Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак

выбрать жену на севере Алемании, ибо тамошние женщины холодны. Славный рыцарь вернулся в Турень человеком весьма состоятельным и прожил долгую жизнь, никому не рассказывая о своём пребывании в королевстве Сицилийском. Позднее он вернулся в Палермо, дабы помочь сыну короля в его походе на Неаполь, и навсегда оставил Италию, когда оный принц был убит, как свидетельствуют о том летописи.

Помимо главного вывода этой истории, который сформулирован в заглавии её, а именно, что фортуна (равно как и судьба, и участь, и доля, и удача) всегда женского рода и всегда выступает на стороне женщин, из рассказа сего следует, что мужчины обязаны служить женщинам по многим и разным причинам, а также что молчание – это девять десятых мудрости. Тем не менее монах, поведавший историю эту, склонялся к тому, что из неё следует сделать другое столь же поучительное умозаключение: интерес, на коем зиждется дружба, её же разрушает. Вам самим надлежит выбрать из этих версий ту, что согласуется с вашим миропониманием и сиюминутными надобностями.

Об одном бедняке по прозвищу Дед-Ищи-Ветра-в-Поле

Перевод Е. В. Трынкиной

Старый летописец, предоставивший пеньку для плетения сего рассказа{148}, уверял, что жил в то время, когда эта история произошла в городе Руане, и сохранил в памяти своей, дабы передать потомкам.

В окрестностях сего прекрасного города, где сидел тогда герцог Ричард{149}, бродяжничал и христарадничал один добрый человек по имени Трибало, а по прозвищу Дед-Ищи-Ветра-в-Поле. Прозвали его так не за то, что он был сухим и невесомым, точно увядший листок, а потому, что он вечно бродил по путям и дорогам, горам и долам, спал под открытым небом, одевался в рубище да чужие обноски. Невзирая ни на что, в герцогстве его любили и привыкли к нему до того, что, коли целый месяц никто не видал его протянутой руки, люди спрашивали: «А где же Дед?» и слышали в ответ: «Да где? Ищи ветра в поле».

Отцом этого попрошайки был Трибало, который всю свою жизнь отличался таким трудолюбием, хозяйственностью и осмотрительностью, что сыну своему оставил состояние немалое. Однако юнец очень скоро пустил всё наследство по ветру, поелику был полной противоположностью папаши своего, который, возвращаясь вечером с поля, подбирал всё, что плохо лежит, и тащил в дом, говоря со знанием дела, что домой нельзя приходить с пустыми руками. Тем самым зимой он топил печь за счёт нерадивых да забывчивых, и правильно делал. Все в округе признавали, что Трибало дал им хороший урок, ибо уже за год до его смерти никто не бросал дров на дороге и даже самые рассеянные научились внимательности да рачительности. Сын доброго примера с отца не взял и промотал всё до нитки. Отец его знал, что так и будет, ибо сын с малолетства его не слушался. Когда Трибало посылал его стеречь поле и отгонять воровавших горох, бобы и пшеницу птиц и, главное, наглых и озорных соек, малец наблюдал за ними и ими любовался. Очень ему нравилось, как ловко и красиво они садятся, взлетают с добычей в клюве и возвращаются, высматривая одним глазом силки и растянутые сети, и неслух хохотал до слёз, видя, с какой лёгкостью птицы обходят все ловушки. Папаша Трибало серчал и бесился, то и дело обнаруживая убыль зерна. Но как он ни драл сына за уши, когда заставал его валяющимся на травке, ничего не помогало: сын по-прежнему восхищался птицами и по-прежнему наблюдал за дроздами, воробьями и прочими ушлыми побирушками. И однажды отец сказал, что ему стоит у птиц поучиться, ибо, если он и дальше будет себя так вести, в старости ему придётся точно так же попрошайничать и точно так же его будут отовсюду гнать и преследовать. Отец как в воду глядел, ибо сын, как уже было сказано, скоренько порастратил всё, что родитель его годами копил: с людьми он обходился, точно с воробьями, каждому позволял запускать руку в свой карман, лишь восхищаясь тем, сколь ладно да проворно его обчищают. И когда в его карманах ветер засвистел, Трибало-младший ничуть не опечалился, говоря, что ни за какие земные блага не продаст свою душу, а лучше станет ума набираться в птичьей школе.

Погулявши и позабавившись, обнаружил он, что осталось у него всего ничего: кружка, купленная на ярмарке Ланди, да три игральные кости, то есть всё, что нужно, чтобы пить и играть. Так что побрёл он налегке – не то что богачи, кои не умеют ходить пешком и повсюду таскают за собой возы, гружённые коврами и посудой, да в придачу толпу слуг. Трибало захотел прибиться к старым своим приятелям, но не тут-то было: всех их словно ветром сдуло, и посему он и сам решил больше ни с кем не водиться и никого не признавать. Однако голод не тётка, и, поразмыслив, понял он, что ему нужно такое занятие, чтобы, ничего не делая, ни в чём недостатка не испытывать. Тут вспомнились ему беспечные дрозды да воробьи, и он избрал для себя ремесло попрошайки. С первого же дня добрые люди стали подавать ему милостыню, и довольный Трибало нашёл ремесло нищего весьма приятным, надёжным и безопасным. И везде он чувствовал себя как дома, сердце его ликовало, и в положении своём он находил больше утешения, чем люди богатые в своём богатстве. Он смотрел, как крестьяне сеют, сажают, косят и жнут, и думал, что работают они и на него тоже. Тот, кто откармливал поросёнка, и не подозревал, что кусочек свинины перепадёт Трибало. Пекарь знать не знал, что печёт хлеб для Трибало. Но он ничего не брал силой, напротив, люди, подавая ему, говорили ласковые слова:

– На, Дед-Ищи-Ветра-в-Поле, подкрепись. Всё хорошо? А вот ещё – кошка надкусила да бросила – возьми, доешь.

Дед-Ищи-Ветра-в-Поле был тут как тут на всех свадьбах, крестинах и даже похоронах, ибо он шёл туда, где веселились и угощали. Он свято соблюдал устав и каноны своего ремесла и палец о палец не ударял, ибо, будь он способен хоть к самой немудрёной работе, никто бы ему не подал и ломаного гроша. Заморив червячка, сей мудрый человек располагался на краю канавы или у церковной стены и размышлял о делах государственных; в общем, он относился к жизни, как его милые учителя: воробьи, дрозды да сойки, и, попрошайничая, много думал, и пусть одевался беднее бедного, зато мыслями был богат. Его размышления весьма забавляли добрых людей: подавая деду милостыню, они в качестве благодарности пожинали плоды его размышлений.