Одиссея. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского - Гомер

И на это сказал рассудительный так Телемах: {290}

«Боговидный Атрид Менелай, повелитель, помилуй,

Мне прискорбней, что он не избег от небесных атак;

Было ль в пользу ему, что имел он железное сердце?

Время, видно, уж нам о постелях подумать, чтоб так

Погрузившись в них, Сном успокоить усталые нервы», – {295}

Так сказал, – и Елена Аргивянка молвит рабам:

«Две кровати поставить, постлать тюфяки на них сверху,

И пурпурные сверху ковры положить; по коврам

Мягким кровом поверх одеяла пушистые стлать им».

Факел взявши, пошли из столовой рабыни; и там {300}

Всё постелено было гостям; проводил их глашатай;

В тень легли на постелях, и скоро покойно уж спит

Телемах, с ним и Нестора сын славный, будто ребята.

И во внутренней спальне заснул русокудрый Атрид,

У царицы Елены, покрытой одеждою длинной. {305}

Утро. Розовым пальцем Заря ночи мрак гнать спешит;

Менелай, воевода в сраженьи тут ложе покинул,

Облачившись, повесил двуострый свой меч чрез плечо;

И подошвы красивые к светлым ногам прикрутил он;

Шёл из спальни, лицом лучезарен, как бог, горячо. {310}

К Телемаху сев, здравствовал, после героя спросил он:

«Что подвигло тебя по волнам этой бездны ещё,

В царский град Лакедемон прибыть, Телемах боговидный?

Иль нужда? Иль своя, иль народная? Правду скажи».

Телемах рассудительный так излагает обиды: {315}

«О, Атрид Менелай, богом избранный пастырь мужей,

Здесь затем, чтоб узнать от тебя о судьбе отца смею.

Гибнет там достоянье, и земли пустеют уже,

Дом во власти грабителей жадных, что бьют, не жалея

Мелкий скот, и быков криворогих и тучных в ногах; {320}

Мамы это моей женихи сватовством всё наглеют.

Я колена твои обнимаю, чтоб ты не за страх

Моего отца участь открыл, объявив, что увидел

Сам ты точно глазами, иль слышал случайно в словах

Чужеземца. Он мамой рождён был на беды лихие. {325}

Ты меня не щади, и из жалости слов не смягчай,

Расскажи мне подробно, чему ты был сам очевидец.

Если чем для тебя мой отец Одиссей невзначай,

Словом, делом ли мог быть полезен в те дни, как с тобою

B Трое был, где бед много ахеец в боях повстречал, {330}

Вспомни это теперь, расскажи всё поистине стройно».

С гневом страшным вскричал русокудрый тогда Менелай:

«Безрассудные! Мужа могучего ложе разбоем

Те, бессильные, мыслят они захватить? Так и знай, —

Если б в тёмном лесу, у великого льва в логовище {335}

Однодневных, сосущих ягнят лань сложила, и в край

Вышла горных лесов, по глубоким, травою обвисшим,

Долам бродит; обратно бы лев воротился домой, —

Разом страшная участь ягнят беззащитных отыщет.

Злая участь постигнет рукой Одиссея; герой, {340}

Если б, – Зевс-отец мощный! И ты, Аполлон! И Афина!

В виде том, как и в Лесбосе, щедром породой людской,

С силачом Филомиледом выступив в бой на равнине,

На великую радость ахейцам он кинул врага, —

Если б в виде таком женихам Одиссей вдруг явился, {345}

Стала б брачная участь Судьбой неизбежной горька.

То, о чём ты, меня вопрошая, услышишь устало,

Расскажу откровенно, обманут не будешь пока;

Самому возвестил мне морской проницательный старец,

То тебе я открою, чтоб истину знал, так и быть. {350}

Знаешь, боги Египта в отечество мне, и немало

Заграждали пути, – день обетанной жертвы забыт;

Боги ж требуют строго, чтоб были верны мы обетам.

В море шумно-широком находится остров, лежит

У Египта; его именуют там Фарос запретный; {355}

От брегов на таком расстояньи, какое за день

С благовеющим ветром попутным корабль бежит где-то.

Пристань верная там, из которой большие, как тень,

В море ходят суда, запасённые чистой водою.

Двадцать дней там промедлил по воле богов, словно лень, {360}

Не подул благосклонный отплытию ветер с бедою,

Спутник милый пловцам по волнам полноводных морей.

Мы ж истратили все путевые запасы с собою;

Бодрость пала, но, сжалясь над нами, богиня зверей,

Старца моря Протея цветущая дочь Эйдофея, {365}

Преклонилась ко мне своим сердцем, когда от скорбей,

Шёл печально стезёй одинокой, друзей всех развеяв;

Забродили они по зыбучему взморью и рыб

Остро согнуты, крючья ловили, – так голод повеял.

С видом ласковым тут вдруг богиня зверей укорив: {370}

«Что ты, странник? Дитя ль неразумное? Сердцем ли робок?

Лень тобой овладела? Иль сам веселишься с игры

Горем, долго так медлишь на острове нашем со злобой,

От бессилья и спутников всех, повергая в тоску?» —

Говорила богиня, я так отвечал ей подробно: {375}

«Кто была ты, богиня, всю правду тебе изреку, —

Безнадёжно в бездействии медлю; нанёс я, наверно,

Оскорбленье богам, беспредельному небу, дружку.

Ты скажи мне, – должны вы, могучие боги всё ведать, —

Из бессмертных, меня оковав, кто закрыл мне возврат {380}

По волнам полноводного, рыбой обильного недра?» —

Так спросил я, и так отвечала богиня мне в лад:

«Объявлю откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

Пребывает давно здесь морской проницательный гад,

То бессмертным Протей, египтянин, изведавший недра, {385}

Все глубины царя Посейдона державы большой;

Он, твердят, мой отец, от какого родилась я щедро.

Коль, какое бы средство нашёл овладеть им, с душой

Все б открыл, – и дорогу, и долог ли путь, и успешно ль

Рыбой полного моря путём возвратишься домой? {390}

Коль захочешь, божественный, скажет тебе всё неспешно,

Что с тобой и худого, и доброго дома стряслось,

С пор, как странствуешь ты по морям бесприютным, конечно», —

Говорила богиня, и так, отвечал я: «Сбылось!

Нас сама научи овладеть этим богом и хитрым же старцем, {395}

Чтоб не смог наперёд наше видеть намеренье сквозь, —

Одолеть человеку весьма трудно бога, недаром», —

Говорил я; сказала богиня, ответив в итог:

«Объявлю откровенно, чтоб знал ты всю истину даром, —

Ежедневно, лишь Солнышко неба пройдёт потолок, {400}

С лёгким ветром, с великим волнением тёмной пучины,

Вод глубины покинет морской проницательный бог;

Выйдя с волн, отдыхать он ложится в пещере единой;

Вкруг с хвостами-ногами младой Алосидны помёт,

Стаей лягут тюлени, покрыты солёною тиной; {405}

Смрад пронзительный море на всю их окрестность прольёт.

Лишь Заря заалеет, я место найду, где удобно, —

Спрячься ты средь тюленей; товарищам сильным вперёд

Повели за собою прийти с кораблей крутолобых.

Я тебе расскажу о коварного старца трудах, – {410}

Он сначала тюленей считает и смотрит подробно;

Осмотрев, и сочтя по пяти, напоследок и сам

Ляжет с ними, как пастырь меж стада, и в Сон погружаться

Будет. Видя, что лёг, и что в Сон погрузился он, там

Соберите все силы, и им овладейте; он рваться {415}

Будет жёстко, и биться, – из рук не пускайте, – уйдёт;

Он и разные виды начнет принимать и являться

Всем, что есть на земле, – и водою, и жгучим огнём;

Не робея, тем крепче его, тем сильнее держите.

Но, как скоро ему человеческий голос придёт, {420}

Снова взявши тот образ, в каком он заснул, – отпустите

Вы его; и тогда, благородному старцу свобод

Давши, спросите вы, – из богов раздражён кто? Плывите

Рыбой полного моря путем вы домой, на заход», —

Кончив, та погрузилась в морское глубокое лоно. {425}

Я ж пошёл к кораблям, на песке потерявшим свой ход,

Душу, сердце моё волновавшими мыслями полный;

К морю шёл, и к моим кораблям на вечерю. И там

Собирал я людей; и претёмная ночь пала долго;

Мы заснули под говором волн, ударявших в борта. {430}

Утро. Розовым пальцем Заря ночи мрак прочь прогонит;

По отлогому влажно-песчаному берегу сам

Я колена склонил пред богами, и вышел; со мною

Трое спутников сильных, на всякое дело лихих.

Той порой, погрузившись в глубокое море, с собою {435}

Кож тюленьих из вод принесла нам богиня; там с них

Ободрала она. Чтоб отца обмануть, на песчаном

Бреге ямы она приготовила нам, и у них

Ожидала. Немедля все четверо к ней повстречавшись,

Легли в ямы; и кожами сверху богиня, постлав, {440}

Повелела нам ждать, притаясь; ох и мучил нас сальный

Смрад тюленей, питавшихся горечью соли и трав,

Как меж чудами моря лежать человеку? Не скрою,

Но богиня беде помогла, и страдание сняв,

Быстро ноздри амброзией нам благовонной закроя, – {445}

Во мгновение запах чудовищ морских был унят.