Соблазнить верную (СИ) - Золотаренко Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы рекомендуете быть рабой секса? Похоти, как вы? Как по мне, – это ваш стиль жизни и, хочу заметить, вам тяжелее приходится!
– Что за бред? – артистично усмехнулся Вадим. – Я свободен, как птица, в выборе своих желаний, потому и торжествую, как только появляется случай усладиться ими.
– Я вижу это иначе. Вы идёте, как собачка, на поводу у вышеупомянутых желаний. Если хотите, как ослик на верёвочке. Вы ведь себе не принадлежите, ваша душа настолько приземлена, что сохнет страстями. Ведь когда вы видите женщину, о чем вы думаете? Как ее перевернуть в процессе страстного соития? В какой позе она будет наиболее желанной? Секс, секс, секс. Ничего, кроме него, верно? Никаких ассоциаций. А как насчет заботы, которую она может подарить? Ласки для души, которые можете дать вы и вполне насытиться отдачей? Вас интересует только получасовое наслаждение, которое получит тело и от которого абсолютно безмолвна душа, а ей безразлично количество ваших оргазмов. Ей эйфория нужна, счастье, освобождение от приземляющих вещей. А вы все об одном…
Это звучало дерзко, издевательски и… правдоподобно. Но в ответ он лишь зыркнул на нее пламенем ненависти. И, к своему великому прискорбию, Вадим Яковлевич ясно ощутил себя рабом… рабом собственной страсти. Анна же держалась невероятно достойно. Хотя Ковалев считал ее не совсем искренней.
На прощанье одарив Вадима ответным презрением, Анна продолжила свой путь к выходу. Внутренняя дрожь стала овладевать ею. Что это: ненависть, злость или все же неугаснувшая страсть, о которой так красноречиво распылялся Ковалев? Единственное, что сейчас Аня знала наверняка: в таком состоянии садиться за руль будет глупо.
Зайдя в дамскую комнату, дабы привести себя в порядок, она не сумела справиться со слезами. Диалоги с двумя мужчинами, бросившими ее на борьбу со своей болью, не просто вывели из душевного равновесия. Она чувствовала, что сил для этой борьбы становится все меньше и меньше. Что ее вера тускнеет под шквалом нападений со всех сторон. Если раньше была поддержка в виде плеча мужа, о которое она могла опереться, то теперь она видела себя одной на кровавом поле боя с поржавевшим мечом в руках и монстрами вокруг себя. Ей казалось, что в одиночку побороть все это невозможно. Без поддержки человека, ради которого она треть пройденной жизни пытается измениться. А ведь мало кто знает: чтобы поднять себя с самого дна, приходится наглотаться грязи по пути наверх и потом еще долго ее отхаркивать.
Володя любил Аню всю жизнь, с самого детства. Именно его любовь стала истоком ее чувств. Именно он смог поднять ее с этого дна и дал возможность посмотреть на мир другими глазами, отказавшись от того образа жизни, в котором она не жила, а существовала.
А сейчас, когда Анна всей душой была отдана мужу, когда не представляла рядом с собой никого другого, когда поняла, что жизнь заключается в нем и ребенке, – он решил, что пора отомстить за пережитые им обиды. А как можно доказать свою преданность человеку, утратившему к тебе доверие?
И в самый разгар этой трагедии, будто по велению «темных» сил, всю жизнь атакующих ее душу, появляется Вадим Яковлевич, так искусно сумевший внести в нее смятение, заставить усомниться в необходимости своей верности и продолжении борьбы за семью. Время от времени ей удается воспрять духом – это состояние она получала в храме. Но, приходя на работу, вновь теряла себя, и нужды души подавлялись вспыхивающей страстью… страстью к чужому мужчине. И это приводило в отчаяние!
– Ну ладно тебе, Анька, – вдруг услышала она голос Ольги, зашедшей за ней в уборную. – Ну чего ты? Нормально ведь все прошло!
– Как он достал меня, Оль! – воскликнула та и зашлась рыданиями. – Никак не хочет оставлять в покое! Сатана, честное слово.
– Ты что, Анют? Ты о Ковалеве? Да забей ты на него! Просто игнорируй!
– Да он проходу не дает. Сверлит взглядом, подстраивает встречи… добивается своего…
– Ну если тебе безразлично, чего ты заводишься? Или н-нет?
Ответа не последовало, а только тихие всхлипы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Оля Сивкова, броская блондинка с большущими карими глазами, лишь частично пребывала в курсе происходящего. Подружились они на театральных курсах, куда поступили одновременно несколько лет назад. Аня тогда уже находилась в декретном отпуске, и Ольгу удивляло рвение к сцене в такое неподходящее для молодой матери время.
Тогда с Кариной находилась бабушка, мать Володи, который пошел навстречу супруге только во благо ее душевному состоянию, которое требовало общения с людьми и творческой реализации. Через какое-то время девушки встретились уже здесь, у Ковалева в труппе.
И хотя Сивкова не понимала философию жизни Камушкиной, подругу хотелось поддержать – уж очень Аня помогла ей в свое время.
– Анька, ты че, влюбилась в него? – обеспокоенно спросила Ольга.
– Нет, слава Богу, нет! Но ты не представляешь, как тяжело справляться с собственным желанием…
– Так ты его все-таки хочешь?
– Да не его! Оль… тут дело не совсем в сексе… Мне всю жизнь приходиться бороться с такого рода провокациями.
Разумеется, было глупо надеяться на понимание подруги, пользующейся популярностью у мужчин и не стеснявшейся отдавать себя то одному, то другому «во имя здоровья».
– Да если тебя это доводит до такого изнеможения, может, лучше не бороться? – поспешила предложить альтернативу та. – Может, лучше сделать это один раз и забыть? Не узнает твой Володя, не бойся ты!
Та вытерла слезы и тихо произнесла:
– То, что можно скрыть от мужа, невозможно скрыть от Бога. Это станет унижением для моей семьи. Это превратит меня в дрянь. Это станет убийственным для мужа. И главное, что подобная оплошность может стоить тяжелой участи для моего ребенка, такие грехи отражаются на детях. Уж я-то это точно знаю.
Да что за чепуха?
– Твой муж сам виноват! – вдруг выпалила Оля. – Ты бьешься тут, а он деньги зарабатывает. Раз в году у всех есть отпуск.
– Да не на заработках он, – продолжала тихо Аня, – ушел он от нас! В прошлом году.
– Ничего себе! – округлив глаза, Ольга прикрыла губы рукой. – Ушел?
– Не хотела говорить, думала, вернется да и все на этом. Прости!
– Ушел че? К другой?
– Нет, засомневался в моей верности. Живет у матери.
– Объясни! – требовательно сощурив взгляд, скомандовала Оля. – Ты – идеал жены, и любой другой обрадовался бы присущей тебе преданности.
– Такой я была не всегда, к моему великому сожалению, – с прискорбием произнесла Анна. – Когда мы поженились, мне было восемнадцать. Была беременна. Через год после рождения дочери мы решили, что нужно как-то становиться на ноги – для семьи оказались материально не подготовлены. Как и морально. Это еще до наших курсов было. Володя уехал, а я… долго ждать не смогла. И как понесло меня, Оля… Ребенка с матерью оставляла, а сама – в разгул. Любовником обзавелась. Долго ему меня уговаривать не пришлось. Вовка сорвался – и домой. И знаешь что? Он мне ни слова не сказал. Он обвинил во всем себя! Я готова была сквозь землю провалиться. Думала, вышвырнет и поделом! А он простил, сказал, что нельзя было оставлять меня одну. Конечно, это отразилось на отношениях: пропало доверие, появилась подозрительность, постоянный контроль. А в прошлом году он меня сильно приревновал. Психанул, ушел. Сейчас жалеет, что когда-то разрешил мне свой талант реализовать. Говорит, не умею я пользоваться даром Божиим, не туда меня несёт. Хотя когда-то видел в этой профессии выход, считая, что мне нужно пользоваться во благо своей творческой энергией. Не могу я без самореализации, он знает. Получилось устроиться в труппу Ковалева. А у него, как оказалось, пьесы с особенным каким уклоном. Ну и теперь у нас что ни разговор с Володей, то разборки да упреки. А сейчас звонил, еще больше разозлился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Ань, ну он тоже козел, ты уж прости. Не лучше Ковалева, – подруга с нетерпением тараторила с желанием высказать все, что накопилось на уме относительно этой истории. – А может, хоть немного попытался бы тебя понять? Кто же так делает-то? Бросил, ушел, все, – царь!