устами,Ему, любимцу и пророку,Слова упорные «ты Бог»И медленно скользили по мечуИ умирали в пыли ног,Как тихой смерти вечеря,Когда рыдать и грезить нечего.

1921

«Где море бьется диким неуком…»*

Где море бьется диким неуком,Ломая разума дела,Ему рыдать и грезить не о ком,Оно, чужие удилаСоленой пеной покрывая,Грызет узду людей езды,Ломает умные труды.Так девушка времен Мамая,Свои глаза большой водыС укором к небу подымая,Вдруг спросит нараспев отца,Зачем изволит гневаться?Ужель она тому причина,Что меч жестокий в ножны сует,А гневная морщинаЕго лицо сурово полосует?Лик пересекши пополам,Согнав улыбку точно хлам.Пусть голос прочь бежит, хоть нет у гласа ног,Но разум – громкой ссоры пасынок.И не виновна русская красавица,Когда татарину понравится,Когда с отвагой боевойЗвенит об месяц тетивой.«Ты знаешь, как силен татарин,Могучий вырванным копьем!Во ржи мы спрятались, а после прибежали,Сокрыты спеющим жнивьем.И темно-синие цветыШептали нам то «вы», то «ты».И смотрит точно Богородица,Как написал ее пустынник,Когда свеча над воском таетИ одуванчик зацветаетВ ее глазах нездешне синих.И гнев сурового растает,И морщины глубокие расходятся,И вновь морские облакаДорогой служат голубка.И девушкой татарского полонаСмотрело море во время оно.

1921, 1922