Сорок звонких капелей. Осенние листья - Владимир Алексеевич Солоухин

1947

«Седьмую ночь без перерыва…»

Седьмую ночь без перерыва

В мое окно стучит вода.

Окно сквозь полночь сиротливо,

Должно быть, светит, как звезда.

Вовек не станет путеводной

Звезда ненастная моя.

Смешался с мраком дождь бесплодный,

Поля осенние поя.

И лишь продрогшая рябина

Стучится кистью о стекло.

Вокруг нее размокла глина,

Рябине хочется в тепло.

Но уж осенним зябким ветром

Она простужена давно.

Задую свет, холодным светом

Ей не согреться все равно.

Задую свет, в окне застыну,

Взметнусь, едва коснувшись сна:

Не ты ль сломила гроздь рябины,

Стучишься, мокнешь у окна?

1946

Снимаю трубку

Молчать, молчать, ревнуя и страдая.

Нет, все как есть простить,

Вернуть ее назад!

Снимаю трубку, словно поднимаю

Тяжелый камень, словно виноват.

Я не хотел… Но поздно или рано…

Я это знал все время наизусть…

Сухой щелчок — как выстрел из нагана.

Я трубку снял.

Ты слышишь — я сдаюсь!

1945

«Постой! Ещё не всё меж нами!..»

Постой. Еще не все меж нами!

Я горечь первых чувств моих

В стих превращу тебе на память,

Чтоб ты читала этот стих.

Прочтешь. Но толку много ль в том,

Стихи не нравятся, бывает,

Ты вложишь их в тяжелый том —

Подарок чей-то, я не знаю.

А через год не вспомнишь снова

(Позабывают и не то!),

В котором томе замурован

Мой вдвое сложенный листок.

Но все равно ты будешь слышать,

Но будешь ясно различать,

Как кто-то трудно-трудно дышит

В твоей квартире по ночам,

Как кто-то просится на волю

И, задыхаясь и скорбя,

Ревнует, ждет, пощады молит,

Клянет тебя!.. Зовет тебя!..

1945—1956

Чайка

Тут и полдень безмолвен, и полночь глуха,

Густо спутаны прочные сучья.

Желтоглазые совы живут по верхам,

А внизу — муравьиные кучи.

До замшелой земли достают не всегда

Золотые и тонкие спицы.

И неведомо как залетала сюда

Океанская вольная птица.

И спешила спастись. Все металась, крича,

И угрюмые сосны скрипели.

И на черную воду лесного ручья

Тихо падали белые перья…

Я простор тебе дам. Только ты не спеши

О тяжелые ветви разбиться,

Залетевшая в дебри таежной тиши

Легкокрылая милая птица.

1947

Здесь гуще древесные тени…

Здесь гуще древесные тени,

Отчетливей волчьи следы,

Свисают сухие коренья

До самой холодной воды.

Ручья захолустное пенье

Да посвисты птичьи слышны,

И пахнут лесным запустеньем

Поросшие мхом валуны.

Наверно, у этого дуба,

На этих глухих берегах

Точила железные зубы

Угрюмая баба-яга.

Сюда вот, откуда дорогу

Не сразу обратно найдешь,

Забрел я, не верящий в бога,

И вынул охотничий нож.

Без страха руками своими

(Ветрам и годам не стереть)

Нездешнее яркое имя

Я высек на крепкой коре…

И кто им сказал про разлуку,

Что ты уж давно не со мной:

Однажды заплакали буквы

Горячей янтарной смолой.

С тех пор как уходят морозы,

Как только весна настает,

Роняет дремучие слезы

Забытое имя твое.

1947

«На потухающий костёр…»

На потухающий костер

Пушистый белый пепел лег,

Но ветер этот пепел стер,

Раздув последний уголек.

Он чуть живой в золе лежал,

Где было холодно давно.

От ветра зябкого дрожа

И покрываясь пеплом вновь,

Он тихо звал из темноты,

Но ночь была свежа, сыра,

Лесные, влажные цветы

Смотрели, как он умирал…

И всколыхнулось все во мне:

Спасти, не дать ему остыть!

И снова в трепетном огне,

Струясь, закружатся листы.

И я сухой травы нарвал,

Я смоляной коры насек.

Не занялась моя трава,

Угас последний уголек…

Был тих и чуток мир берез,

Кричала птица вдалеке,

А я ушел… Я долго нес

Пучок сухой травы в руке.

1947

«У тех высот, где чист и вечен…»

У тех высот, где чист и вечен

Высокогорный прочный лед,

Она, обычная из речек,

Начало робкое берет.

Архар идет к ней в час рассвета,

Неся пудовые рога,

И нестерпимо ярким цветом

Цветут альпийские луга.

На камень с камня ниже, ниже —

И вот река уже мутна.

И вот уже утесы лижет

Ее стесненная волна.

Потом трава, полынь степная,

И скрыты в белых облаках

Вершины, где родилась злая

И многотрудная река.

И наступает место встречи,

Где в воды мутные свои

Она веселой бойкой речки

Вплетает чистые струи.

Ах, речка, речка, может, тоже

Она знакома с высотой,

Но все ж неопытней, моложе

И потому светлее той.

Бродя в горах, величья полных,

Узнал я много рек, и вот

Я замечал, как в мутных волнах

Вдруг струйка светлая течет.

И долго мчатся эти воды,

Все не мешаясь меж собой,

Как ты сквозь дни мои и годы

Идешь струею голубой.

1952

Цветы

Я был в степи и два цветка

Там для тебя нашел.

Листва колючая жестка —

Все руки исколол.

Цветы невзрачны — не беда,

В степи ведь нет других.

Скупая горькая вода

Питала корни их.

Вся жизнь для них была как боль

В пустынной стороне,

И не роса на них, а соль

Мерцала при луне.

Зато, когда железный зной

Стирал траву с земли,

Они в пыли, в соли земной

По-прежнему цвели.

А если розы любишь ты,

Ну что ж, не обессудь!

Мои колючие цветы

Не приколоть на грудь.