Как жить и властвовать - Александр Александрович Игнатенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я привёл несколько рекомендаций относительно ядов, вернее, того, как от ядов уберечься. Вопрос изложен системно в трактате «Проверенный метод в политике владык» Ибн-Насра – произведении, специально написанном, напомню, для знаменитого борца против крестоносцев Саладина (Салах-ад-Дина, род. в 1138 году, умер в 1193 году в возрасте 55 лет без каких бы то ни было признаков отравления).
В этом трактате специальный раздел посвящён тому, как властелин должен оберегаться от покушений на его убийство. Что касается ядов, то Ибн-Наср перечисляет десять предметов – носителей яда: седло, кровать, кресло, украшения, посуда, еда, питьё, фрукты, одежда, постель. Автор этого «зерцала» призывает Салах-ад-Дина обращать внимание на предметы и знаки, по которым можно судить, что кто-то хочет его отравить. Он сам должен внимательно осматривать ежедневно седельный чепрак и луку и, если заметит на них жирное, лоснящееся, черноватое пятно, а на их оборках или бахроме как бы обветшавшие участки, увидит выцветшие и как бы с пыльным налётом пятна на поверхности седла, лежанки или кресла, – то во всех этих случаях можно быть уверенным, что эти предметы обрызганы ядом.
Тёмные лоснящиеся пятна образуются от яда на украшениях и посуде из металлов – золота, серебра, меди, свинца, железа. На глиняной и фарфоровой посуде заметны жирные и издающие запах тухлятины пятна. Иногда от яда такая посуда приобретает не свойственный ей блеск, в других случаях – наоборот, теряет тот блеск, который у неё был.
Отравлена ли пища, можно установить двумя способами. Один – испытание её огнём. Если отравленную еду бросить в огонь, то дым от неё не поднимается вверх, а обволакивает её, издавая при этом треск. На той части, которая ещё не затронута огнём, но прогрета, появляется радужная расцветка. И наконец, сжигаемая отравленная пища издаёт зловоние.
Второй способ – испытание ядом специально содержащихся для этого птиц и животных. У ворона, испробовавшего отравленной пищи, «ломается голос». Китайский гусь под названием хиш при виде отравленной пищи и от её запаха убегает, спотыкаясь. Журавль от запаха или вкуса такой пищи начинает кружиться, теряя равновесие. Горлица и сорока умирают не только от самой ядовитой еды, но и от одного её запаха. Павлин же с аппетитом пожирает отравленную пищу. Есть какая-то «водяная птица с красными глазами» по имени хиюхи́н, и она при одном виде отравы падает наземь без сознания. Мухи моментально дохнут. Кошка, испробовав отравленного, убегает с места, где оно лежит, и её туда не удаётся вернуть. Убегает от отравы и обезьяна, укрываясь на деревьях и стенах.
Опытный повар должен также знать, что, например, отравленный рис готовится дольше обычного, он быстро затвердевает в котелке и оттуда идёт радужный дым. Сваренное мясо становится сухим и жёстким, мясной отвар становится мутным и быстро испаряется. В питье, если оно сладкое, появляется подобие нитей медного цвета, в вине и воде – чёрная полоса. Фрукты меняют свои качества: те, что недозрели, кажутся на вид зрелыми, зрелые же как бы усыхают; твёрдые от природы фрукты становятся мягкими, мягкие – наоборот, затвердевают [100].
Беречь державу
Серьёзнейшее предупреждение, которое можно было бы вынести и в самое начало списка опасностей, – это требование дорожить тем, что делает властелина властелином – «Царь должен быть всегда настороже, дорожа властью, ибо власть – великое дело, даётся она немногим и получить её можно лишь великими трудами. Царская власть – великое сокровище, и кто овладел ею, должен хорошенько хранить и крепко беречь её, ибо сказано: „Власть скоротечна, словно тень от быстро вянущего лепестка кувшинки, вот ты ухватил власть обеими руками, а вот она вырвалась, словно порыв ветра, она так же непрочна, как дружба праведника со злодеями, она может пасть, как падает горный поток, и рассыпаться на мелкие брызги, она может лопнуть, как лопаются дождевые пузыри в лужах“…» [101].
Это предупреждение было нелишним. Даже не очень внимательный наблюдатель не мог не заметить того, как на смену одной династии приходила другая; как власть переходила от одной группировки к другой, как менялись политические режимы. Процесс воспринимался как круговорот политических форм. И подобно тому, как человек при рождении обречён на то, чтобы пройти различные стадии в своём развитии – через детство к старости и смерти – так и всякая достаточно сильная держава (под ней понималась занимающая определённый период власть династической или подобной ей группировки) должна была неминуемо пройти путь от этапа воцарения до момента гибели и освобождения места для новой группировки.
Эта изменчивость державы находила своё выражение в популярной аналогии. Держава похожа на фрукт, который вначале твёрд на ощупь и горек на вкус, затем вызревает и делается нежным и съедобным, чтобы, в конце концов, загнить и исчезнуть [102]. Параллельно этой аналогии констатируется сила державы в её начале, слабость – в конце. Приписывается Платону выделение трёх этапов в эволюции державы: от первого, когда нравы властителей просты, держатели власти честны и непритязательны, а люди им повинуются без особого принуждения, – ко второму, когда особого внимания на укрепление власти не обращается, а сами властители отступают от начальных принципов простоты быта и всё более погружаются в роскошь и удовольствия, – к третьему и последнему, когда увеличивается слабость державы и распространяется несправедливость [103].
Именно несправедливость является и симптомом, и причиной гибели державы. Так считали практически все авторы «зерцал». Соответственно справедливость представлялась им тем эликсиром, который мог бы обессмертить державу. Пожалуй, целую книгу можно было бы составить из афоризмов, посвящённых справедливости. «Справедливость, – говорил Пророк, – это весы Аллаха на земле. И тот, кто следует ей, того она приведёт в Рай. А тот, кто оставляет её, попадёт в Ад». Ему же приписываются слова о том, что Аллах украсил небо Солнцем, Луной и звёздами, а землю Он украсил учёными, дождём и справедливым султаном. Не были забыты античные мудрецы (Платон, Аристотель и др.). «Коли справедливость – державы щит, никто ту державу не сокрушит». И наоборот, «державу губит несправедливость» [104].
Пожалуй, своего рода вершиной всего этого холма афоризмов может быть тот, который обнаруживается у аль-Маварди и Ибн-ат-Тиктаки:
