Стерегущие золото грифы - Анастасия Перкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одежда, – сказал он, протягивая сверток и отмечая, что девушка даже волосы умудрилась вымыть таким скудным количеством воды.
– Не понимаю, – ответила девушка.
Видно, этим словам научилась она у Охотника. Не сделал ли он ей дурного?
– Одежда, – повторил Ойгор, подергав себя за штаны.
Девушка радостно закивала, принимая подарок. Ойгор присел на корточки у очага, задумчиво помешивая угли железным прутом. Он слышал, как за его спиной шуршит ткань. Подождав немного, Ойгор обернулся в надежде, что гостья закончила одеваться, и рассмеялся в голос, да так, что брызнули слезы. Девушка озадаченно глянула на него, пытаясь натянуть войлочный чулок на руку. С остальными предметами облачения она так и не разобралась.
Вытирая слезы, Ойгор подошел к ней и принялся одевать как ребенка. Подвязывая красными шнурками высокие чулки, он старался не думать, что делает, и не касаться бедер девушки. Растянул перед ней широкую полосатую юбку и заставил шагнуть внутрь. Застегнул ремень на талии и сильно подвернул верх, чтобы сделать длину подходящей. С рубахой девушка сладила сама. Ойгор улыбнулся, оглядывая творение своих рук. Девушка и так была очень хорошенькая, а привычная его глазу одежда сделала ее только краше.
– Прекрасно получилось, – заверил Ойгор. – Настоящая пазырыкская женщина. Жаль, у меня нет зеркала, чтобы ты погляделась.
Но девушка, похоже, не была так довольна. Она одернула юбку, словно та мешала, и указала пальцем на штаны Ойгора.
– Одежда, м? – спросила она.
– Что? – не понял Ойгор.
– Одежда! – упорствовала девушка, теперь дернув непонятливого Ойгора за штаны.
– А! – сообразил он. – Это штаны. У тебя юбка. Мужчина, – он указал на себя, – носит штаны. Женщина, – теперь на нее, – носит юбку.
Девушка нахмурилась. Ей явно было непривычно и неудобно.
– Очень красиво, – повторил Ойгор, стараясь изобразить на лице самое неподдельное восхищение.
Девушка подумала и кивнула. Ойгор снова порылся в вещах и протянул ей частый роговой гребень. Она непонимающе повертела его в руках и вернула. Ойгор терпеливо показал, как расчесывает собственные волосы и снова заплетает в косу, потом осторожно коснулся гребнем влажных прядей девушки, которые уже промочили насквозь верх рубахи. Она напряглась, скосив на Ойгора глаза и готовясь пустить в дело ногти, а может, и зубы.
«Э, нет, – подумал тот. – Не тронул ее Охотник. Были бы на нем отметины. А так только рисунки да старые шрамы».
Тем временем девушка обмякла и даже прикрыла глаза, позволив ухаживать за собой.
– Ты когда-нибудь расчесывалась вообще? – ворчал Ойгор, продираясь гребнем сквозь рыжие колтуны. – Ну, пятерней хотя бы…
Он обратил внимание, что цвет волос девушки не полностью рыжий. Попадались и темно-бурые, и светлые медовые прядки. Он заплел расчесанные волосы и потрепал девушку по руке. Она медленно открыла глаза, устремив на Ойгора туманный взгляд.
– Устала? – ласково спросил Ойгор. – Вот здесь будешь спать, на моей постели. А я как-нибудь устроюсь. Погоди, последнее спрошу. Звать-то тебя как?
Разумеется, девушка не понимала.
– Ойгор, – сказал он, прикладывая ладонь к своей груди, а потом указывая на девушку.
– Ойгор, мужчина, – повторила та и ткнула себя пальцем в грудь, видимо, вспомнив его объяснения насчет различий в одежде. – Женщина!
Ойгор отмахнулся, улыбаясь, и помог девушке улечься. В ближайшее время нужно решить ее судьбу, а то ему в собственном доме придется спать на холодном полу. Девушка потянулась под шерстяным одеялом, потом свернулась клубочком, накрывшись так, что наружу торчала только ее удивленно-счастливая мордашка.
– Мягче, чем на дереве, а? – спросил Ойгор. – Придется мне имя для тебя придумать… женщина.
Вот так странно заканчивалась тридцать третья зима Ойгора из охотников.
Девушка не просыпалась до позднего вечера. Ойгор будить ее не стал, понятия не имея, что ей пришлось пережить не только сегодня, но и в последние дни. Должно быть, у бедняжки совсем не осталось сил. А еще Ойгор понимал, что, проснувшись, таёжная дева потребует накормить ее. К охотничьему стыду Ойгора, у него не было не только мяса, но и другой еды. Он собирался в Тайгу утром и, если бы не эта неожиданная сделка, может, подстрелил бы что-нибудь на ужин. А то и зверя, чья шкурка годится на продажу. Несколько кедровых шишек – вот и вся пища, что нашлась в аиле Ойгора.
От невеселых мыслей его отвлек истошный собачий визг снаружи. У самого Ойгора собаки не было. Хороший, натасканный на зверя пес стоит немало, да и кормить его пришлось бы каждый день.
Собака визжала на том краю стойбища, что вплотную прислонялся к высокому кедрачу. Отозвались псы по всей улице. С их лаем смешались встревоженные мужские голоса.
Ойгор сунул нож за пояс, быстро вложил стрелу и натянул тетиву. Даже не накинув на голые плечи шубу, он как был вышел наружу. Теперь шум доносился с середины деревни. Свист стрел, удары, ругань, звук падающих тел. И визг. Уже не только собачий, но и еще какого-то зверя. Мимо Ойгора пробежал человек с горящей веткой в руке.
– Огня! Чего стоишь? – крикнул он на бегу. – Рыси! Прорва рысей в стойбище!
Рыси? Откуда? Ойгор заковылял на звуки побоища, не ослабляя тетивы. Рысь никогда не нападает на человека. И уж тем более не подходит к жилищам, где пахнет людьми, дымом и бродят непривязанные псы.
Когда он наконец добрался до цели, рыси уже были мертвы. Не прорва, конечно, но Ойгор насчитал пять. Их стащили в одно место и свалили в кучу. Снег темнел от крови, слабо освещенный горящими ветками, которые держали некоторые.
– Ай-ай, испорчены шкуры, – процедил сквозь зубы Охотник, в сердцах пнув тушку ближайшего к нему животного. – Что палили куда попало? Или не знаете, как надо?
– Э-э-э, умный! – возразил ему кто-то. – Одна из тварей моего пса загрызла. Темно к тому же.
– Да и спали мы! – возмутились остальные. – Не каждый день зверь сам на стрелу идет. Да клочки пойдут на отделку шуб или еще на что. Делить-то как станем? Разве тут разберешь, кто попал, кто нет…
– А то каждый свою стрелу не узнает!
– Клочки… – Охотник брезгливо поморщился. – Я клочками добычу мерить не привык. Разбирайте по себе, не позарюсь. Хотя двоих точно я пристрелил.
– Нет, – неожиданно громко сказал тот самый старик, который прежде возразил против того, чтобы оставить в стойбище таёжную деву. – Никто ничего делить не будет. Не зверь это.
Он поддел носком сапога пса, попытавшегося вцепиться в одно из тел, и продолжил:
– Каждый здесь знает, что рысь так себя не ведет. Зима не голодная, с чего им приходить туда, где человек живет? Духи это. Алмысы, не зверье. Сама Тайга к нам нынче ночью пожаловала. И привела ее она.
Костлявый палец указывал в темноту. Все обернулись и увидели девушку, стоящую за спинами собравшихся. Она куталась в одеяло Ойгора. Девушку била крупная дрожь, из округлившихся от ужаса глаз горным потоком лились слезы. Она вцепилась зубами в собственный кулак, чтобы не закричать.
Ойгор тотчас встал рядом с ней, положив пальцы на деревянную рукоять охотничьего ножа. Как бы это все ни было странно, но за девушку отвечал теперь он. Хотя от ее близости и всего происходящего у него мороз шел по коже.
– Бабьи сказки, старик, – надменно фыркнул Охотник. – При чем здесь девчонка? Не верю я в такое.
– А в Духа Тайги веришь? – спросил старик. – В то, что, если лишнее возьмешь, удачу потеряешь? Я видел, ты провожаешь дух каждого убитого зверя как положено. Небось, еще амулет какой на теле прячешь?
– Не твоего ума дело. Охотничьи законы с небылицами не путай, – мрачно ответил Охотник. – А мои амулеты – опыт и умение. В Меш Ээзи[26] каждый здесь верит, да только девчонка к нему отношения не имеет. Будь она той, кем ты ее считаешь, не смог бы я так просто ее с собой привезти. Чужестранка она. Пленница, может быть. Потешились да и бросили в Тайге. Или сбежала. Только и всего.
– Погодите, – подал голос Ойгор. – Если старик прав, нужно просто ее отпустить. Раз
