Современный грузинский рассказ - Нодар Владимирович Думбадзе

вечной доброты приносит девочка тайком от родных сладости или любимую игрушку своему больному товарищу, и это чувство противоборства, постигнутое магическим детским инстинктом, поначалу сковывает обоих своей необычностью — первую именно от ощущения собственного превосходства, а второго тем, что он догадывается о неловком положении подруги, попирающей собственное превосходство, словно подчеркивающей свою беспомощность и роковую покорность и тем самым вселяющей в него уверенность в себе. Коба улыбнулся, сочувственно и с благодарностью обнял ее за плечи и нежно привлек к себе — в течение всего этого времени он впервые коснулся ее так смело, но она с упрямством обиженного высвободилась из его объятий и уже с непритворным страхом, в надежде услышать от него слова утешения, выдохнула:

— Господи, видишь, что я, глупая, натворила?

— Вижу.

— И что?

— Ну, пока в этом ничего страшного нет! — попытался он пошутить.

— Конечно, дальше будет интереснее. Поезд уходит в десять?

— Куда ты собралась?

— Домой, к детям. Куда же еще?

Коба, догадавшись, что сказано это было всего лишь для красного словца и в собственное оправдание, решил, что сейчас не стоило ей что-либо отвечать и тем более выражать какое бы то ни было сожаление. Она поняла его и, положив конец этой лицемерной игре, взяла под руку и уже с нескрываемым интересом спросила:

— И куда же мы идем?

— Пока что уходим отсюда, — сказал Коба и повел ее к выходу. — Надо где-нибудь пообедать. Пять часов, а у меня и маковой росинки во рту не было.

— Бедняжка! — с кокетливой жалостью сказала она и повисла у него на руке. — Бедный голодный ребенок! Пойдем, я покормлю тебя.

Вот он стоит рядом с ней, касается живой ткани ее шелестящего платья — кажется, что утренний ветерок играет проснувшимися прохладными ветвями мединии, — чувствует сухой запах ее развевающихся на ветру волос и слышит спокойный, погруженный в трепетное ожидание голос:

— Мы в город?

— Не знаю, но тем не менее нам нужна машина.

— Чего же мы ждем?

— Видишь, какая очередь?

— Мы не можем ждать. Пойди и скажи им, что это для нас невозможно, что у нас осталось всего несколько часов и что нам до-ро-га каждая минута, — Ивлита подчеркнуто четко, по слогам произносила каждое слово и, по-детски кивая при этом головой, старалась попасть в такт собственным словам. — И куда они спешат?

— Домой.

— Успеют. Я бы тоже встала в очередь, если бы шла домой, но я не иду домой. Ты же видишь, что я не иду.

— Вижу, — усмехнулся Коба.

— А знаешь, почему?

— Потому что до отхода поезда еще есть время. А последний самолет уже улетел.

— Потому что я сумасшедшая!

Ивлита вдруг остановилась и громко, словно приняв окончательное решение, сказала:

— Отвезти на вокзал.

Ее строгий тон привел Кобу в замешательство.

— Все равно теперь ты уже не уедешь.

— Доеду до Самтредиа, а там уж доберусь как-нибудь.

— Ты же знаешь, до десяти часов поезда уже не будет.

— Что же мне делать? — отчаявшись, сказала Ивлита и беспомощно оглянулась по сторонам.

Коба протянул чемодан шоферу, открыл заднюю дверцу и пропустил вперед Ивлиту. Зачарованный, смотрел он на то, как рассыпались ее мягкие, блестящие волосы, как по-кошачьи ловко скользнула она в глубь салона, прямо к противоположному окну и, едва опустившись, тотчас подобрала ноги и, устроившись поудобнее, словно наказанная школьница, сжалась в комочек, прильнула к окну и замерла.

— В ресторан! Ты, наверное, знаешь местечко поспокойнее, — сказал Коба шоферу.

Тот неожиданно для Кобы глубоко задумался и сочувственно произнес:

— До города я вам ничего предложить не могу.

— А в чем же дело, разве это не курортная зона?

— Курортная зона там, а здесь обычная городская окраина. В аэропорту не были?

— Да нет, как-то не подумал, что там может быть ресторан.

— А в ботанический сад не хотите? Тут всего двадцать километров.

— Поехали!

Ивлита не произнесла ни слова, она сидела вполоборота к Кобе и смотрела в окно, и ему стало вдруг неловко из-за своего хозяйски-повелительного тона, он решил как-нибудь пошутить и, не сумев ничего придумать, как бы извиняясь, спросил:

— Надеюсь, это не очень далеко?

Она, не отрывая взгляда от окна, пожала плечами, потом внезапно, будто бы только сейчас вникнув в смысл вопроса, нервно обернулась и идущим из глубины горла, чуть глуховатым голосом сказала:

— Нет, не очень далеко, — и, словно подбадривая его, улыбнулась короткой, напряженной улыбкой.

А машина уже выехала из еловой аллеи и помчалась по обсаженной цитрусовыми деревьями и эвкалиптами магистрали. Ветерок, ворвавшийся в опущенное окно, закружил в душном салоне и наполнил его пьяным ароматом растений, растений или этих волос, так трогательно обрамляющих светящееся спокойной радостью лицо, растений или этого дивного тела, чужого и в то же время удивительно близкого, которое он чувствует совсем рядом, невероятно близко, всего на расстоянии вытянутой руки, которое он создал в туманных глубинах собственной мечты и которое волнует и восхищает его своей реальностью и зыбкой призрачностью.

Неужели это то самое лицо, которое, словно загадочный талисман, притягивало двенадцатилетнего мальчика и никогда до конца не раскрывало своей тайны (что за неуловимый оттенок, подобный подкрадывающемуся к затаившейся в рогозе зеркальной глади воды ветерку, скользил временами по этому лицу), неужели это то самое тело, которое будило в мальчике животное желание скорости, полета, освобождения от какой-то сковывающей тяжести — не в то ли далекое детство мчат его сейчас с головокружительной быстротой вертящиеся колеса! Вдруг Коба заметил, что женщина самозабвенно, отрешенно отдалась физическому ощущению стремительной скорости машины, и понял, что эта бешеная езда, мягкое шуршание покрышек по асфальту, зеленая река садов по обочинам, с неуловимой быстротой несущаяся вспять вдоль тянувшейся широкой лентой автострады — казалось, бились о стекла гулкие брызги