Утверждение правды - Надежда Попова

– Ваше Величество! – строго выговорила Адельхайда, и Рудольф болезненно поджал губы, отведя взгляд. – Вы ведь не намереваетесь прислушаться к этому совету?

– Я уже не знаю, чьих советов мне слушать, – не сразу отозвался он. – С одной стороны, какая-то доля правоты в словах Рупрехта имеется. Но с другой – да, и вы тоже правы. Я понимаю, что из-под меня пытаются выбить трон, а из-под трона – его опору, рыцарство. Да, я знаю, что именно оно и есть мой главный союзник, а вовсе не те зажравшиеся землевладельцы, которые и рыцарями-то зовутся по недоразумению. Капеллан, само собою, полностью с вами единодушен, и считает, что я должен защитить своих подданных, он так же, как и вы, полагает, что разогнать всех – далеко не лучший выход. Конгрегаты этой ночью намерены совершить вигилию[97] и призывают всех, нашедших приют в моем дворце, и меня самого принять в нем участие… Сомневаюсь, что это поможет и впрямь отведет беду, если молва не лжет, но мне придется поступить в соответствии с их наущениями, дабы подать пример прочим и создать хотя бы видимость того, что что-то делается. Однако, госпожа фон Рихтхофен, даже если слух пущен всего лишь для устрашения, если всё это – ложь, или же если не ложь, но молитвы конгрегатских священников помогут… Это ведь ничего не изменит. Это ничего не решит. Не устраивать же подобные стояния вечно и не прятать же мне всех этих людей здесь до конца дней их!

– Разумеется, проблему надо решать, – согласилась она, – и это будет сделано, но сие есть вопрос второстепенный, как бы ни странно это прозвучало. Сейчас я хочу услышать от вас, что вы намерены сделать с вашими гостями, с вашими подданными, доверившимися вам.

– Это может быть опасно, Ваше Величество, – настойчиво произнес фон Люфтенхаймер. – А если может – стало быть и будет.

– Жить вообще опасно, – возразил Император хмуро, – от этого, как говорят, умирают… Если слухи не оправдаются или помогут молитвы конгрегатов, я прославлюсь как король-трус, что не особенно посодействует единению Империи и укреплению моей власти. Разумеется, я не смогу указать на дверь моим последним сторонникам, госпожа фон Рихтхофен. Не столько даже из человеколюбия, сколько из трезвого расчета.

– Слава Богу, – серьезно отозвалась Адельхайда, бросив укоризненный взгляд на хмурого фон Люфтенхаймера. – И, я прошу вас, Ваше Величество, держитесь уверенней перед ними. Даже если вам самому страшно, если вы не знаете, что делать и как быть, они не должны этого видеть. Сейчас их защита – не только крепость стен вашего дворца, но и твёрдость вашего духа.

– А что моя защита? – спросил Рудольф тоскливо и, не дав ей ответить, отмахнулся, повернувшись к фон Люфтенхаймеру: – Рупрехт, решение принято. Никто не выйдет из моего замка. Я знаю, что эти неприятные слухи подвигли уже кое-кого из моих гостей принять решение покинуть Прагу без моих просьб. Проследите, чтобы эти люди остались. Проследите, чтобы именно эти люди непременно остались.

– Я считаю это неразумным, – заметил рыцарь мрачно. – Но как вам будет угодно, Ваше Величество.

– Вот именно, – подтвердил Рудольф, кивком головы указав ему на дверь. – Идите, Рупрехт. Решение принято.

– Для чего вы спровадили его отсюда? – осведомилась Адельхайда, отперев перед фон Люфтенхаймером дверь и снова закрыв ее за его спиною; Император раздраженно поморщился:

– Не всем и не всё дозволено слышать и знать. Заметьте, вы единственный человек, не подпадающий под сие определение.

– Заметила, – кивнула она. – Так в чем же дело?

– Дело в карте, госпожа фон Рихтхофен. Так сложились обстоятельства, что вы направили свое внимание на иное дело, и именно оно теперь имеет наибольшее значение и требует приложения усилий в первейшую очередь. Надеюсь, вы не станете вновь обвинять меня в бессердечии, если я справлюсь у вас, нет ли каких мыслей или выводов касательно происшествия, из-за которого я и не позволил вам вкусить заслуженный отдых?

– Бессердечие – несомненная добродетель монарха, – отозвалась Адельхайда убежденно. – Однако благодарю за заботу о моем душевном благополучии… Я не забыла о том, что задержало меня в Богемии, Ваше Величество, и – да, у меня имеются даже некоторые наметки по первоначальному расследованию.

– Какие именно?

– А вот этого я вам не скажу. Пока в моих мыслях лишь подозрения и допущения, я не стану обременять ими вас. Скажу лишь, что, видимо, оба дела некоторым образом связаны.

– Хотите сказать, что человек, знающий тайны моей сокровищницы, обеспечил и доступ к трибунам?

– О, – одобрительно кивнула она, – снова скажу, что в вас пропадает следователь. Да, я полагаю, что так. Не убеждена всецело, не могу сейчас назвать имен и указать на конкретного человека, но почти уверена, что права. В любом случае, Ваше Величество, не тревожьтесь: не окончив того дела, я вас не покину.

– А не приходило ли вам в голову и впрямь меня покинуть, госпожа фон Рихтхофен? – вдруг спросил тот серьезно. – Бросить все это и зажить жизнью обычной женщины?

– Бог мой, – покривилась она, – вы словно сговорились – вы и моя горничная.

– Вашей подруге надоела жизнь, граничащая со смертью? – уточнил Император, кивнув на закрытую дверь в комнату Лотты. – Это неудивительно. Я вообще с трудом представляю, где и как вам удалось отыскать женщину, столь же…

– …сумасшедшую, как и я? – докончила Адельхайда, когда тот запнулся, и невесело усмехнулась: – Она была, как и я, молода, полна сил и недовольна жизнью, которую дозволяет нам наше общество.

– Однако всему есть пределы?

– Видимо, да. Увы, мне придется искать себе другую помощницу.

– А мне?

– Вам – нет, – улыбнулась она. – Жизнь, граничащая со смертью, все еще меня привлекает, как и возможность сделать так, чтобы с нею как можно реже граничила ваша.

– Порою мне хочется, чтобы эта грань исчезла, – тихо отозвался Рудольф. – Видимо, отец был прав, и я не слишком гожусь на роль правителя великой державы… Сегодня была минута, когда я сожалел, что не оказался на трибунах в тот момент. Все мои проблемы были бы решены в единый миг.

– Вы просто устали, – ободряюще произнесла она, осторожно тронув его за локоть, и тот перехватил ее руку, внезапно привлекши Адельхайду к себе и, обняв, замер, ткнувшись лбом в ее плечо.

– Я устал, – глухо повторил Рудольф, и она замерла, сдержав первое инстинктивное желание высвободиться. – Я действительно устал. Устал делать вид, что все в порядке, а когда не в порядке – что я со всем справлюсь. Устал от заговоров, убийств, войн, политики, приближенных и родичей. Вы полагаете, конгрегатский кардинал так уж раздражает меня вмешательством во все мои дела? – спросил Рудольф, вскинув голову и глядя ей в глаза. – Да черта с два! Я бы с превеликим удовольствием вверил ему и трон, и эти земли, и весь тот бардак, что творится в этой стране!