Золото Каралона - Александр Цуканов

стало на поляне светло. Волки притихли. Из требухи шашлык соорудил, сетуя, что соли ни крошки нет в заплечном мешке. Но поел пресное мясо, как едят те же эвенки или тунгусы. После еды в сон потянуло, а спать-то нельзя, потухнет костер и кто их там знает. Снегом обтерся, побегал меж двух костров. Когда ствол прогорел до середины, завалил набок лиственницу, подсунул комель в огонь, к ветвям спиной привалился. Задремал. Сон такой чудный. Дороти в белом платье на корме теплохода кормит чаек остатками булки. Ветерок налетевший, сдернул с головы модную шляпку, а чайки приняв ее за калач, колотят клювами в лёт, потом с криками разочарованно уносятся в сторону. Всё хохочут и он в том числе, и бежит к ней с верхней палубы. И вдруг она закричала… Алонин машинально выставил винтовку прямо перед собой. Волк грудью напоролся на неё, откатился в сторону. Выстрелил не целясь. Махнул прикладом на волчицу, подступившую прямо к костру. Костер совсем прогорел. Но угли светились багряно и вскоре заполыхали ветки лиственницы, мрак отступил и вместе с ним страх. Вымораживая прилепившийся страх, закричал, заблажил отчаянно, как грузчик на пристани на зверье ненасытное, злое… А когда присел к разгоравшемуся костру, согревая ладони, то подумал, так это же волки, это понятно. В том же Свободном, каждый день гулкое эхо от выстрелов разносится по распадкам. Как и многие жители, не придавал этому значения, думал стрелковый тир. Но однажды возле столовой, где продавали на разлив водку и пиво, зашел в туалет. Рядом двое военных с нашивками малинового цвета, снегом сапоги обтирают и ведут разговор:

– Мудила, ты опять кровью шинель обляпал!

– Так ведь больше двадцати положил утром.

– Ну и что! Я показывал, что надо стрелять под череп наискосок. Смерть мгновенная, крови чуток, особливо, когда пуля через глаз вылетает.

– Учту, товарищ лейтенант. А то собаки во дворе шарахаются, зубы скалят, подлюки. Так бы и врезал по ним из нагана!

– Дурак. Форму ночью на холод вывешивай. На завтра список приговоренных большой, если Елдакову замену не найдут, умудохаемся. Ладно, пойдем, выпьем…

Он подумал тогда, что это не люди, это оборотни. Война, что ли их породила?

Поселок Тындинский.

Старший инспектор 3-го отдела Козинец, гордился своим служебным положением и выгодой, которую давала служба в органах. Назначение в Тынду, да еще в женский лагерь, где большая часть «контриков» или пособников, поначалу его огорчило. Негодовал. Но когда быт свой обустроил в этом маленьком поселке и понял, что окрест на сто верст над ним никого, кроме начальника лагеря, что у него полная безраздельная власть над осужденными, особо над женщинами, – то успокоился.

Одну молодуху, что в бригаде на отсыпке полотна работала, приметил. Крепко понравилась лицом. Брови, носик, овал лица – портрет греческий в красках. Бригадиршу заставил отмыть Гречанку в бане поселковой и привести вечером в кабинет. Разделась она до белья. Под окрик рубаху и кальсоны мужские сняла. Глянул на нее, сразу расхотелось: груди-тряпочки, ребра торчат, синяки на руках…

– Тьфу ты, дохлятина, язви тебя в …! Пошла вон!

С той поры зарекся. Только из столовой или конторских выбирал. Пусть неказистые, лишь бы здоровые. Сначала на врачебный осмотр, чтоб все чисто. Потом в баню, а потом уж в постель, а иную в кабинете на топчане или по-французски, или по-скотски. Дверь однажды не запер. Вломился без стука начальник… Штаны натянуть не успел, приготовился к разносу. А начальник: «Иди-ка, конвойных проверь…»

Тут же торопливо шинель снимает, и губы расквасил от вожделения. Понять его можно, женушка под сто килограммов, бочка с капустой, а командирша такая, что словно царевна.

После этого Козинец в раж вошел, гарем свой завел, иную надоедливую начальству подбрасывал, иную пинками под зад, если прыти не показывает. И так всё отлично катилось, подарки дорогие перепадали иной раз от родственников, за свидание или перевод из бригады в КВЧ. А за особо ценный подарок можно и на поселение перевести… И вдруг заболел. Распухло естество, боль резкая. Кинулся к доктору. А он руками разводит, говорит по-научному и поясняет, что триппер у женщин протекает без симптоматики и выделений, выявить его без сдачи анализов сложно. Назначил лечение, да такое болезненное, что слезы из глаз. Первая мысль, вдруг начальник тоже подловил, да еще командиршу наградил. Надо упредить. Пришел к капитану НКВД с докладом и этак осторожно расспросил про мужское естество. Начальник сначала побледнел. Потом покраснел.

– Да я этих блядей!.. И тебя вместе с ними.

Одна из приблатненых столовских глазами стреляет. Потом и вовсе обнаглела. Подступила вплотную: «Вы мне паечку дополнительно обещали…» Врезал с размаху, так что сопли кровавые по стене.

– Ты, сучара на щебень пойдешь, в бригаду.

Она рыдает, понять ничего не может. Товарки смеются: «теперь на полотне с тачкой подмахивать п… будешь».

Зимой в лагере убыль большая. Каждый день два-три трупа в распадок меж сопок вывозят на санках по глубокому снегу. Только успевай Акты подписывать. Пополнения нет, а нормы по выработке в фалангах те же. Пробовали лютовать, кого-то под палки, кого-то пайки лишать, так еще хуже. Заставил нарядчиков приписками по объемам заняться, инженера-путейца посулами уговорил докладную составить на проседание грунта на 327 пикете, а на 341обширное вспучивание мерзлоты обнаружить, чтобы провести по документам дополнительные работы. Опасное занятие, а деваться некуда. Начальник отгородился, дурку включает: говорит, ты, Козинец давай сам с объемами разбирайся…

В июне прибыло новое большое пополнение. Но такие доходяги, что треть пришлось сразу отправить в лазарет, где не только палаты, весь коридор больными завален. Прочистили с доктором палаты, блатнячек с коек согнали, двоих, что за деньги отлеживались, отправили в барак до лучших времен.

Присели с устатку, спиртику выпили, за жизнь порассуждали.

– Как елда-то?

– Болей нет, но пока опасаюсь…

– И то правильно. Заведите одну, двух, но постоянных.

– Ладно, разберусь…

Вышел на крыльцо в распахнутом кителе. Постоял. Солнце яркое, припаривает. Березы в листву приоделись. Красота. Хапнул по заднице санитарку, пробегавшую мимо и сразу между ног шевеленье, как прежде. Огляделся. Возле караульного помещения возня, крики. Скорым шагом туда. А там два вохровца валтузят друг друга с матерной бранью. Разнял. Глянул пристально, а они вдрыбаган пьяные, потеху для заключенных устроили.

– В холодную! Под замок…

Нашел сержанта, сразу за грудки прихватил. Настращал судом и карцером. Зашел в столовую, с заведующей пищеблоком поговорил. От ужина отказался. Решил дойти до магазина, взять пару бутылок водки, чтобы спокойно принять на грудь в одного…

В поселке за год