Кровь и лед - Роберт Мазелло

— Ну а у тебя как дела продвигаются? — немного небрежно спросил Майкл.

— Смотря что ты имеешь в виду.

— Лекарство. Нашел какой-нибудь способ помочь Элеонор?

— Если ты спрашиваешь, сумел ли я всего за несколько дней разрешить самую большую загадку в истории гематологии, то отвечу «нет». Луи Пастер тоже не сразу добился результата.

— Извини, — сказал Майкл.

Дэррил мгновенно пожалел, что ответил так резко, и добавил:

— Но кое-какой прогресс наметился. Есть у меня несколько интересных наметок.

— Это хорошо. И даже здорово. Я очень на тебя надеюсь. — Майкл сразу воспрянул духом. — А мне содовой можно?

— Да, без проблем. Угощайся.

Майкл вытащил из холодильника бутылку содовой и, встав возле аквариума с рыбами Cryothenia Hirschii, сделал несколько глотков.

— У меня и самого появилась одна безумная идейка, — произнес он наконец, не поворачиваясь к Дэррилу лицом.

— Вот уж не думал, что ты силен в вопросах гематологии! — Дэррил закрыл колпачком очередную пробирку и сделал на ней помету. — Однако я готов выслушать любые выкладки.

— Я не об этом, — ответил Майкл. — Моя задумка заключается в том, чтобы на самолете обеспечения, который заберет меня, вывезти и Элеонор.

— Что?!

— И если бы ты нашел лекарство или хотя бы способ стабилизировать ее состояние, — продолжал Майкл, поворачиваясь к биологу, — я бы мог вернуть ее в цивилизацию.

— Ей надо не на самолетах летать, а на карантине сидеть под наблюдением специалистов Центра контроля заболеваний, — ответил Дэррил. — У нее болезнь крови, сопровождающаяся, как бы это помягче выразиться, серьезными побочными эффектами…

Но взгляд Майкла ему очень не нравился, и Хирш добавил:

— Этой женщине вход в мир людей строго-настрого запрещен. Неужели ты этого не понимаешь?

— Господи! Разумеется, понимаю! — раздраженно воскликнул Майкл.

— И если у тебя туго с памятью, то напомню, что теперь у нас есть второй пациент со сходной проблемой. Или ты планируешь и его взять с собой?

— Если бы мы нашли решение проблемы, — сказал Майкл упавшим голосом, — то да, взял бы и его. — Он сделал большой глоток содовой. — Пришлось бы.

— Это безумие. Самолет прилетает… э-э-э… через девять дней, кажется? — сказал Дэррил. — И знаешь что: искренне сомневаюсь, что на его борт, кроме тебя, взойдет еще кто-нибудь.

Майкл стоял как в воду опущенный. Запущенный им пробный шар сдулся, так и не успев толком взлететь.

— Что ты можешь сделать, — сказал биолог, чтобы подбодрить Майкла, — так это попросить Шарлотту поскорее предоставить мне образец крови этого вашего… напомни-ка его имя.

— Синклер Копли.

— Вот-вот. Синклера Копли. А пока, вместо того чтобы отвлекать меня всякими дикими идеями, пошел бы ты в комнату да поспал. Глядишь, утром тебе в голову ударит еще какая-нибудь бредятина. Покруче этой.

— Спасибо за совет. Может, и ударит.

— Буду ждать с нетерпением, — бросил Дэррил и, отвернувшись, снова погрузился в работу.

Прежде чем отправиться спать, Майклу предстояло заглянуть на узел связи. Он обходил его стороной несколько дней, хотя Гиллеспи оставил для него уже три сообщения с настоятельной просьбой перезвонить. У Майкла всякий раз находилась веская причина отложить разговор с редактором. Да и что он ему скажет? Что обнаруженные во льду тела благополучно растаяли… и ударились в бега? И что теперь ожившая парочка сидит под замком? Поверит ему Гиллеспи, как же… Или, может быть, рассказать, что случилось с Данцигом, а потом и с Экерли? Ну а что, взять да поведать историю про двух воскресших мертвецов, которых свела с ума какая-то загадочная зараза и превратила в этаких полярных зомби. Майклу даже любопытно стало, как далеко он сможет зайти в своем рассказе, прежде чем Гиллеспи открыто усомнится в его психическом здравии. А если редактор и узнает правду, то как поступит? Позвонит в штаб-квартиру ННФ в Вашингтоне и сообщит, что у сотрудников станции массовое помешательство и требуется немедленная эвакуация? Или сначала попытается переговорить с самим начальником базы, не кем иным, как Мерфи О’Коннором? Тем самым Мерфи О’Коннором, чьим последним напутствием было: «Что бы ни происходило на станции Адели, информация об этом должна оставаться на станции Адели».

Майкл позвонил Гиллеспи домой, надеясь, что попадет на автоответчик, однако редактор поднял трубку после первого же гудка.

— Надеюсь, я тебя не разбудил, — раздался на том конце голос Майкла сквозь статические потрескивания.

— Майкл?! — почти проорал в трубку Гиллеспи. — Как же трудно до тебя дозвониться!

— Есть немного. Но в таком месте не жизнь, а сплошная кутерьма.

— Подожди секунду. Я приглушу музыку.

Майкл уставился на оставленный кем-то на столе блокнот. На обложке от руки был нарисован Санта-Клаус на санях и, надо сказать, нарисован весьма недурно. Майкл мысленно вернулся на год назад, к Рождеству, тогда Кристин подарила ему походную палатку, а он ей — акустическую гитару… на которой ей так и не представилась возможность научиться играть.

— А теперь рассказывай, — снова заговорил Гиллеспи, — как там наша история продвигается? Я собираюсь обратиться в декоративно-художественный отдел, чтоб там как можно скорее приступили к подготовке обложки и макетов. Как только у тебя появится черновой материал текста — мне плевать, насколько сырой! — я должен сразу с ним ознакомиться. — Он тараторил так быстро, что слова, кажется, натыкались одно на другое. — Что там нового насчет тел во льду? Вы их уже разморозили? Какие-нибудь предположения есть относительно их происхождения?

Что Майкл мог ответить? Что он не только знает, кто они такие, но еще и знает их по именам, потому что те лично представились?

— Меня прежде всего интересует женщина, — признался Гиллеспи. — Как она выглядит? Полностью разложилась или все-таки ее можно будет поместить на всю страницу и не перепугать юных читателей?

Майкл был в полнейшем замешательстве. Не хотелось вешать на уши Гиллеспи лапшу, но и разглашать правду он определенно не собирался. Ему претила мысль о том, чтобы описывать Элеонор как неодушевленный объект, подходящий или не подходящий для публикации в журнале.

— Думаю, тело достаточно хорошо сохранят, чтобы его можно было где-нибудь экспонировать, — продолжал трещать Гиллеспи. — ННФ наверняка захочет похвастаться находкой, и не удивлюсь, если они выставят женщину на всеобщее обозрение в Смитсоновском институте.

У Майкла оборвалось сердце. Он сто раз успел пожалеть о том, что так поспешно проинформировал Гиллеспи об открытии, и теперь сокрушался, что не может повернуть время вспять и переиграть все заново. Не может скрыть правду. Хотя, может, и сейчас все еще можно исправить?