Все, что дозволено небесами - Татьяна Олеговна Воронцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вообще я собирался подарить его тебе.
– Мне? – ошеломленно пробормотала Дина. – О-о-о!.. На это я и надеяться не смела.
– Видишь оно как. Иногда происходят вещи, на которые даже не надеешься.
С этими словами Герман наклонился и поцеловал ее еще раз. Полноценным любовным поцелуем.
– Это обещание? – шепотом спросила Дина, когда вновь обрела способность говорить.
– Запомни, наживка: обещание – это то, что начинается со слова «обещаю». Все остальное – не обещание.
– Какой ты жестокий! Мог бы соврать.
– Зачем?
В кармане у него закурлыкал смартфон.
– Ага, – пробормотал Герман, взглянув на экран. – Меня уже разыскивают.
– Твоя подруга?
– Мое руководство. – Он коснулся пальцем экрана и поднес смартфон к уху. – Да, Борис Петрович. Буду через полчаса. Готово, конечно. Нет, я с ним не согласен. Обсудим при встрече.
Он убрал смартфон обратно в карман и посмотрел на Дину.
– Все понятно, – улыбнулась она непринужденной, чересчур непринужденной, улыбкой. – Сеанс окончен.
– Мне, как всякому порядочному человеку, нужно зарабатывать на жизнь.
– Смеешься!
– Вовсе нет.
Больше не обращая внимания на местные красоты, они продвигались быстрым шагом на запад, по грунтовой дороге, ведущей через лес к Святому озеру. Вперед, вперед – сквозь яркое сияние дня, процеженное через кроны деревьев, и тонкий аромат цветущих трав.
– Я слышала, твой друг очень богат.
– Он унаследовал состояние и бизнес своего отца. Но это не значит, что все остальные члены нашего славного семейства могут сидеть на его шее, свесив ножки.
– С такими деньгами он мог бы жить в Москве или вообще в Европе. Но живет здесь. Почему?
– Потому что здесь живу я.
– Это так важно для него? Жить рядом с тобой, вместе с тобой.
– Да, – просто ответил Герман. – И для него, и для меня.
– А рыжеволосая красотка? Жена твоего друга. Ей тоже нравится жить в такой глуши? На краю света.
– Ей нравится жить там, где живет Леонид.
– Как романтично!
Герман искоса посмотрел на нее.
– Ты находишь?
– Угу. – На ходу она сорвала растущую у обочины высокую травинку, прикусила зубами. – И завидую. На самом деле просто завидую. А ты почему живешь именно здесь? Как ты вообще оказался на Соловках? Ведь ты не местный, это очевидно.
– Четыре года назад я привез на ферму доктора Шадрина одного парня в ломке, ну и… задержался на некоторое время. Потом уехал. А год назад приехал опять.
– Ферма доктора Шадрина – это клиника для бывших наркоманов на севере острова?
– Вроде того.
– Что же заставило тебя вернуться? Год назад.
– Привез другого парня в ломке, – ответил он после паузы.
– И это был…
– Леонид.
– А тот прежний парень куда подевался?
– Он умер.
– Ох… Извини.
– Он умер тогда же, на ферме. Можно сказать, у Аркадия на руках. Аркадий до сих пор мне этого не простил.
– Чего «этого»? – подавлено спросила Дина.
Оба невольно замедлили шаг.
– Я привез человека, которого он не смог спасти. – Худое лицо Германа с тонкими резкими чертами казалось лицом короля лесных эльфов в зеленоватой тени деревьев. – Только и всего.
– Но разве ты виноват?
– Не думаю, что он рассуждал в таком ключе: виноват, не виноват… Наше знакомство состоялось при дерьмовых обстоятельствах, и это первое впечатление застряло у него в мозгу.
Они шли молча до тех пор, пока впереди не показались первые деревянные дома, стоящие на улице Ивана Сивко.
– И все же. После того, как Леонид выздоровел, почему вы остались на острове?
Герман поправил ремень этюдника, висящего на левом плече. На его выразительном лице появилась легкая гримаска.
– Потому что я дал слово Аркадию. У Леонида, помимо наркотиков, были другие проблемы, серьезные проблемы, и Аркадий сказал, что готов помочь, но с одним условием. Я останусь на острове, независимо от того, останется ли здесь Леонид. Ну, и я согласился. Правда, я пообещал, что останусь на ферме… – Он слегка усмехнулся. – Но по ряду причин это оказалось невозможным.
– А зачем ему было нужно, чтобы ты остался? На ферме или на острове.
– Мы являем собой прекрасный пример заклятых друзей. Вместе плохо, но врозь еще хуже.
– Забавно. Никогда не наблюдала такого в реальной жизни. Только в кино.
Он не стал развивать эту тему. Еще раз поправил этюдник и, глядя Дине в глаза, проворчал:
– Ладно, наживка, до завтра.
– Ты позвонишь?
– Да. Вечером закончу твой портрет и завтра принесу его тебе.
– Что, прямо в коттедж?
– Да.
– С ума сойти! А ты не боишься, что я тебя соблазню?
С глубоким вздохом он повернулся и зашагал по дороге вдоль берега.
Когда он работал в своей мастерской на втором этаже, к нему входили на цыпочках, предварительно постучавшись. Никаких требований и ультиматумов, просто так сложилось. Согнутым указательным пальцем Нора стукнула три раза по дверному полотну и, услышав невнятное бормотание, в котором не было ни малейшего недовольства, только безмерная усталость, вошла.
То, что она увидела, напомнило ей кадры из фильма «Модильяни» Майкла Дэвиса. Темноволосый художник с изможденным лицом и безумным взглядом, стоящий перед мольбертом с палитрой в одной руке и кистью в другой, в финальном приступе творческой одержимости наносящий на холст резкие, нервные мазки. На столе – опустошенная на две трети бутылка красного вина. Запах масляной краски, смешанный с запахом дыма от выкуренных сигарет. Воздух, раскаленный от страсти.
– Можно? – спросила Нора, глядя на картину.
Спросила и услышала в своем голосе дрожь. Нельзя сказать, что она чувствовала себя нормально.
– Да, конечно, – откликнулся Герман. – Я как раз закончил.
На нем были старые синие джинсы, застиранные до голубизны, в которых он всегда работал дома, и черная футболка с коротким рукавом. Нора любила эти джинсы. Они великолепно сидели на стройных бедрах Германа, великолепно даже без ремня. Немного забрызганы краской…
– Что скажешь? – спросил он, поворачиваясь.
– Потрясающе. – Нора кашлянула. Облизнула губы. У нее внезапно пересохло во рту. – Тебе повезло с моделью. А ей, очевидно, повезло с художником. Словом, вы нашли друг друга.
Герман смотрел на нее, не отрываясь, и в конце концов ее прорвало.
– Да, я ревную! Да, я бешусь! Да, я ненавижу вас обоих, звезды голливудские! А ты чего ждал?
Он растерянно пожал плечами.
– Ничего особенного.
– Ничего особенного? Правда? – Нора боролась с примитивным бабским желанием расцарапать в кровь его красивое лицо. – Сначала ты признаешься, что тебе нравится эта блондинка, потом пишешь ее портрет… По-твоему, ничего особенного? Я просто не