Семиозис - Бёрк Сью

– С рождения до смерти, – пробормотал он, – мы им принадлежим.

Октаво не любил снежные лианы, так что мог неправильно оценить и радужный бамбук, и стекловаров. Я как-то утром высказала все это Джулиану. Он готовил отравленные стрелы для охоты. Мы были далеко от остальных, так что к нам не мог случайно подойти какой-нибудь внук, и можно было говорить все, что думаешь.

– Надо пойти вверх по Громовой реке и посмотреть, что там, – сказала я.

– Вверх по Громовой реке, – повторил он, не отрываясь от работы. На нем были перчатки и защитные очки, и он макал стрелы в спорынью и раскладывал на решетке сушиться на солнце. – Я подготовленный разведчик. Я могу это сделать.

– Мы оба. Нам обоим надо пойти.

Он колебался. Вера такого ни за что не одобрит.

– Я пойду без тебя, – пригрозила я.

Чуть погодя он сказал:

– Одной ходить не следует.

Голос у него был такой, каким он говорил: «Почитай родителей». Мы начали строить планы, пока он оборачивал стрелы листьями коровяка. Будут ли нам рады стекловары и бамбук? Почему стекловары сами к нам не пришли?

Выживание потом, любопытство сначала. Лучше не жить, чем жить вот так.

Так что, когда Верин прогноз погоды сказал, что новые ураганы не зарождаются, мы улизнули, захватив еды, одеяло, гамак, веревку, зажигалку, охотничьи ножи и одежду. Вся моя одежда поместилась в один рюкзак, а ведь на Земле у людей – богатых людей, какой была бы я, – имелись целые гардеробные с одеждой.

Мы ушли с вопросами, а вернулись с ответами на вопросы, которые даже не думали задавать, с мыслями, которые нам не полагалось иметь. Я была близка к тому, чтобы не возвращаться вообще, но понимала, что вернуться нужно, – и мы вернулись, почти через шестьдесят дней, с походными палками в радужную полоску, радужными браслетами и радужными диадемами. Мы отощали, одежда у нас превратилась в лохмотья, а рюкзаки были набиты знаками иной цивилизации и кусочками бамбуковых плодов – высохшими и сморщенными, но все равно необычайно вкусными. Мы вошли в деревню – скопище нелепых лачуг – и спроектированный мной дом оказался ужасно неуклюжим и все еще стоял под временной черепицей из коры. Поля шли вверх по склонам холмов, иссохшие, снежные лианы высились тюремными стенами, а в небе кипели дождевые облака.

Синтия заметила нас и закричала. Нас тут же окружили, затискали в объятиях, окропили слезами и засыпали приветствиями. Все задавали вопросы одновременно.

И тут приковыляла Вера.

– Вы ушли, когда вы были нам нужны! – проскрипела она.

– Мы нашли город, – сказала я.

– Вы проявили невероятную безответственность. Прежде всего ты, Сильвия. Мы много дней вас искали.

– Но они благополучно вернулись, – заступилась за нас Рамона, – вот что важно.

Вера продолжила выволочку. Малыш Энеи подошел с криком «Жуу» и поднял ручки, чтобы Джулиан поднял его. Я подхватила Хиггинса, сына Николетты, и он ерзал от возбуждения. Октаво хромал к нам, высматривая Джулиана.

Алеша повторял, пока его не услышали:

– Что за город? Что за город?

– Сегодня придет очередной ураган, – сказала Вера, – а здания не готовы, и животных надо собрать!

– Прекрасный город, – ответила я. – Со сверкающими стеклянными крышами и садами радужного бамбука.

Подошел Октаво. Ветер трепал его длинную бороду.

– Город?

Он не улыбался. Он не был рад увидеть собственного сына.

– Выше по Громовой реке, па.

– Это неважно! – заявила Вера.

– Стекловары? – спросил Октаво.

– Их там нет, – ответил Джулиан. – Не знаю, что с ними стало.

– Я принесла немного плодов, – сказала я.

Я погладила Хиггинса по голове. Хотелось надеяться, что Джулиан от нашего плана не отступит.

– И мы принесли образцы почвы, – добавил Джулиан. – Выглядит плодородной.

– Идет ураган! – снова повторила Вера.

Однако не особо сильный ураган – и мы наконец собрались в погребе. Все, кому удалось втиснуться в дом с нами. Гремел гром, и Вера пыталась убедить всех начать готовить рагу, но мы со всем уважением ее проигнорировали.

Считать ли ложью умалчивание кое-чего? Мы с Джулианом хотели оставить некоторые детали до заседания совета Содружества, а кое-что я вообще не хотела рассказывать.

– Мы шли двадцать дней, – сказала я.

– Он должен быть не так близко, – возразил Брайен.

Нам и показалось, что он не так близко.

В день своего ухода мы вышли к одному из берегов водопада Громовой реки и быстро преодолели осыпь и скальные карнизы, а потом заблудились, пытаясь отыскать путь в обход зарослей снежной лианы. В первую ночь мы жались друг к другу в гамаке, накрытом противожучиной сеткой, и я несколько часов не могла заснуть от лая норных сов, потому что он звучал так по-человечески, что я уверилась, будто это голоса преследующих нас людей. Светляки с жужжанием летали вокруг нас, так что у меня голова закружилась. Когда я проснулась, то оказалось, что в складку сетки заполз слизняк и разделился, так что вокруг ползали мелкие розовые тварюшки, пытающиеся до нас добраться и растворить себе на обед кусочек плоти.

Когда тем утром мы подошли к реке, то оказались в туманном заболоченном лесу, где на земле копошились склизкие твари, гигантские слизни – некоторые ярко-розовые и лиловые, а некоторые просто комки прозрачной слизи, а часть имитировала стволы и лианы, – и нам пришлось надеть на палки наконечники копий, чтобы защититься, но среди них попадались и такие быстрые, что нас жалили. Вокруг нас вились мотыльки с пятнами в виде громадных отпечатков пальцев, и каждый пытался нас укусить. Мы завернулись в дождевики и надели по две пары носков, и намазали лица грязью, и все равно лишились кусочков плоти.

За водопадом с его туманами и слизнями идти стало легче.

– Выше водопада, – рассказывала я собравшимся в погребе, – каньон похож на развалины громадного греческого храма.

Все видели картинку с Акрополем в учебнике истории – место рождения демократии. На самом деле каньон был глубоким и узким, с арками деревьев над головой и больше напоминал храм, но изображения храмов были только в текстах по архитектуре.

– Там скалы как колонны, – говорила я, – и осины вырастают рядом с ними свободными и высокими. Никаких снежных лиан. На берегах реки – луга, полные цветов.

Я не стала упоминать, что через скалы приходилось перелезать или надо было их обходить, что дорога все время шла в гору, а часть цветов оказалась маленькими кусачими кораллами с росными капельками пищеварительных ферментов на зубках. Единственной пищей, которую нам удавалось находить, были дикий лук и трилобиты размером в ладонь, выуживаемые из реки. Лук и трилобиты на завтрак, обед и ужин. Один раз нас загнали между берегом и скалой три земляных орла, они барабанили своими воздушными мешками, плясали и щелкали на нас своими большими клювами, они были размером с человека, вонючие, с шипастыми перьями, и настолько походили на кору и сухие сорняки, что без труда к нам подобрались. Мы разложили цепочку костров, чтобы их остановить, но они собрались ждать, пока у нас не кончится топливо, так что мы наловили трилобитов и швырялись ими в орлов, пока те не наелись и не ушли.

Мы оставили долину и карабкались через туманный лес мимо последнего водопада – вверх через лианы, мхи и комки пульсирующей слизи, – и наконец преодолели очередные валуны и оказались в лесу. Именно тогда мы увидели первый радужный бамбук. Небольшая купа выросла прямо у края скалы, выше многих деревьев со стволами, толщиной в бедро человека. Бамбук рос прямо и гордо, совсем не так, как змеящиеся снежные лианы. Живые радуги. На высоте наших голов висели плоды, розовые и просвечивающие, яркие в солнечном свете.

Мы с Джулианом переглянулись. Нельзя есть что-то непроверенное.

– Они выглядят точно так же, как то стеклянное украшение, только они больше, – сказала я.

– Снежные лианы могут убивать, если захотят.