Мафия - Ольга Лаврова

- Ладно, - добродушно улыбается Томин. - Мы ведь что к вам: с полковником поспорили, знаете вы или не знаете, кто вас заложил?

Притонщик остро взглядывает на того, на другого. Конечно, сидя под замком, он размышлял и прикидывал, откуда на голову свалилась беда. Но приготовился отбиваться совсем от других вопросов.

- Мы о вас ни малейшего понятия не имели, не следили, ничего, - сообщает Знаменский. - И вдруг все три ваших притона.

- Да к тому же накануне, - вступает Томин, - ваш хороший знакомый почему-то из окна упал. - Он показывает фотографию. - Расшибся, конечно, но узнать можно.

Притонщик отшатывается, невнятно то ли причитает, то ли ругается.

- Догадываетесь, кто ваши недруги? - спрашивает Пал Палыч.

- Не знаю.

- Видишь, Паша, проиграл, с тебя причитается! - "торжествует" Томин.

- Неужели с вами даже не говорили? - изумляется Пал Палыч. - Я думал, условия предложили, вы не пошли на уступки... Кстати, дядю Мишу помните? подливает он масла в огонь. - Из Москвы-реки выловили. А Демидов - тоже из ваших - машиной сбит.

- Совести у сволочей, как у бульдозера!.. Пришли на готовенькое и всю уличную сеть, всю клиентуру - все под себя! Кто согласился, с тех треть дохода! Чтоб им сесть, как я сел!

- За что же треть? - "разделяет" его возмущение Томин.

- За монополию! Товар-то ихний! - заходится злобой притонщик. - Иначе как нас под контролем держать? За что отчитываться? Трест, говорят, мать их!..

Наконец-то казахский Есимгалиев - Умаров - Иванов зашевелился. Колпак сработал: стало известно, что он забрал из вокзальной камеры хранения чемодан с зельем.

Для встречи с покупателем он выбрал, как ему кажется, идеальное место: на узкой многолюдной, запруженной транспортом улице.

Но группа захвата в полной готовности.

Из потока машин выделяется "Волга" и тормозит возле Есимгалиева.

И тут Томин узнает, кто ею управляет.

- Внимание! - спешит предупредить товарищей его голос: - Покупатель - один из Мордят! Злобен, возможно, вооружен. Блокируйте его!

Есимгалиев быстро садится в "Волгу", та трогается. Но тотчас оказывается в окружении трех оперативных машин. Они выворачивают из встречного потока, и две становятся поперек спереди и сзади "Волги", третья запирает ее сбоку, прижав к тротуару.

А с тротуара распахивают дверцы и вскакивают в "Волгу" Морденка сотрудники угрозыска в штатском.

Телетайп печатает текст:

"Угрозыску МВД Казахской ССР. По вашей ориентировке о торговце наркотиками Есимгалиеве, он же Умаров, он же Иванов, произведено задержание преступника совместно с покупателем. При задержании изъято 5 кг опиума. О дальнейшем ходе следствия в отношении Есимгалиева - Умарова - Иванова будете поставлены в известность. О результатах мероприятий, предпринятых вами по делу, информируйте непосредственно руководителя следственно-оперативной группы ГУВД Москвы полковника Знаменского".

Сажин стучит в крепкую тесовую калитку. Через несколько секунд ее резко открывает Вася-Морденок.

- Опять ты?! - Он, пожалуй, рад видеть базарного знакомого.

- Здравствуй, Вася. Приехал я откровенно признаться... - И пока Вася хлопает глазами, не понимая, о чем речь, Сажин мгновенно защелкивает на нем наручники.

- Ты уж извини. Прав был батя-то, с Петровки я.

- Батя!!.. - не своим голосом орет Вася, но его уже оттесняют хлынувшие в калитку коллеги Сажина.

И вот в доме Морды полным ходом идет большой обыск. Его ведут три группы в трех помещениях; в одном из них Знаменский параллельно ведет допрос хозяина. Морда и присутствующие в разных местах Мордята - в наручниках, к каждому, учитывая воинственный нрав семейства, приставлен офицер.

Знаменский с допрашиваемым расположились на уголке стола; в основном же стол служит для складывания того, что изымают при обыске. Здесь уже разложены пачки денег, груда оружия и набор наркотиков: частью это одинаковые целлофановые пакеты с белым и зеленоватым порошком, частью аптечного типа стеклянная посуда с притертыми крышками.

Первое потрясение у Морды прошло, он владеет собой. Задача его - нащупать контакт со следователем и выгородить сыновей.

- Вы слышали, что торговцев наркотиками старается прибрать к рукам некий трест? - спрашивает Пал Палыч.

- Что-то такое краем уха... Вы тоже, гражданин полковник?

- От кого слышали?

- Ну где-нибудь... в автобусе.

- У вас две "Волги", автобусом, наверное, забыли, когда ездили.

Курков несет три пистолета, коробки с патронами и обрез.

- Как насчет малины, а также блатной романтики? - осведомляется Сажин, глянув на его ношу.

- Злопамятный, да?

- Нет, но веду счет мячам.

Курков складывает добычу перед Знаменским. Тот говорит:

- Мордвинов, куда вам столько оружия?

- Слабость у меня, - исповедальным тоном сообщает Морда. - Где, значит, ни попадется случайно - не могу удержаться.

- И где оно попадалось случайно? Не иначе как в автобусе. Нет, право, многовато.

- Да, гражданин полковник, какая разница? Статья одна - незаконное хранение. Хоть один пистолет, хоть пять пулеметов, верно?

- Случалось и постреливать?

- Больше в тараканов, гражданин полковник. Бежит - шмальнешь. Глаз тренируется.

Пал Палыч делает Сажину разрешающий знак.

- А как меня тут расстреливали, конечно, не помните?

- Отчего же? Я его, гражданин полковник, честно спросил: из органов? Говорит, нет. Значит, покушения на представителя власти не было. Шутки были со своим гостем. Скажет - водку не пил, не верьте! В охотку посидели, - Морда рассказывает почти весело. - Мне на фоне наркотиков терять нечего. Срок все покроет.

Так он и держится, пока не заходит разговор о том, вся ли его семья торговала наркотиками.

- Что вы! - машет руками он. - Какая торговля! Я в них сбережения вкладывал. Наркота дорожает, а как с деньгами решат - неизвестно. Сбережения за всю трудовую жизнь!

- Ваш старший задержан при покупке опиума.

Морда тяжко переживает услышанное. Когда обретает способность владеть языком, произносит хрипло:

- Ничего больше не говорю! Пишите мне в протоколе вопрос, я вам буду писать ответ.

А находки все множатся и множатся...

В кабинете Коваля все его соратники, кроме Хомутовой.

Только что кончилась очередная "летучка", но еще стоят у стола, не расходятся; все в отличном настроении.

- С фабрики идет товар небывалого качества, - льстит патрону Феликс.

- Олег Иваныч, как решаем с верблюдами? - спрашивает Коля.

- Всех перебрасывай на мак. Будем расширяться.

- Неплохо ты поместил свой капитал, - говорит Ковалю Крушанский.

Без стука открывается дверь, врывается переполошенная Хомутова:

- Все живы-здоровы?

- Что такое, Люба?

- Мишенька плачет!

Феликс с Колей переглядываются юмористически. Но с лица Коваля сбегает оживление, а Крушанский и вовсе хмурится.

- Болит что-нибудь, - предполагает он.

- Всего ощупала, врача вызывала, здоров!

- Ну, страшный сон приснился, - успокаивает Коля.

- Да когда он плакал?! Беду чует, Олег Иваныч!

- Люба, накаркаешь! - раздражается Феликс.

- Что... все время плачет? - осторожно спрашивает Коваль.

- Нет... Заиграется - забудет. А потом опять глазки мокрые... Чтоб вы мне на цыпочках ходили! - яростно обрушивается она на остальных. - Никакого риска! Если кто что - зубами загрызу!

То же кладбище, которое уже посещал Коваль. Вместе с ним приехал Феликс, но остался, разумеется возле машины.

Телохранители следуют за патроном, однако в этом скорбном месте держатся поодаль.

Коваль сметает с плиты в изножье богатого памятника сор, кладет традиционные три розы.

А неподалеку, возле дорожки, по которой он прошел, Ардабьев сидит над скромной могилой. Тяжело вздохнув, встает, чтобы уйти, и встречается с человеком, что был ему попутчиком в самой счастливой за его жизнь поездке.

Оба невольно улыбаются, Коваль протягивает руку:

- Кто у вас здесь?

- Мама.

- У меня тоже, - говорит Коваль, словно радуясь совпадению. Как многие люди его типа, он склонен к суевериям и вне работы сентиментален.

- Не позвонили.

Ардабьев делает извиняющееся движение и видит двух молодчиков. Те же ли они самые, что в поезде отобрали записку с телефоном, он точно не помнит, но они такие же. И это отбивает охоту разговаривать.

- С вами неладно, - определяет Коваль.

На Ардабьеве новое дорогое пальто, но лицо погасшее, куда пропала былая радость.

- Я как-нибудь позвоню, - отделывается Ардабьев.

- Действительно, позвоните, - настаивает Коваль и прощается.

Ардабьев немного пережидает, чтобы не идти за ним впритык.

Несколько более торопливых шагов - и успел бы увидеть, как проклинаемый им Феликс открывает дверцу машины для Коваля.

Знаменский листает бумаги и одновременно слушает Куркова.

- На черном рынке Москвы и области резко возросла доля наркотиков из конопли.

- И как вы это трактуете?