Сорок звонких капелей. Осенние листья - Владимир Алексеевич Солоухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спокойное сердце
Вернее и четче стучит.
Умереть за Россию.
Вот чего я пока что не сделал!
Умереть за Россию.
Это мне, вероятно, еще предстоит.
1964
И вечный бой
Все было в жизни в первый раз.
Вкус молока (грудного мы не помним)
Коровьего
Из белой доброй чашки,
Парного,
С легким милым запахом коровы,
Ледяного,
Из погреба, из запотевшей кринки
В июне, в сенокосную жару.
И вкус воды. Сначала из стакана.
Из чайника (тянуть ее сквозь носик),
Потом в припадке жажды из ручья.
И это тоже было в первый раз —
Дурная,
Отчаянная огненная горечь.
Огонь и смрад из горлышка бутылки,
Украдкой, за углом (ведь мы подростки),
А после легкость — море по колено!
Хотите, дуб сейчас с корнями вырву?
Хотите, дом кирпичный сворочу?
И в первый раз расплата за веселье —
Рассветное холодное похмелье,
Угар, свинец, осадок в голове.
Все было в жизни в первый раз.
Однажды
Впервые я сорвал земной цветок.
То был, всего скорее, одуванчик,
А может быть, ромашка,
А быть может,
Во ржи крестьянской сирый василек.
Однажды
Впервые я на звезды загляделся,
И беспредельность бездны над собою,
Таинственной, бездонной и манящей
Вселенской бездны, звездами горящей,
Впервые я сознанием постиг,
Так, что восторгом захлебнулось сердце.
И море…
Дело в том, что было время,
Когда я (странно) моря не видал.
И, значит, в жизни было суждено
Мне счастье несравненное —
Увидеть
Стихию моря в самый первый раз.
В конце корявой улочки приморской,
Над черными домами, над забором,
Над проволокой ржавой и колючей,
Оно стояло — синяя стена.
Так мой дальнейший путь земной по жизни
Коснулся моря, морем окропился,
Чья голубая бездна солона.
О первая прочитанная книга!
О первые прочитанные книги —
Окошко в мир,
Ворота в мир,
Пролом в стене в огромный мир
Из темной избы крестьянской,
В мир, где острова
Туманятся в далеких океанах,
Где города из камня громоздятся,
Где люди ищут правду, бьются насмерть
И умирают, правды не найдя.
И любят женщин…
Поздно или рано
Я должен был узнать тебя, волненье,
При виде одноклассницы-девчонки,
Вчера обычной, даже некрасивой
(Другим-то ведь казалась же она
Совсем обычной, вовсе не красивой),
А сегодня…
Ее лицо волшебно и прекрасно.
Как бы кругом и тьма, и пустота,
И лишь лицо волшебницы-девчонки
Горит во тьме и затмевает все.
Все было в жизни в первый раз когда-то:
И первая, наивная любовь.
И первое к любимой прикасанье.
И первая, огромная, святая
Ночь брака,
Ночь зачатья новой жизни.
И первый детский лепет, и впервые
Два слога «па-па» — это про меня.
Работа.
Да, и первая работа.
Допустим, сноп овса или пшеницы,
Который кинул я отцу на дроги.
Или охапка дров, которую я внес
С мороза в избу.
И первый пот труда
(Копали землю, дерево пилили, косили клевер,
Молотили хлеб…).
Рубаха стала волглой и горячей,
А мышцы разогрелись, расходились,
В азартную, веселую, хмельную,
В неистовую ярость приходя.
Пусть будет больше дров!
Пусть будет больше хлеба!
Я все могу (пьянеют сладко мышцы).
Всю землю я один перекопаю,
Весь хлеб земной один обмолочу!
Но там, где труд, усталость неизбежна.
Я помню в жизни первую усталость.
Раскинешь руки в стороны и ляжешь
На ласковую летнюю траву.
И смотришь вверх. На облако. На птицу,
Что плавно кружит около него.
А тело ноет, тело натрудилось
И льнет к земле.
Теперь всего дороже
Не двигаться,
Пусть тело льнет к земле!
Все было в жизни в первый раз…
Но как же
Нам быть теперь?
Из радостей житейских,
Из радостей великих не осталось,
Пожалуй, ни одной, что не встречалась,
Которая была бы в первый раз.
Конечно, есть леса, где не бродил я,
Но лес я знаю, с ним встречаюсь вновь.
Есть женщины, которых не любил я,
Но не нова мне к женщине любовь.
Я все моря увидеть не успею,
Но море, безусловно, знаю я.
Вино то золотистей, то краснее,
Но суть его известна нам, друзья!
А если так, то что же нам осталось:
Твердить зады?
Приятная усталость?
Сомнительная радость повторенья?
Гниенье нам осталось иль горенье?
Барахтанье во прахе иль паренье?
«Вопрос наивен, — отвечаю я. —
И радость не сомнительна ни капли.
Мои глаза и руки не ослабли.
И знаю я, что в Мире Повторенья
Приходит к людям Радость Предвкушенья».
Я предвкушаю:
Завтра будет солнце.
И теплый дождь.
А вечером от речки
Парной туман потянется над лугом.
Я предвкушаю:
Скоро будет встреча.
Мы с ним зажжем костер. Иль просто будем
Лежать в траве. Молчать. Смотреть на звезды.
Почти что год не виделся я с другом!
Я предвкушаю:
Вкус молока,
Стук молотка,
Цвет моря. Запах моря. Бурю моря.
И молнии, змеящиеся в небе.
И радугу, светящуюся в небе.
И истину, родившуюся в споре.
Топор в руке.
И мед на хлебе.
Соленость горя…
Всю неприступность выбранной задачи.
Все ликованье в случае удачи.
А если (вдруг) не выиграть сраженья,
Я предвкушаю гордость пораженья.
И вечный бой.
Как много нам осталось!
(А вовсе не
Приятная усталость.)
1960
ГОРОДСКАЯ ВЕСНА
Городская весна
Растопит солнце грязный лед,
В асфальте мокром отразится.
Асфальт — трава не прорастет,
Стиха в душе не зародится.
Свои у города права,
Он в их охране непреложен,
Весна бывает, где земля,
Весна бывает, где трава,
Весны у камня быть не может.
Я встал сегодня раньше всех,
Ушел из недр квартиры тесной.
Ручей. Должно быть, тает снег.
А где он тает — неизвестно.
В каком-нибудь дворе глухом,
Куда его зимой свозили
И где покрылся он потом
Коростой мусора и пыли.
И вот вдоль тротуара мчится
Ручей, его вода грязна,
Он — знак для жителей столицы,
Что где-то в эти дни весна.
Он сам ее еще не видел,
Он здесь рожден и здесь живет,
Он за углом, на площадь выйдя,
В трубу колодца упадет.
Но и минутной жизнью даже
Он прогремел,
