Красные цепи - Константин Образцов

Кардинал глубоко затянулся, и сигара отозвалась легким потрескиванием. Алина замерла, глядя на поднимающиеся к серому потолку синеватые ленты дыма.

— И он сорвался. Начал мстить и множить ненужные смерти по всей Юго-Восточной Азии. Стал совершенно неуправляем, не шел на контакт, постоянно уходил из-под наблюдения, и иногда найти его снова удавалось только по кровавым следам то в одном, то в другом городе. Нам пришлось прекратить всякую поддержку, заморозить все его счета, но и это его не остановило. Где-то в середине этой вендетты он попал в тюрьму, одну из самых страшных и неприступных во всем Китае. Я уже готов был вытащить его оттуда, но он успел сбежать и снова исчезнуть. Это продолжалось почти год, до тех пор, пока не погиб последний из тех, кто был причастен к смерти Лилиан. Не представляю, как ему удалось выжить, а тем более вернуться обратно, но три года назад он снова появился здесь, у меня. Конечно, о прежней работе не могло быть и речи, и, если бы он не был моим воспитанником, думаю, что мне пришлось бы расстаться с ним каким-то радикальным способом, но… В общем, я помог ему, насколько это было возможно. Устроил на работу в службу безопасности одной крупной компании. Но знаете, моя дорогая Алина, люди не меняются, во всяком случае, не меняются радикально. Так что пусть вас не обнадеживает рассказанная мной сентиментальная мелодрама о любви и смерти. Образ жизни и принципы поведения человека практически не поддаются корректировке. И вполне естественно, что Родион не смог работать от звонка до звонка пять дней в неделю и два раза в месяц приходить в кассу за зарплатой. Как вы знаете, он предпочел уйти с работы, разорвать со мной все отношения, перебиваться случайными заработками, хоронить мертвецов, но зато оставаться хозяином самому себе, каким был всю свою жизнь. И как хорошо видно на вашем примере, он остался самим собой и в том, что касается отношения к людям и их использования в собственных целях.

— Вы, вероятно, думаете, что очень хорошо разбираетесь в людях, — медленно сказала Алина, глядя перед собой. Все то время, пока Кардинал говорил, она чувствовала, как комок в горле камнем спускается ниже, наливаясь в груди темной тяжестью, готовой прорваться наружу.

— Я рассказал вам все это лишь с одной целью, — сказал Кардинал, — чтобы вы поняли, с каким человеком имеете дело. Только и всего. Считайте это дружеским одолжением с моей стороны.

— Спасибо. Я поняла, с кем имею дело, — сказала Алина, и голос ее зазвенел. — Я имею дело с человеком, который при его роде занятий не потерял способности любить. Который ради того, чтобы отомстить за смерть любимой, не побоялся лишиться всего, что имел. Который и сейчас ведет свое дело и рискует жизнью не из корыстных интересов, а ради справедливого возмездия и стремления защитить тех, кто нуждается в защите.

Кардинал молча смотрел на Алину.

— Возможно, вы правы, — продолжала Алина, глядя на Кардинала сквозь застилающие глаза злые слезы. — Возможно, он спас мне жизнь только потому, что я могла еще оказаться полезна. Возможно, когда он выгнал меня, как собаку, под дождь несколько дней назад, сказав, что наше сотрудничество окончено, он поступил так, как поступал со всеми и всегда. Но вот только меня никто не использовал и в неведении не держал, и мы с самого начала вместе обсуждали все версии, предположения, все теории и все материалы по этому делу, так что я прекрасно знала…

Алина резко замолчала, прикусив язык, и почувствовала, что стремительно краснеет. Кардинал смотрел на нее жестким немигающим взглядом.

— Я рад, что ошибся насчет степени доверительности ваших отношений с Родионом. Теперь, когда мы это выяснили, давайте вернемся к самому началу разговора и моей небольшой просьбе. Я очень хочу услышать от вас о том, что известно нашему общему другу по этому делу, и обо всех тех его версиях, предположениях и теориях, которые вы сейчас так кстати упомянули.

В глазах Кардинала блеснула вороненая сталь. Алина почувствовала себя как кошка, загнанная в угол большим и опытным псом. Она встала и решительно выпрямилась во весь свой небольшой рост.

— Я уже ответила вам, что ничем не могу помочь, — отчеканила Алина, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе. — Если вас интересует что-то, связанное с вашим воспитанником, спросите его об этом сами. Извините, но мне пора, меня ждет работа.

Кардинал тоже поднялся.

— Пожалуйста, сядьте, — сказал он негромким голосом, который вполне мог бы пригнуть к земле небольшую рощу. Алина села. — Я настоятельно рекомендую вам не пренебрегать моим гостеприимством и хорошим к вам отношением.

Алина вдруг отчетливо вспомнила про лимонную косточку. Сердце неприятно заныло. Кардинал тоже сел было в кресло, но тут раздался тихий мелодичный сигнал стоящего на рабочем столе телефона. Алина сидела неподвижно и смотрела, как Кардинал плавно пересекает кабинет, подходит к своему столу и берет трубку.

— Говорите, — сказал он голосом недовольного тигра, которого отвлекли от трапезы.

Несколько секунд он молчал, слушая своего невидимого собеседника, а потом произнес:

— Хорошо. Пусть поднимается.

Кардинал положил трубку и повернулся к Алине.

— Вам придется задержаться. Подождут ваши покойники. Не стоит торопиться к ним раньше времени.

И, увидев, как Алина побледнела — резко, сильно, до шума в голове, — улыбнулся и добавил:

— Похоже, у меня сегодня день визитов. Пожаловал герой моих рассказов собственной персоной.

Хмурая утренняя суета и раздраженное гудение машин, теснящихся в пробке на Большом проспекте, остались за спиной. Гронский припарковал джип напротив единственной двери в серой стене высокого узкого дома и вышел под легкий, как паутина, моросящий дождь. Рядом стоял еще один автомобиль, новый черный «BMW M5», а значит, у Кардинала были гости: он сам и все сотрудники его штаб-квартиры ставили свои машины за железными воротами, в закрытом дворе. Гронский нажал на кнопку звонка, и на этот раз ему пришлось ждать почти минуту, пока дверь открылась. Не очень хороший знак.

Он быстро поднялся по лестнице, перешагивая через две ступени. Как и неделю назад, здесь было пустынно и тихо, но Гронский чувствовал странное напряжение, как будто за каждой дверью кто-то стоял, замерев в ожидании, а на него самого смотрели разом десятки внимательных глаз.

Дверь на пятом этаже была открыта, но его никто не встречал. Гронский миновал коридор, прошел через пустую приемную и толкнул дверь в кабинет Кардинала.

Алина обернулась. Гронский стоял у входа, такой, каким она увидела его в первый раз — сейчас казалось, что с тех пор минула целая эпоха, — белая рубашка, черное пальто, немного помятый, немного растрепанный, с темной тенью щетины на лице. И даже выражение лица было то же, холодное, непроницаемое, за которым чувствовалась скрытая сила и, как сейчас понимала Алина, опасная угроза. Под расстегнутым пальто на поясе, совсем рядом с опущенной правой рукой, виднелась чуть заметная кобура.