Жестокая любовь мажора (СИ) - Демина Маша

Илай играет желваками на скулах, затем быстро облизывает нижнюю губу и закусывает ее.

— Карина, отведи товарища Алмазова в кабинет медички, я скоро подойду, — бросает он через плечо, не отрывая от меня горящего взгляда.

Но я сама разрываю с ним зрительный контакт и провожают парня до самых ворот, куда он заходит со всеми остальными.

— Ему вкололи обезболивающее, но через пару часов можно будет дать еще, — продолжаю мягче и снова поднимаю глаза на Багирова. — Также нужно избегать нагрузки на сустав. — Достаю из кармана файлик и протягиваю ему. — Здесь назначения и рекомендации врача.

Багиров медленно обводит меня темным взглядом, прежде чем забирает из моих рук бумаги, будто нарочно соприкасаясь с моими пальцами дольше, чем нужно.

Волна долбаных мурашек пробегает по рукам вверх и рассыпается на спине. Но я все спихиваю на утреннюю прохладу.

— Сменила работу?

— Как видишь, — безразлично пожимаю плечами и какого-то черта продолжаю стоять на месте.

— Парень твой? — Багиров кивает мне за спину, и я, как идиотка, на мгновение оборачиваюсь, встречаясь взглядом с наблюдающим за нами Ромой.

Сжимаю челюсти и стараюсь сосредоточиться на ударах своего беспокойного сердца. Пытаюсь контролировать эмоции, ускоряющие кровообращение, но к черту их.

— Друг, — резко произношу я.

— Друг, — Багиров равнодушно повторяет за мной и кивает.

— Ну я пойду…

Договорить не выходит.

Багиров внезапно делает шаг ко мне, обрывая на полуслове. Я не успеваю отреагировать и увернуться: в следующее мгновение его рука, путаясь в моих волосах, притягивает меня ближе и горячие губы собственнически накрывают мои.

Взрыв. Вот что я чувствую. Многозалповый взрыв. Он в моей голове, в моем сердце и в животе, в котором слишком болезненно воскресают когда-то убитые им же бабочки.

Я приоткрываю губы, чтобы шокированно вздохнуть, но Багиров пользуется этим и толкает внутрь язык, а вместе с этим и свой гортанный стон, окончательно сбивающий меня с толку.

Боже.

Это так горячо… и отчаянно…

Ошеломленная, я в полнейшей растерянности балансирую между нежностью и грубостью его губ. Между скольжением его языка и покусыванием моей нижней губы. Между ознобом и жаром, тяжестью затопившими низ живота.

Я поднимаю руки, не зная, что с ними делать, но в этот момент Багиров отрывается от моих губ так же резко, как и напал на них.

Его тяжелая ладонь смещается с затылка на мое лицо, большой палец оттягивает нижнюю губу и вырывает из меня сдавленный вздох.

Его горящий взгляд сталкивается с моим. Буря в его глазах такая опасная и безрассудная, что я удивляюсь, как он находит в себе силы не наброситься на меня по новой.

— Тогда передай привет своему другу, — глубокий голос Багирова прилетает ударом под дых, затем он окончательно отстраняется и с довольной ухмылкой скрывается за воротами лагеря.

Я вплетаю дрожащие пальцы в волосы и срываюсь на частые вздохи.

Губы покалывают и горят.

Голова кружится.

А ноги будто вросли в землю…

Что. Мать вашу. Только что. Произошло?

Глава 11

Практически уже полчаса мы едем с Ромой в жуткой тишине. Я молчу, потому что не знаю, стоит ли мне вообще говорить, а Рома… да на нем лица нет, о чем речь.

Держит все в себе. И я буквально чувствую, как он вот-вот треснет и все, что его так пожирало изнутри, вырвется на меня языками неконтролируемого пламени.

— Может, все-таки объяснишь? — наконец его высокий голос резко вспарывает звенящую тишину. — Что, мать твою, это было?

Сцепляю пальцы в крепкий замок, взволнованно щелкая ногтями больших пальцев.

— Ты подняла меня среди ночи, чтобы я поучаствовал в твоей интрижке? Другого идиота, очевидно, не нашлось?

— Ром…

— Вот только не надо, Алис…

Зажмуриваюсь.

— Все не так! — выпаливаю. — Ясно?

— А как, блядь? Как, Алис?

Шумно втягиваю воздух и даю себе время немного остыть.

— Извини, хорошо? — заламываю пальцы. — Я не хотела, чтобы все так произошло…

— Ты же… — Рома перебивает, но снова замолкает, и я слышу, как руль скрипит в его руках. Черт. — Ты же говорила, что не готова к отношениям!

Его голос звучит так уязвимо, что мне хочется закрыть уши руками. Вот только неловкость момента, которая болезненно давит на меня, все усложняет.

— Так и есть, — сухо произношу, потупив взгляд на свои короткие ногти.

— Тогда что это было?

— Ром… пожалуйста, — прикрываю глаза, заканчивая шепотом, — не нужно. Я не хочу говорить об этом.

— Ты знаешь, а я вот не прочь поговорить об этом. Я год за тобой таскаюсь, как щенок. Все, блядь, для тебя делаю, а что получаю в ответ?

— Это отец Кирилла, — выдаю я, едва Рома успевает закончить, и на мгновение в салоне снова повисает тишина. Тяжелая такая, что дышать трудно становится. А может быть, это от слов, которые вырвались из меня слишком громко.

— Да ты издеваешься! — с горькой усмешкой выдыхает Рома, останавливаясь на светофоре и вцепляясь пальцами себе в волосы на затылке.

Взъерошив их, он бросает на меня ошалелый взгляд.

— Твою мать, Алиса, какого хрена?

Я отворачиваюсь, закусывая изнутри губу до крови.

— Какое право этот ублюдок вообще имел прикасаться к тебе?

Нахмурившись, снова смотрю на Рому, не совсем понимая его реакцию. Он трогается с места и уже сворачивает на мою улицу.

— Мне Лена все рассказала, — выдает он после минуты моего испытующего взгляда. — Рассказала, как ты забеременела. И дала совет мне набраться терпения, чтобы ты смогла подпустить меня… Ахуеть, набрался, блядь. Так набрался терпения, что девушка выбрала своего насильника…

— Прекрати! — Ярость обжигает горло. — Во-первых, я никого не выбирала, — шиплю на него. — А во-вторых, он не насильник…

Рома прыскает со смеху. Так ядовито, что мне противно становится.

— Ты еще и оправдываешь его… Зашибись, Алис, че я могу сказать…

Машина останавливается возле моего дома, а я разворачиваюсь к Роме, чувствуя, как во мне уже все бурлит.

— Я тебе за все благодарна, правда, очень благодарна, только никогда ничего не обещала, Ром, — слова, слетающие с губ, режут без ножа нас обоих. — И, по-моему, честно тебе об этом сказала, — голос надламывается. — Так что прекрати говорить со мной в таком тоне и требовать объяснений. Я не твоя девушка и никогда ей не была.

Нервно облизываю губы.

— Я понимаю, что тебе было неприятно видеть… этот поцелуй, но, поверь мне, это никак не влияет на то, чего ты пытаешься добиться от меня. Не получается у нас, и ты сам это видишь, так зачем начинаешь все по новой? Думаешь, мне нравится делать тебе больно? Не нравится, Ром! Я, может, и не могу тебе ответить как девушка, но как друг… я прошу тебя: заканчивай. Дружба — все, что я могу тебе дать. Решай, нужна ли она тебе.

Я толкаю дверцу и вырываюсь из машины, прежде чем Рома успевает что-либо сказать.

Торопливыми шагами иду к подъезду и скрываюсь за дверью ровно в тот момент, когда Корнеев психует и с визгом шин срывается с места.

Не останавливаясь, я бегу по ступеням в общежитие.

Спотыкаюсь на пороге, но, не обращая внимания на мандраж, врываюсь в свою комнату, закрываю дверь и, прислонившись к ней спиной, сползаю на пол.

Я так и сижу, дрожа и задыхаясь от бурлящих во мне эмоций, которые не могут найти выход. Но самое ужасное в том, что я не думаю о Роме в этот момент. Я думаю о поцелуе, от которого мои губы до сих пор покалывает жаром.

Подношу к ним подрагивающие пальцы и осторожно провожу по чувственному контуру, позволяя кадрам в голове взрываться залпами красок.

Вот он стоит и прожигает меня горящим взглядом, вот его тяжелая рука путается в моих волосах и вот его рот накрывает мой, лишая возможности дышать…

Острая вспышка прорезает низ живота, и я кладу на него ладонь. Ощущение становится настолько болезненным, что я комкаю халат в кулаке, словно намереваясь добраться до собственных внутренностей и вырвать их к чертовой матери, потому что я не могу это терпеть. Невыносимо просто…