О ней и о ней - Дмитрий Старицкий

- Согласны? Карашо. Прочтите. Дадим благонадежность.

Сцена 59. Кабинет Срубова. Павильон. День. Зима.

В кабинет шмыгающими, липнувшими шажками, кланяясь, приседая, улыбаясь, заполз полковник Крутаев. Обрюзгший, седоусый, лысый, в потертой офицерской шинели. Сел без приглашения по одну сторону стола. Срубов сидит по другую.

Крутаев:

- Я вам ещё из тюрьмы писал, товарищ Срубов, о своих давешних симпатиях к советской власти.

Полковник непринужденно закинул ногу на ногу.

- Я утверждал и утверждаю, что в моем лице Вы приобретете ценнейшего сотрудника и преданнейшего идейного коммуниста.

Срубову захотелось плюнуть в лицо Крутаеву, надавать пощечин, растоптать его, но, сдерживаясь, грыз усы, забирал в рот бороду, молчал, слушал.

Крутаев слащавой улыбкой растянул дряблые губы, вытащил из кармана серебряный портсигар:

- Разрешите? А вы?

Полковник привстал и с раскрытым портсигаром потянулся через стол.

Срубов отказался жестом.

Крутаев, садясь и закуривая:

- Сегодня я докажу вам это, идейный товарищ Срубов, и проницательнейший ПредГубЧК.

Крутаев руку в боковой карман шинели:

- Полюбуйтесь на молодчика.

Подал визитную фотографическую карточку.

Одутловатое, интересное лицо, погоны капитана. Владимир с мечами и бантом на груди.

Срубов:

- Ну?

Крутаев:

- Брат моей жены.

Срубов пожал плечами:

- В чем же дело?

Крутаев:

- А его фамилия, любезнейший товарищ Срубов.

Срубов:

- Кто он?

Крутаев:

- Клименко. Капитан Клименко. Начальник контрразведки...

Срубов не дал кончить:

- Клименко!!!

Крутаев доволен. Старческие тухнущие глаза замаслились хитрой улыбкой:

- Видите, можно сказать: родного брата не щажу. Записывайте: Мещанская, дом купца Громова. Живет под фамилией... Хе-хе... Пыпочкин-с.

Крутаев встал, откланялся по-офицерски и, с пол-оборота, небрежно бросил:

- Да... уважаемый товарищ Срубов, дайте мне двести рублей.

Срубов:

- Зачем?

Крутаев:

- В возмещение расходов на приобретение карточки.

Срубов:

- Вы же её у себя дома взяли.

Крутаев:

- Нет, у знакомых.

Срубов:

- У знакомых купили? За такие деньги?

Крутаев закашлялся. Кашлял долго. На лбу у него вздулись синие жилы. Толстый лоб побагровел. Глаза застеклились, покраснели.

У Срубова руки на мраморном пресс-папье, пальцы непроизвольно сжали бронзовую ручку.

Крутаев наконец прокашлялся:

- Помилуйте, товарищ Срубов, у прислуги купил. Ровно за двести рублей.

Срубов, не снимая руку с пресс-папье, другой из кармана галифе вынул две купюры и бросил на стол.

Крутаев изящно взял и протянул правую руку.

Срубов показал глазами на стену...

... где висел плакат:

РУКОПОЖАТИЯ ОТМЕНЕНЫ !

Крутаев слащаво растянул губы. Расшаркался уже в низком поклоне. Стоптанными галошами, прилипая к полу, зашмыгал к двери.

Срубов глядя...

... в спину Крутаеву...

... пару раз подбросил на руке тяжелое пресс-папье. По его виду было понятно, что ему до смерти не терпелось запустить им в спину полковника, сделать больно. Но, вздохнув глубоко, Срубов осторожно поставил пресс-папье на место.

В раскрытую дверь, из за спины полковника, было видно, как чекисты с шумом и топотом шли в столовую.

Сцена 60. Клуб ГубЧК. Интерьер. День. Зима.

На заседании комячейки Мудыня и Боже, полупьяные, сидели бессмысленно улыбаясь.

Соломин сосредоточенно тер под носом, слушал внимательно. Ян Пепел сидел с обычною маскою серого безразличия на лице. Срубов курил трубку и откровенно скучал.

Докладчик-политработник из батальона ВЧК, безусый молодой русский парень докладывал с трибуны:

- И еще раз марксистская наука одержала победу над поповщиной и буржуазным псевдонаучным талмудизмом. Выдающиеся открытие коммуниста-психоневролога товарища Залкинда, в его эпохальном труде “Пролетариат и половой вопрос”, камня на камне не оставило от буржуазных измышлений в своих великих “Тринадцати половых заповедях пролетариата”. Главная из которых, я ещё раз напомню, это та, что “если пролетарий имеет половое сношение с классово чуждым элементом, то он совершает предательство своего класса, ибо его половая энергия уходит к чуждому классу, ослабляя тем самым революционный класс. Это недопустимо и должно караться со всей строгостью революционного времени...”

Сцена 61. Фойе клуба ГубЧК. Интерьер. День. Зима.

Красноармейцы из батальона ВЧК играли в шашки, шелестели газетами, курили.

Переводчица Ванда Клембовская играет на фортепиано.

Красноармеец-китаец говорит соседу красноармейцу русскому с газетой в руках:

- Однако, очень непонятная музыка. Душа щемит.